Книга утраченных имен - Кристин Хармел

мать, ведь она не желала причинить ей боль, но мадам Барбье была права. Если Франция падет, ее мать в конце концов депортируют просто из-за того, что в ее жилах течет еврейская кровь. Долг Евы – помешать этому, а значит, ей необходимо вернуться к работе.

Улицы были пустынными, и по дороге к церкви никто не потревожил ее. У алтаря горели свечи, Ева опустилась на колени, чтобы помолиться. Ее больше не смущало, что этот распятый на кресте человек с добрыми печальными глазами не должен ничего для нее значить. Теперь она знала – все они на одной стороне. Она молилась о матери и об отце; молилась о Реми; молилась, чтобы у нее хватило сил поступать по совести, какой бы смысл она в это ни вкладывала.

Полчаса спустя Ева тихонько проскользнула в потайную библиотеку и зажгла фонарь, в ее душе воцарился покой, которого она уже давно не испытывала. Возможно, все дело было в словах, сказанных мадам Барбье о спасении Франции, или Бог услышал ее молитвы и помог выбрать правильную дорогу. Она села за работу, и тяжелый груз упал с ее плеч; возможно, поэтому ее почерк стал увереннее и сам процесс пошел быстрее. К полуночи она закончила еще три комплекта документов для детей, которые недавно прибыли в Ориньон.

Наступил комендантский час, и возвращаться в пансион было поздно. Руки Евы болели от напряжения, а мысли все еще путались в голове. Она встала, чтобы немного размяться, походила по комнате, а затем решила вернуться в храм и еще раз помолиться. Прежде это помогало ей успокоиться, а сейчас ей особенно требовалось утешение.

Она приоткрыла дверь библиотеки, как вдруг услышала голоса, доносившиеся из глубины церкви. Ее сердце бешено забилось, она тут же нырнула обратно в тень. Кто мог оказаться здесь в столь поздний час? Просто закрыть дверь теперь было слишком опасно. Разговор продолжался. Ева поняла, что не привлекла к себе внимания, но удача могла отвернуться от нее, если она попробует запереться. Поэтому она замерла на месте и постаралась дышать как можно тише.

Оба голоса принадлежали мужчинам. Еве понадобилось некоторое время, чтобы узнать в одном из говоривших отца Клемана. Она немного успокоилась – у него были все основания находиться здесь, пусть и не в самое подходящее время. Другим мужчиной мог оказаться один из участников Сопротивления или даже какой-нибудь отчаявшийся прихожанин, который пришел сюда в поисках Господа.

В тот момент, когда Ева перевела дух, тот другой человек заговорил снова, и она едва смогла сдержать крик ужаса. У мужчины был явный немецкий акцент. С замирающим сердцем она тихонько сделала несколько шажочков вперед, стараясь ступать бесшумно. «Этому должно быть какое-то логическое объяснение», – пронеслось у нее в голове.

Но когда она наконец выглянула из-за скамьи, находившейся рядом с дверью в библиотеку, и увидела в противоположной стороне зала отца Клемана, кровь застыла у нее в жилах. Рядом с ним стоял мужчина примерно того же возраста, что и Ева, у него были светлые волнистые волосы и румяные щеки.

Одет он был в нацистскую форму.

Ева зажала рот ладонью и снова спряталась в тени. Ей конец. «Если, конечно, эта встреча не носит обыденный характер, – напомнила она себе. – Немец вполне мог обратиться к отцу Клеману за религиозным наставлением. Возможно, я слишком поспешно делаю выводы».

Но когда она вслушалась в их беседу, от ее оптимизма не осталось и следа.

– Переброска намечена на тринадцатое, – сказал немец так тихо, что она едва смогла разобрать его слова.

– Раньше, чем планировалось. – Голос отца Клемана звучал четче.

– Да. Поэтому я и пришел. Мне нужны имена.

– И что потом?

– Мы ожидаем, что в начале недели приедут Шрёдер или Краузе.

– Значит, это все?

– Пока что да. Список у вас?

– Вот он.

– Я сделаю все, что в моих силах.

Ева услышала шуршание, а несколько минут спустя – шаги. Она осторожно попятилась назад, стараясь слиться со стеной. Шаги отдалялись, судя по звуку, в сторону выхода из церкви. Она снова задержала дыхание, пока не услышала, как открылась и закрылась дверь. Отец Клеман, вероятно, вышел вместе с немцем, так как она больше не слышала шагов. Ее сердце громко стучало, но она подождала еще пару минут, а затем быстро прошмыгнула в библиотеку и закрыла за собой дверь. Если отец Клеман застанет ее, она притворится, будто находилась здесь все это время.

Ева села за маленький стол, ее руки дрожали. Неужели отец Клеман предал их? Он обменивался информацией с нацистами? Она снова мысленно прокрутила в голове услышанный разговор. Эти двое общались дружелюбным тоном. Священник был хорошо осведомлен о том, какие фамилии носили упомянутые в разговоре немцы. И он передал немцу какой-то список. Но что это могло значить? Возможно, отец Клеман затеял какую-то сложную партию, о которой она ничего не знала? Или она вообще все не так поняла?

В этот момент у двери в библиотеку послышался шорох, и Ева испуганно охнула. Когда же дверь начала открываться, Ева, положив голову на руки на столе, притворилась, будто заснула во время работы. Ее все еще трясло, однако она заставила себя глубоко и медленно вдохнуть. Почувствовав, что она уже не одна в помещении, Ева изобразила тихий стон в надежде, что это отвлечет внимание отца Клемана от ее рук, дрожь в которых она так и не смогла унять.

– Ева? – тихо спросил отец Клеман. – Ева, ты проснулась?

Ева крепко зажмурилась и стала мысленно молиться, чтобы он ушел. Он постоял еще несколько секунд, вздохнул и пробормотал себе под нос что-то неразборчивое. Потом она услышала его шаги, и дверь в библиотеку снова открылась. Из-под ресниц Ева наблюдала за тем, как отец Клеман, все еще одетый в сутану священника, тихо вышел из библиотеки в церковь. Он затворил за собой дверь и оставил ее в кромешной тьме.

Глава 22

До самого рассвета Ева не смела не то что покинуть библиотеку, но даже пошевелиться. Во время этого мучительного ожидания ее все же сморило; это был даже не сон, а странная полудрема, полная кошмаров, – ей снились чудовища в человеческих одеждах.

В начале девятого утра она наконец решилась выйти из библиотеки; отца Клемана нигде не было видно. Лишь вернувшись в пансион, Ева смогла перевести дух. Ее мать все еще в ночной рубашке и халате пила ячменный кофе в гостиной, она устало посмотрела на вошедшую Еву.

– Ночь за ночью я с ума схожу, переживая за тебя, – сказала она вместо приветствия. – Но тебя, похоже, это совсем не волнует?

У Евы гудела голова.

– Мамуся, я не могу сейчас с тобой говорить. Мне нужно найти Жозефа.

Лицо мамуси тут же посветлело.

– Жозефа? Вот замечательно! Может, пригласишь его еще раз