Смутное время. Крушение царства - Руслан Григорьевич Скрынников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отношение бояр и Лжедмитрия к восставшим было неодинаковым. Знать не сомневалась в том, что казаки готовы посчитаться с «лихими» боярами, из-за которых они «избыли» царской службы и жалованья. Отрепьев длительное время сам возглавлял повстанческое движение и на этот раз рассчитывал повернуть его в нужное русло. В конце апреля 1606 года Лжедмитрий послал к «Петру» доверенного дворянина Третьяка Юрлова с письмом. По словам С. Немоевского, он определенно признал «царевича» своим племянником и пригласил его в Москву, обещая владения. Скорее всего, пишет Немоевский, Лжедмитрий хотел заполучить в свои руки нового самозванца, опасаясь от него затруднений, а может быть, царь намерен был хорошо с ним обойтись. Я. Маржарет излагает содержание письма несколько иначе. По его словам, «Дмитрий» с некоторой уклончивостью писал казацкому «царевичу», что если он — сын его брата Федора, то пусть будет желанным гостем; если же он не истинный, то пусть удалится прочь. К грамоте прилагалась подорожная, предписывавшая выдавать «царевичу Петру» корм на всем пути в Москву. Сам «Петр» изложил смысл царского обращения к нему следующим образом: «Из-под Астрахани казаки пошли вверх Волгою к Гришке ростриге [ко] двору и дошли до Самары, и тут-де их встретили от ростриги под Самарою с грамотою, и Третъяк Юрлов велел им идти к Москве наспех».
Неверно было бы заключить, что вольные казаки и приставшая к ним чернь изверились в Лжедмитрии к концу его недолгого правления. Повстанцы рассчитывали найти общий язык с московским государем даже после того, как выдвинули из своей среды нового самозванца. Но восставшие готовы были посчитаться с «лихими» боярами. Последнее обстоятельство дало повод московским властям обвинить Лжедмитрия (после его смерти) в том, что тот «сам вызвал человека (нового самозванца Петрушку. — Р. С.), который в крайней нужде мог оказать ему помощь», после того как «со множеством казаков явился на Волге».
Восстание на Волге показало, сколь неопределенными и изменчивыми были настроения низов. Идея «доброго царя» не утратила власти над умами, но ее персонификация могла измениться в любой момент.
Тем временем отношения между Россией и Речью Посполитой все больше осложнялись. Сигизмунд III окончательно утратил доверие к своему ставленнику в Москве. Принятие Лжедмитрием императорского титула, намного превосходившего королевский, переполнило чашу его терпения. В Польше все чаще говорили, что московский царь намерен завладеть польской короной. Чтобы предупредить опасность, Сигизмунд направил в Москву с посольством Александра Гонсевского. Будучи в Кракове, Гонсевский вел строго секретные переговоры с гонцами московских бояр-заговорщиков Шуйских и Голицыных. Когда Гонсевский прибыл в русскую столицу, ничто не мешало ему установить прямой контакт с руководителями заговора. На приеме в Кремле польские послы подвергли царя неслыханному унижению. Сигизмунд приказал именовать «Дмитрия» великим князем, отказав недавнему протеже не только в императорском, но и в царском титуле. Королевский демарш ободрил заговорщиков и побудил их поспешить с исполнением своих планов. Захватив трон, Отрепьев не упускал случая указать боярам на свои особые отношения с повелителем могущественного соседнего государства. На приеме в Кремле послы нанесли Лжедмитрию хорошо рассчитанный удар. Шаткий трон лишился еще одной подпорки. Знать, теснившаяся в дворцовых палатах, едва скрывала свои подлинные чувства. Заговорщики не сомневались более в том, что в случае переворота Сигизмунд не окажет «Дмитрию» никакой поддержки.
Самозванец принужден был проглотить оскорбление. Через несколько дней он пригласил на частную аудиенцию одного из своих друзей иезуитов и заявил ему, что под царскими знаменами в Ельце стоит сто тысяч человек и достаточно его знака, чтобы армия обрушилась на неприятеля; он сам еще не решил, направить ли эту армию против турок или против кого-нибудь другого. Без всякой паузы Лжедмитрий тут же стал жаловаться на обиды, нанесенные ему польским королем. Он не сомневался, что его слова немедленно будут переданы по назначению.
Прибытие Мнишека с воинством ободрило Лжедмитрия. Но успех связан был с такими политическими издержками, которые далеко перекрыли все ожидавшиеся выгоды. Брак Отрепьева с Мариной, заключенный вопреки воле Боярской думы и духовенства, окончательно осложнил положение.
Царскую свадьбу предполагалось отпраздновать в воскресенье 4 мая 1606 года. Но в назначенный день свадьба не состоялась. Духовенству и ближним боярам понадобилось еще несколько дней, чтобы выработать приемлемую процедуру венчания Марины Мнишек с царем и ее коронации. Втайне жених просил у папы римского разрешение на миропомазание и причащение Марины по православному обряду. Без подобного акта Мнишек не могла стать московской царицей. Ватикан отвечал царю решительным отказом. Опасаясь скандала в церкви, Отрепьев решил соединить церемонии свадьбы и коронации воедино. Православное духовенство и дума согласились исполнить его волю лишь после долгих препирательств и споров.
Свадьбу отпраздновали 8 мая 1606 года во дворце. Поутру молодых привели в столовую избу, где придворный протопоп Федор торжественно обручил их. В Грановитой палате князь Шуйский кратко приветствовал невесту, и обрученных проводили в Успенский собор. Патриарх торжественно короновал Марину, предварительно совершив обряд миропомазания. К великому смущению русских, царица не взяла причастия, как того требовала утвержденная думой процедура. Многие присутствующие не могли скрыть замешательства и негодования. Среди гостей прошел ропот. Коронация Марины в Успенском соборе явилась неслыханным нарушением всех норм и приличий. Православным царицам даже многолетие стали петь лишь со времен Годунова. Но и такое безобидное новшество современники воспринимали как неслыханное бесстыдство. Отказ Марины принять причастие возмутил православных. Зато послы и польские гости были удовлетворены. Едва коронация кончилась, как дьяки под разными предлогами выставили послов и иноземцев из церкви и заперли двери за их спиной. Как только нежелательные свидетели удалились, патриарх обвенчал царя с Мнишек по православному обряду. Польские дамы, задержавшиеся подле невесты, со смехом описывали мужьям, как молодые приняли от патриарха вместе с благословением по кусочку хлеба и глотку вина. Присутствующие приветствовали обращение царицы в православную веру. В тот день Марина показала себя достойной ученицей иезуитов. Невзирая на запрет Ватикана, она приняла православное причастие без тени смущения или колебания. Вероотступничество не слишком тревожило Мнишек. Куда больше ее занимало, хороша ли она в русском платье, в которое обрядили ее по настоянию бояр.
Вельможи давно уже знали, что за птица был их государь. Но они все еще усердно разыгрывали свои роли. Стоило Гришке кивком подать знак Василию Шуйскому, и тот раболепно склонялся к трону, чтобы
