Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников

При виде вошедших обнаженных девушек знатные монголы перестали вкушать пищу, разглядывая красивых стройных невольниц с откровенно похотливым любопытством. В гриднице зазвучали громкие возбужденные реплики на непонятном монгольском наречии. Было видно, что пирующие весьма довольны внешней прелестью всех пятерых невольниц.

Желтолицый толстяк расставил пленниц таким образом, чтобы они образовали полукруг позади сидящих на коврах знатных монголов. Девушек заставили опуститься на колени, каждой был дан в руки горящий масляный светильник.

Пребрана оказалась в самом центре этого полукруга.

Свет от пяти масляных ламп озарил половину обширного покоя с высокими массивными сводами, которые покоились на четырех дубовых столбах.

Пребрана не успела толком рассмотреть сидящих перед ней имовитых степняков, не успела она и оправиться от охватившего ее сильнейшего страха.

Дверь в гридницу с шумом распахнулась, четверо татарских воинов в кольчугах и шлемах грубо приволокли за косы и поставили на колени перед пирующими монгольскими ханами двух обнаженных молодых женщин.

Пребрана сразу узнала обеих: это были княгини Евлампия и Зиновия, жены князей Олега Красного и Глеба Ингваревича. Обе в последнее время часто бывали в Успенском соборе вместе с княгиней Агриппиной Ростиславной, доводившейся бабушкой их мужьям.

Евлампия была под стать своему мужу-красавцу, люди по всей Рязани заглядывались на нее, где бы она ни появлялась. Это была высокая статная красавица с длинными светло-русыми волосами и большими голубыми очами. В каждой черточке ее лица сквозили выразительность и совершенство, одинаково заметные и притягательные постороннему взгляду с любого расстояния и ракурса.

Оказавшаяся в столь унизительном положении, княгиня Евлампия держалась с удивительным спокойствием, взирая на глазеющих на нее татарских ханов как на пустое место. Нагота Евлампии лишь добавляла ей внешней прелести, так как совершенные формы ее фигуры служили гармоничным дополнением благородным чертам ее лица.

Княгиня Зиновия, в отличие от Евлампии, не могла скрыть страха перед татарами, ее колотила мелкая дрожь, а на щеках у нее виднелись следы от обильно пролитых слез. Белокурая и белокожая Зиновия имела гибкое и стройное сложение, ее плечи и бедра порозовели от долгого нахождения на холоде. Посиневшими на ветру пальцами рук Зиновия то утирала слезы с глаз, то поправляла свои растрепанные волосы, то пыталась хоть как-то прикрыть ими свою роскошную грудь с большими алыми сосками.

В тонких нежных чертах лица Зиновии, в ее овальных, как у лани, очах, чуть вздернутом носе и чувственных капризных устах было что-то детское и непосредственное. Да и вся она выглядела как избалованная девочка, страдающая от того, что волею судьбы оказалась во власти безжалостных людей.

По знаку желтолицего толстяка к двум обнаженным княгиням приблизился толмач, который стал переводить им то, что говорили двое из татарских ханов. Толмач сказал на ломаном русском, что Евлампия отныне становится наложницей Берке, брата Бату-хана, а господином Зиновии отныне будет Шейбан, другой брат Бату-хана.

Если Зиновия выслушала толмача с покорным видом, стыдливо опустив глаза, то Евлампия хладнокровно заявила, что ничьей наложницей она никогда не будет. При этом в глазах Евлампии, взирающей на знатных монголов, было столько презрения, что хан Берке не выдержал и что-то прорычал на своем грубом наречии.

Толмач сказал Евлампии, что хан Берке волен овладеть ею хоть сейчас, поэтому надменность голой голубоглазой княгини здесь неуместна.

Евлампия дерзко усмехнулась и промолвила, что хан Берке может повелевать своими косоглазыми воинами, но только не ею.

«Твой хан что же думает, коль он раздел меня донага, то этим самым превратил меня в рабыню?» – обратилась она к толмачу.

Когда толмач перевел на монгольский язык все сказанное Евлампией, хан Берке стремительно вскочил с ковра с перекошенным от злобы лицом. Он повелел слугам постелить на пол свернутый в несколько раз мягкий войлок и уложить на него Евлампию.

Пребрана с замирающим сердцем наблюдала за тем, как кривоногий широкоплечий хан Берке, сбросив с себя халат и широкие шелковые штаны, навалился сверху на распростертую на войлоке Евлампию, которую двое слуг держали за руки, не позволяя ей подняться. Смуглое волосатое тело Берке казалось грязным и нескладным на фоне прекрасного белого тела Евлампии. Толстый интимный орган хана подобно тарану вонзился в узкую розовую щель княгини, а его волосатая широкая задница задвигалась в торопливом нервном темпе меж раскинутых в стороны белоснежных женских бедер. Вцепившись темными сильными пальцами в округлые груди Евлампии, хан Берке что-то торжествующе выговаривал ей прямо в лицо, на котором была все та же маска спокойного безразличия.

Видя, что Евлампия совершенно безучастна к тому, что вытворяет с нею хан Берке, ханские слуги перестали держать ее за руки, отступив в стороны.

Четверо других ханов со смехом переговаривались между собой, попивая кумыс из золотых чаш и не без зависти наблюдая, как Берке вкушает сладость от обладания такой знатной и красивой пленницей.

Неожиданно Евлампия обвила крепкую шею Берке своими гибкими руками, приблизив свои уста к его устам. Разгоряченный страстью Берке замер в ожидании поцелуя. Однако вместо лобзания Евлампия вцепилась зубами в нижнюю губу хана, а ее пальцы расцарапали ему лицо.

Берке взвыл от боли и так стремительно отпрянул от Евлампии, словно его ошпарили кипятком. Евлампия тоже вскочила и бросилась на своего насильника, как разъяренная пантера. Она с такой ненавистью на лице вцепилась в волосы хана, что подбежавшие слуги с немалым трудом смогли оттащить ее от растрепанного и расцарапанного в кровь Берке.

Все находившиеся в гриднице были потрясены увиденным.

Теперь ханы-чингизиды уже не смеялись и не подтрунивали над Берке, который орал на слуг и воинов, брызгая слюнями и раздавая зуботычины. Надменная гордыня вмиг слетела с Берке, который зажимал тыльной стороной ладони свою кровоточащую губу.

Дождавшись, когда слуги свяжут Евлампии руки за спиной, хан Берке схватил княгиню за волосы и подтащил ее к одной из жаровень. Свирепо ощерив редкие зубы, Берке обеими руками согнул Евлампию над жаровней, вдавив ее лицо в месиво из раскаленных углей. Княгиня забилась в руках своего мучителя, издав такой жуткий вопль, что из соседних теремных помещений в гридницу сбежались ханские телохранители и много других слуг.

Громкий крик Евлампии через несколько страшных мгновений сменился предсмертным хрипом. Берке поспешно отдернул свои руки от головы несчастной в тот миг, когда ее густые волосы вспыхнули ярким пламенем.

Увидевшая все это Пребрана вскрикнула от ужаса, закрыв лицо руками. Ее трясло, как в лихорадке. Потрясены и напуганы были и четверо других девушек, стоящих на коленях со светильниками в руках.

Тело бездыханной Евлампии с черной сгоревшей головой два татарских воина выволокли за ноги из гридницы.

Рассерженный хан Берке пожелал овладеть княгиней Зиновией, которая после увиденного тряслась как осиновый лист. Хан Шейбан не стал возражать брату, видя, в каком тот взвинченном состоянии.

Зиновия покорно распростерлась перед ханом Берке на том же месте, где перед этим лежала Евлампия. Страшась злобного взгляда Берке, Зиновия закрыла глаза. Убийца Евлампии грубо и сильно буравил своим мощным жезлом нежное лоно Зиновии, закинув ее стройные ноги себе на плечи. Берке упивался беспомощностью и податливостью испуганной Зиновии, намеренно причиняя ей боль, то с силой вцепляясь пальцами в ее бедра, то принимаясь кусать ее грудь. Блаженные стоны Берке более напоминали рык хищного зверя, дорвавшегося до желанной добычи.

После Берке с белокурой соблазнительной Зиновией пожелали совокупиться четверо других ханов. Братья Берке поочередно насиловали юную сломленную страхом княгиню, бросая перед этим жребий. Это действо сопровождалось смехом и прибаутками захмелевших ханов, которые всячески изощрялись, унижая Зиновию, то заставляя ее ползать на четвереньках, то отдаваться своим мучителям в откровенно бесстыдных позах. Зиновия плакала и стонала от боли, утоляя похоть пятерых мужчин. Наконец она лишилась чувств, и ханские слуги уволокли ее за руки в дальний угол гридницы, бросив там на расстеленной на полу медвежьей шкуре.

Бату-хан появился в Рязани ближе к вечеру, желая своими глазами осмотреть город русов, оказавший ему столь упорное сопротивление.

Сопровождаемый отборными конными телохранителями, Бату-хан проехал по главной улице Рязани, заваленной телами мертвых русичей, мужчин и женщин, раздетых донага. Своих убитых татары успели убрать к приезду джихангира.

Бату-хан спросил у темника Бурундая, почему на улицах Рязани так много убитых русских женщин.