Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский

В северном портике Филипп еще больше отстал от Иисуса. Животных здесь не было. Но между колонн густо разместились разного рода продавцы, которые торговали ладаном, маслом, вином, крупной жертвенной солью, пшеничной и ячменной мукой — то есть предметами, необходимыми для храмового богослужения, а также, казалось бы, совершенно посторонними для Храма предметами. Так, на пути Филиппа оказался пожилой человек, который торговал замками, запорами и замочками. И не успел Филипп пройти мимо этого торговца, как двое крепких и молодых людей подошли к столику и перекрыли Филиппу дорогу.

— Не понял, — сказал один из молодых людей, сурово глядя на продавца.

— Очень нужная вещь, добрые люди, — тут же приветливо откликнулся торговец. — Праздник. Много разного люда. А замочки мои никто не откроет, кроме хозяина.

Молодые люди быстро переглянулись. И второй насмешливо спросил:

— Откуда ты, деревенщина?

— Вы хотите знать, из какого я селения? — вежливо уточнил торговец замками.

— Плевать мне, из какого ты селения, — грубо ответил ему первый молодец. А второй ласково объяснил:

— Платить надо, дед. Заплати за место и торгуй во славу Божью.

— Но я уже заплатил… При входе. Стражнику…

— Насрать мне на стражника! — крикнул первый. А его спутник, похоже, обиделся:

— Ты что, совсем тупой?! Тебе непонятно объясняют?!

Дальше Филипп не стал слушать. Он вернулся назад и через другой ряд колонн вышел в первый храмовый двор, который назывался Двором язычников.

И снова очутился среди стада быков, овец и ягнят. Отталкивая от себя животных, осторожно отодвигая торговцев и покупателей, сквозь гомон и крики, зловоние и нечистоты, суету и мельтешение Филипп стал пробираться к восточной колоннаде, так называемому Соломонову портику. Он уже сильно отстал не только от Иисуса, но и от второй группы апостолов, и даже многие «просто ученики» теперь оказались впереди, а вместе с Филиппом через толчею пробирались уже только женщины и те любопытствующие, которые встретили Иисуса у Овечьих ворот и последовали за ним в Храм.

А к портику Соломона Филипп направился потому, что, судя по скоплению народа, Иисус остановился возле первого ряда колонн, напротив Красных ворот, и слишком много людей окружило его со стороны двора, так что намного удобнее было приблизиться к Учителю через восточную колоннаду.

Под сенью высокой аркады и расписных потолков, на мозаичном полу, между двумя рядами мраморных белых колонн с коринфскими капителями, возле восточной стены стояли столы и сидели менялы. Тут было тише и спокойнее, чем на открытом дворе среди мычания и блеяния животных. И тень тут была, и была прохлада от камня. Но и здесь, под сводами портика, гудели голоса, спрашивали и отвечали, спорили и торговались, и мрамор усиливал звуки.

В проходе между колоннами было немного людей, и Филипп без особого труда и сравнительно быстро добрался до того места, где народ толпился вокруг Иисуса. Внедряться в толпу и протискиваться к Учителю Филипп поленился и, прислонившись к колонне, стал ждать, пока рассеется толпа либо Зилот со своей командой раздвинет ее в стороны, чтобы освободить путь Христу.

У колонны, возле которой остановился Филипп, стоял длинный стол. На нем стопками лежали монеты, а за столом сидели менялы. Один из них разговаривал с богомольцем:

— Ты дал мне один коллубчик, милый господин. А где два остальных?

— О чем ты, меняла? Какие «два остальные»?

— Еще два коллубчика с тебя причитаются. А как же.

— За что? Я ведь уже заплатил тебе за обмен.

— Совершенно справедливо, милый господин. За обмен ты мне уже заплатил. И вот он, твой коллубчик, лежит передо мной. Но ты дал мне статирчик, не так ли?

— Ну, да, статир.

— А я дал тебе два полсикля. Правильно?

— Ну, так, верно.

— Значит, я дал тебе сдачу. Или я не дал тебе сдачи?

— Ну, дал ты мне сдачу.

— А за сдачу, милый господин, тоже надо платить. И тоже коллубчик. Итого выходит уже два коллубчика: коллубчик за обмен и коллубчик за сдачу.

— Ну, ты даешь, меняла. Шесть ассариев за обмен и еще шесть ассариев за сдачу… Но погоди! За что ты еще шесть ассариев с меня требуешь?

— А вот за что, милый мой господин. Коллубчика у тебя не было. И ты дал мне еще один статир, за который я отсчитал тебе десять коллубчиков. И значит, я во второй раз разменял тебе деньги, чтобы ты мог со мной расплатиться. Вот и выходит: два обмена и одна сдача. Итого — три коллуба, или восемнадцать ассариев. А как же! В Храме Божьем никто никого не обманывает, ибо грех это великий.

— Ну, ты даешь, мошенник! Целую драхму хочешь с меня содрать!

Меняла укоризненно покачал головой и посмотрел на своего соседа — другого менялу, который сидел с ним за одним столом.

— Ты слышал, как этот господин сейчас обозвал меня мошенником?

— Ты в Храме находишься, грубиян, — сурово сказал второй меняла. — А в Храме нельзя обзываться.

У богомольца аж дух захватило: он стал таращить глаза и беззвучно шевелить губами.

— Ну, ладно, ладно. Видишь, расстроился человек. Разнервничался и обознался. Бывает, — примирительно произнес первый меняла.

А к обманутому теперь вернулось дыхание, и он стал выкрикивать:

— Драхму! И еще два ассария! За обмен! Мошенники! Негодяи!

Ни первый, ни второй менялы не успели ему ответить, так как в следующее мгновение возле стола оказался крепкого вида молодой человек с жестокими чертами лица и взглядом, который бывает у ястреба или коршуна, если он смотрит вам в лицо. От стены портика человек этот отделился совершенно незаметно, но выпукло и рельефно возник перед возмущенным богомольцем.

— Что ты сказал? Повтори! — тихо и хрипло велел хищноокий и глянул в глаза дебоширу. — Кого назвал негодяем? Как тебя звать? Имя твое! Быстро говори!

Нервный господин тут же перестал нервничать, выложил два коллуба и выбежал на двор, в гомон и шум, в жар и духоту.

А хищноглазый обратился к менялам и сказал:

— Скоро придет Езбай. Выручку подготовьте. Не забыли?

— Уже приготовили, — ответил ему второй меняла. А первый шутливо попросил:

— Ты б не уходил далеко, Ханох. Вдруг назад вернется.

— Не вернется, — уверенно произнес хищноглазый.

— Я ему бракованную монету подсунул. Край у нее немного обрезан. Не примут ее в налог.

— Я ему вернусь! Пусть только попробует! — сказал Ханох, словно клювом щелкнул.

— Сегодня большой навар. Потому что много меняют, и мы дружно работаем.

И всё это происходило на глазах Филиппа, который стоял от них в каких-нибудь трех шагах, но никто даже не глянул в его сторону.

С досадой отвернувшись от менял, Филипп выглянул во двор и увидел, что толпа с Иисусом в сердцевине теперь сместилась от Красных ворот и стоит возле левого крыла лестницы, ведущей к стене собственно Храма, к той низкой стене, которая отделяет Двор язычников от Двора женщин и в которую вделаны таблички, гласящие, что за преступление этой черты язычнику грозит смертная казнь. А еще дальше, налево от толпы вокруг Иисуса, почти на краю лестницы, стоит довольно большая группа людей, судя по всему, благочестивых язычников или прозелитов первой стадии, которые уже приняли обрезание, но еще не успели принести жертву за грех и не прошли очищение водой, потому что люди эти, повернувшись лицом к стене, молятся здесь, во Дворе язычников, а не во Дворе мужей, за Никаноровыми воротами.

Филипп принялся внимательно этих молящихся разглядывать, ибо показалось Филиппу, что среди них могут быть те самые греки, которых накануне они с Андреем привели к Иисусу и которым Учитель проповедовал о павшем в землю зерне.

Но в это время от Царского портика через двор погнали два стада: быков и овец. И быки, сопровождаемые одним погонщиком, шли спокойно и чинно, а овцы, словно предчувствуя свое близкое заклание, нервничали, толкались и блеяли. Хотя их с различных сторон сдерживали и опекали целых три погонщика, но одна из овец вдруг прыгнула на свою товарку, перескочила через нее и, увернувшись от палки погонщика, кинулась к стоявшим перед стеной язычникам, словно ища у них справедливости и защиты. Она прямо-таки врезалась в среду молящихся и одного из них так сильно толкнула, что тот не удержал равновесия и упал на стоявшего перед ним богомольца.

Что было дальше, Филипп не успел рассмотреть, так как в следующий момент в толпе вокруг Иисуса тоже возникло движение: люди быстро расступились, и из толпы, пятясь спиной, вышли сперва Гилад и Узай, затем лицом вперед вышел Симон Зилот, а следом за ним появился Иисус, который направился через двор к левому крылу Соломонова портика.

Туда же и Филипп поспешил между колоннами, решительно отстраняя рукой встречных и быстро перед ними извиняясь.

Но тут на пути его возникла женщина, которая спросила: