Кнопка управления мужем - Дарья Донцова

Костомаров встал, сделал несколько шагов туда-сюда и снова опустился на стул.

– Вы надеялись, что у Фокина не выдержат нервы, он толкнет истеричку, ударит ее, получится громкий скандал. И потом, когда Владу убьют, все подозрения падут на ее мужа. Полагаю, вы договорились с киллером, которому предстояло зарезать Владу. Конечно, хорошо было бы, если б Костя сам лишил жизни супругу, но вы, наверное, понимали: рассчитывать на это не стоит. Вот поколотить истеричку Фокин мог. Думаю, зарезать бедняжку вы планировали почти сразу после возвращения молодоженов в Москву, но вам не повезло: Константин угодил в больницу с инсультом, пролежал там несколько месяцев. Вы, конечно, знали, когда зятя выпустят из больницы, и незадолго до этого дня снова начали давать Владе барментон. Она встретила супруга в полной боевой готовности. У них случился бурный скандал, Костя оттолкнул жену, та упала, ударилась, зарыдала, позвонила вам. Вы поняли: вот он, час икс. И поспешили на квартиру к зятю, прихватив с собой исполнителя. Однако, пока вы мчались по улицам, страсти у молодоженов улеглись, муж с женой пришли в себя. Влада заплакала, стала говорить, что сама не понимает, от чего бесится, попросила прощения у Кости и прошептала: «Сейчас все тебе расскажу про Калоши и бабу Клаву…»

Карелин вздрогнул, а следователь неумолимо продолжал:

– И что же случилось потом? Влада вдруг замолкает, ее лицо принимает удивленное выражение – она явно видит кого-то за спиной сидящего перед ней Кости. Фокин же ощущает укус комара и теряет сознание. Вы, Владимир Олегович, успели очень вовремя, еще минута-другая, и девушка могла бы растрепать правду. Но – не успела. Вы открыли дверь своим ключом, тихо вошли, увидели на диване связанную Владу (Фокин во время скандала обездвижил жену) и укололи зятя. Вы специально прихватили из дома шприц с сильным транквилизатором, хотели, чтобы Константин сразу потерял сознание. Дальше просто. Киллер убивает Владу, исчезает, вы же вышли из квартиры, позвонили в соседнюю дверь и быстро на цыпочках побежали вниз. Сосед, взбудораженный звуками скандала, доносившимися от Фокина, высунулся наружу, никого не увидел, зато заметил открытую настежь дверь квартиры Константина и решил посмотреть, что там происходит. Вы же в тот момент затаились где-то между этажами, подождали минут десять-пятнадцать, потом на лифте поднялись наверх. И разыграли приступ горя вкупе с отчаянием. Осталось уточнить некоторые детали. Например, кто вам рассказал о Кристине Мачути и книге «Смерть всегда найдет»? Да, да я помню ваши слова о том, как разоткровенничалась домработница Галина, но, уж извините, не верю. Горничная растила Костю с пеленок, знала про него все, но никогда бы не раскрыла рта. И Алла, обожающая Костю, не могла обнародовать эту историю. Еще у меня вопрос о барментоне. Я проверил, вам этот препарат не выписывали. Ладно, пусть вы прочитали о нем в Интернете. Но где взяли лекарство? Оно отпускается строго по особому рецепту, так просто его не приобрести. Откуда у вас ключи от квартиры Фокина? Вы уж меня просветите, пожалуйста. Ну и конечно, назовите данные наемного убийцы. Я все-таки надеюсь, что Владе перерезал горло нанятый профессионал, а не тот, кто назывался ее родным отцом. Или я ошибаюсь?

Владимир Олегович закрыл лицо руками и сдавленно заговорил:

– Я думал, что молодожены будут постоянно ругаться, барментон превратит Владу в психопатку, муж в конце концов вызовет врача, и Владу поместят в клинику. Барментон имеет одну особенность: если человек принимает его долгое время в больших дозах, он становится ненормальным. Я не собирался убивать Владу, мне лишь надо было объявить ее невменяемой, и тогда ей не доверят распоряжаться деньгами, финансы останутся у меня, ее опекуна. Против Константина я ничего не имел, сам бы посоветовал ему тихо развестись. Да, я организовал «смерть» Регины, но просто хотел, чтобы Влада получила в мужья Фокина, которым бредила, и забыла про желание отнять у меня деньги. Во мне жила надежда, что, став супругой своего избранника, девчонка изменится. Вначале я и не думал давать ей лекарство, а уж убивать тем более. Но он меня заставил. Сказал: «Пусть Владу посчитают сумасшедшей, тогда тебе точно ничего грозить не будет. Диагноз потом трудно снять. Барментон ты ей подбрасывать перестанешь, поведение девчонки стабилизируется, но ей до конца дней не отмыться от клейма «психопатки». Он сам давно пьет барментон и дал его мне. И рассказал про Кристину Мачути, про книгу, про то, как Костя увидел убитую, мать одноклассника. Это он на моих глазах убил Владу, уколол Костю, у него были ключи. Я шел за ним. Все сделал он. Я не убийца! И я никого не нанимал! Он сказал: «Расскажешь полицейским историю так, как я велю, иначе все узнают про то, что ты затеял с Региной, и про деревню Калоши. Смерть Влады со всех сторон выгодна тебе, я тут вообще ни при чем. Если выдашь меня, тебе конец! Запомни, ты действовал один, и тогда все обойдется». Ну зачем я с ним связался? Зачем выпил тот сок? Ведь сам, сам растрепал ему про Калоши…

Карелин забарабанил кулаками по столу.

Костомаров подождал, пока он успокоится, потом с иронией спросил:

– Раз вы не убивали Владу, не нанимали киллера, значит, есть некий таинственный человек, перерезавший девушке горло? Этот самый человек и помогал вам загнать Константина в угол, подсказал, как лучше запугать Фокина, а затем убил Владу? Чтобы Костю посадили в тюрьму? Вы понятия не имели о планах преступника?

– Да. Да! То есть нет… – зачастил Карелин. – Он говорил лишь о доведении Влады до психушки. Потом уж я понял, как он ненавидит Константина. Он использовал меня, он…

– Ну и кто он такой? – спросил Костомаров. – Теперь, когда вся некрасивая правда вылезла наружу, уже нет ни малейшей необходимости скрывать его имя.

– Кирилл Фокин, – чуть слышно произнес Владимир Олегович, – родной брат Константина.

В допросной воцарилась тишина. Я, сидевшая на табуретке в комнате для наблюдения, резко подалась вперед и больно ударилась лбом о стекло, через которое следила за происходящим.

В ту же секунду в кармане завибрировал мобильный. Я достала его и прочитала эсэмэску от Тони: «Костю везут в больницу. Инсульт».

Эпилог

В двадцатых числах мая мы с Андреем сидели на террасе кафе и наслаждались наконец-то пришедшим в Москву теплом.

– Как Константин? – спросил Костомаров.

– Пока еще в клинике, но прогноз врачей оптимистичный, – ответила я. – Слава богу, Тонечка ошиблась, второго удара не было, всего лишь гипертонический криз. Это не очень здорово, но намного лучше инсульта. До сих пор не могу поверить, что все придумал Кирилл. Он был таким тихим. Я считала его немного аутичным и совершенно равнодушным к матери и брату. Аллочка не скрывала, что обожает Костю, любила рассказывать о том, как тот поддерживает Кирилла, вливает деньги в его пиццерии, а второй сын ни разу не дал понять, что эти разговоры больно ранят его, молча сидел за столом, а потом незаметно исчезал. Мне казалось, что Алла тяготилась присутствием Кирилла, стеснялась его нелюдимости, угрюмости. Костя веселый, яркий, светский, успешный, а его брат бука и неудачник. Когда Костя получил премию за серию своих фоторабот, Алла устроила фуршет, на котором, как всегда, с отрешенным видом присутствовал Кирилл. Народ пил шампанское, поздравлял Фокина-Франклина, изредка кто-нибудь подходил к Кириллу и говорил: «Ну твой брат молодец! Да?» – «Да», – кивал близнец и отворачивался. А потом он по своей привычке удалился по-английски. Я подошла зачем-то к Алле, а та, не сдержав эмоций, воскликнула: «Ну почему дети рождаются такими разными? Один ребенок солнечный, сплошная радость, а второй…» Договаривать Фокина не стала, прикусила язык, но и так было понятно, что она имеет в виду.

Андрей отхлебнул капучино.

– У меня пока нет детей, но я почему-то уверен, что все проблемы отпрысков выращены родителями. Мы долго беседовали с Кириллом, и он рассказал, что после смерти их отца Алла категорично заявила: «Два мальчика по имени Константин – это нонсенс. Теперь один из вас станет Кириллом». Поняв, что переназвать хотят его, младший возмутился: «Почему я? Пусть в Кирилла превращается брат». Но Алла ответила: «Я так решила. Точка. Он Костя, ты Кирюша». И вот с той минуты в душе второго ребенка стали копиться обида и зависть. Он понимал, что мама его не особенно любит, ее бы вполне устроил один ребенок – Костик. Кирюша пытался радовать Аллу, но у него ничего не получалось, ситуация усугублялась с каждым годом. Костя преуспел в бизнесе, начал помогать Кириллу, купил ему несколько пиццерий, а у того дела не шли… Да ладно, что об этом говорить, все понятно, по-моему. И еще. Отец близнецов, поэт Фокин, был человеком с большими странностями, и Кирилл явно унаследовал его генетику. Костя удался в мать.

– Как Кирилл догадался, что Владимир Олегович затеял нечто не совсем хорошее в отношении его брата? – спросила я.