Земные радости - Филиппа Грегори

Но герцогиня не сдавалась.

— Желаю остаться с моим господином!

— Неужели вам будет приятно, если он заметит ваши слезы? — мягко сказал Традескант. — И нос у вас покраснел, и глаза распухли, и вид не очень привлекательный.

Обращение к женской гордости сразу сработало. Кейт выскочила из комнаты, и Джон закрыл за ней дверь. Потом обернулся к аптекарям.

— Кто из вас самый старший? — повторил он вопрос.

Один из них шагнул вперед.

— Я, — сообщил он, ожидая, что старшинство будет вознаграждено.

— А кто младший?

Тут выступил молодой мужчина, едва за тридцать.

— Я.

— Вы двое — за дверь, — жестко скомандовал Традескант. — А вы четверо решите, как лечить герцога, сию минуту и шепотом.

Он распахнул дверь. Двое отстраненных помедлили на пороге, уловили гневный взгляд Джона и вышли.

— Ждите здесь, — обратился к ним Традескант. — Если те не договорятся, я приглашу вас.

Захлопнув перед ними дверь, он вернулся к постели. Герцог был белый как мрамор и выглядел точно статуя, вырезанная изо льда. Единственным цветовым пятном были темные ресницы, лежавшие на щеках, и голубые, словно весенние фиалки, тени под глазами.

Веки герцога затрепетали, он посмотрел на Джона.

— Великолепно сработано, — тихо произнес его светлость хриплым голосом. — Мне просто нужно поспать.

— Разумно. Теперь я знаю хоть что-то, — ответил Традескант. Он снова повернулся к аптекарям. — Вы трое — вон из комнаты. — Потом указал на оставшегося. — А ты наблюдай за сном герцога, охраняй его от шума и следи, чтобы никто не мешал.

Бекингем еле заметно двинул тонкой рукой.

— Не бросай меня, Джон.

Традескант поклонился и выгнал всех из комнаты.

— Посоветуйтесь между собой и сделайте все, что нужно, — распорядился он напоследок. — Я буду охранять сон его светлости.

— Нужно поставить банки, — предложил один.

— Не нужно банки.

— А может, пиявки?

Джон покачал головой.

— Ему необходимо поспать, и не надо его мучить.

— Что вы понимаете? Вы ведь всего-навсего садовник.

На лице Традесканта появилась неприязненная суровая улыбка.

— Держу пари, я потерял меньше растений, чем вы больных, — заявил он, взвешивая каждое слово. — Мои растения хорошо себя чувствуют, потому что я позволяю им отдыхать, когда требуется, и кормлю их, если они голодны. Я не практикую ни банки, ни пиявки. Но забочусь о них. И я буду заботиться о своем герцоге, если он не прикажет мне что-то другое.

Затем Джон захлопнул дверь прямо перед носами медиков, встал в изножье кровати и ждал, пока герцог как следует выспится.

У Традесканта получилось отогнать от постели своего господина всех домашних. Но когда король услышал, что его фаворит заболел и при смерти, он прислал известие, что немедленно едет сам, а с ним и весь двор.

Бекингем, все еще бледный, но уже немного оправившийся, сидел у окна в эркере, который выходил на новый регулярный сад, Джон стоял рядом. Тут и доставили королевское послание.

— Я снова в фаворе, — лениво промолвил Бекингем. — А то я уж подозревал, что при этом короле со мной покончено.

— Но вы ведь благополучно доставили принца Карла домой, — возразил Традескант. — Чего же еще желать его величеству?

По лицу Бекингема скользнула лукавая улыбка. Он искоса глянул на своего садовника, понюхал букетик подснежников, который тот принес, и пояснил:

— Возможно, король позавидовал моему триумфальному въезду в Лондон. Он полагает, что я сам намерен стать королем, женить Кита Вильерса на дочери курфюрста Фридриха и таким образом породниться со Стюартами. — Герцог усмехнулся и презрительно добавил: — Как будто я позволю Киту стать выше меня! Ну и потом король переводит взгляд с меня на принца, потом снова с принца на меня и начинает опасаться моего влияния на наследника. Он ревнив, как старая баба. Яков не выносит, когда мы с принцем веселимся, а сам уже в возрасте, у него все болит, его тянет лечь пораньше. Ему отвратительна мысль о том, что мы развлекаемся без него, а он уже отдалился. Король удовлетворил все мои желания и теперь ревнует, что я богат и все ищут моего расположения. Ревнует, что я самый богатый человек в государстве с самым красивым домом.

Бекингем замолчал и тряхнул волосами.

— Лучше не выставлять свое богатство напоказ, — заметил Традескант, обращаясь к небу за окном.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне кажется, Сесил любил Теобальдс больше всего на свете, и король, нынешний король, прочитал это в его глазах, оценил ценность Теобальдса и забрал его себе. А здесь мы только-только начали сажать аллею.

Герцог отрывисто засмеялся.

— Джон! Мой Джон! Если он захочет мой дом, он получит его. Вместе с аллеей. Все, что угодно, лишь бы вернуть его благосклонность.

Традескант кивнул.

— Вы думаете, он простит вас?

Бекингем откинулся на богато расшитые подушки, лежавшие кучей на подоконнике, и повернулся к виду за окном. Джон с теплотой заметил, как красив его безукоризненный профиль на фоне красного бархата.

— А ты как думаешь, Джон? Если я буду очень бледным, очень тихим, очень покорным и выглядеть… вот как сейчас? Ты бы меня простил?

Джон старался смотреть на своего господина, не выказывая чувств, но помимо воли заулыбался, как будто его хозяин — нежная капризная девица в расцвете юной красоты, в ту пору, когда девушка может делать любые глупости и ей все сходит с рук.

— Простил бы, — ответил Джон. — При условии, что был бы старым дураком, потерявшим голову от любви.

— Согласен, — усмехнулся Бекингем.

Герцог прощально помахал рукой королевской карете, сотням придворных и вооруженных всадников, наблюдая, как они медленно движутся вдоль аллеи, недавно обсаженной деревьями в два ряда. Джон Традескант сделал все возможное, однако липы вдоль аллеи пока оставались саженцами. Бекингем смотрел, как карета с короной на дверцах тарахтит в слабенькой тени маленьких лип. Когда деревья вырастут, они превратятся в символ величия дома. К тому времени на троне будет сидеть принц, герцог станет его советником, а ревнивый старый король с дурным характером уже умрет.

После долгой и тяжелой ссоры король рыдал и просил прощения. Он смирился с женитьбой Бекингема и на самом деле полюбил Кейт, его даже развлекали всем известные интрижки герцога с каждой хорошенькой женщиной при дворе, но он не мог вынести мысль, что сын вытеснил его самого из сердца Бекингема. Король слезно обвинял обоих в том, что они плели против него интриги и что принц Карл, который никогда не был любимым сыном, украл у отца его единственную любовь.