Темпоград - Георгий Гуревич

Выйдя от Жужи, Лев зашел в первую попавшуюся переговорную и вызвал на экран свою мать, все еще отдыхавшую в Чили. И в рамке появилось милое лицо, обрамленное наивными светлыми кудряшками, близорукие голубые глаза со всегдашним выражением растерянного испуга.

- Это ты, Левушка? - И когда же президента Темпограда называли так в последний раз?

- Да, это я, мама Львина, - нарочно он назвал мать детским прозвищем. Так в двухлетнем возрасте осмыслил он имя - Мальвина.

- А почему ты свой экран не включаешь? Ты плохо выглядишь, да? Ты болен, Левушка? Немедленно скажи правду. Я вылетаю сегодня же.

- Нет, я здоров, мама Львина. Не знаю, почему не включается линия. Наверное, твоя сторона барахлит. Я вижу тебя отлично.

Конечно, Лев нарочно не хотел показывать свое лицо, седые космы, старческие морщины. Потом он расскажет... но нельзя же огорошить сразу.

- Левушка, ты хрипишь, наверное, ты все-таки простужен. Я тебя знаю: одеваешься кое-как и питаешься кое-как. Целый день в библиотеке, а потом на ночь наедаешься как удав. Левушка, ты должен приехать ко мне, Здесь чудесно. Нет этой изнурительной жары, горы и тут же море. Обещаю готовить твою любимую яичницу три раза в день. Ну, прилетай, уважь старую мать.

- Мама, но у меня же экзамены, - выворачивался президент.

- Ах да, эти противные экзамены. Разве они не кончились уже? Когда у тебя последний?

(В самом деле, когда кончаются студенческие экзамены - в мае или в июне? Президент забыл давно.)

- Как у всех, мама. Экзамены до десятого, потом практика.

- Да-да, экзамены, практика, командировка какая-то таинственная. Между прочим, я знаю, как зовут твою практику. Винетой ее зовут, очень приятный голосок у этой практики. Имей в виду, если мать не ставишь в счет, я пожалуюсь практике, чтобы она следила за твоим рационом. Или сама приеду. До десятого, говоришь?

- Мама, уверяю тебя, не надо тебе приезжать. Здесь стоит жуткая жара, жуткая!

- Но ты обещай, что будешь есть три раза в день. Что ты ел на завтрак сегодня? Не помнишь? Не придумал, значит. Вечером я вызову тебя, доложишь, как обедал и ужинал. Эх вы, дети-дети!

И президент Темпограда впрямь почувствовал себя ребенком, неразумным и непослушным сыночком. Молодость прошла, не страшно. Есть мама, приласкает, утешит, исцелит поцелуем.

Во все эпохи, все на свете путешественники мечтали о возвращении в родимый дом, как бы в детские годы. Домой возвращались многие, но время подводило их. Вместо родителей - спасителей и защитников, их встречали слезливые старички, вместо нежной невесты-красавицы - иссохшая старая дева или бабушка, облепленная внуками. А фантастические субсветовые полеты вообще выбрасывали путников в чуждое будущее, обрекали их на роль несмышленышей в непонятной цивилизации потомков, живых справочников для археологов. Т-град вывернул наизнанку эту трагедию. Странник из быстротекущего времени мог вернуться в прошлое, мог вернуться в детство... не ребенком, увы!

Все равно отрадно. В зеркало не смотришься же ежеминутно, не все время думаешь о себе... а юность твоя перед глазами. Вот движущаяся дорожка на липовой аллее перед студенческим городком. Те же длинноволосые юнцы вскачь несутся по лестнице. Те же самые, в лицо узнаешь многих. Под липами на скамейках прилежные девушки с конспектами. Менее прилежные топчутся на танцевальной площадке под звуки все еще модного даррел-брыка. Вот эта - с третьего курса - капитан волейболисток. А та - рыжекудрая - справляла свадьбу с вьетнамцем. Сколько лет прошло с тех пор? Ах да, два месяца всего.

Тетя Катя - комендант корпуса - заботливая опекунша непутевых студентов, свирепая рачительница трехразового питания и восьмичасового сна, провожает его настороженным взглядом - кто таков? Староват для студента! В шкафчике на шестом этаже президент снимает ключ, который он повесил в юности - 23 мая этого же года. Проталкивается сквозь ватагу горластых бывших сверстников, впитывая реплики ("Опять завалил! Ну нет у меня способностей к структуралистике", "У всех, брат, нет способностей, такой предмет. Извилинами надо пошевеливать"). Ключом прикасается к номеру, дверь открывается бесшумно и с готовностью. И вот она, ушедшая молодость, музей юных лет Л.Январцева.

Стол, заваленный черновиками. Египетские иероглифы, тоитские иероглифы, иероглифы майя. Ну да, он же собирался стать лингвистом когда-то. Горка конденсаторов и сопротивлений, блоки печатных схем: детали для воспроизведения тоитских звуков. Именно этот аппарат привел его в Темпоград. Над столом расписание сессии. Ай-ай, прозевал все экзамены гуляка Январцев, не иначе, отчислят беднягу за неуспеваемость! Над расписанием афоризмы и наставления самому себе: "Цени время!" (Поздно, все свое время растратил в Т-граде!), "Будь целеустремленным!" (Как считать, был он целеустремленным?), "Ни дня без зарядки!" (Только книжный червяк, пренебрегающий спортом, мог сочинить такой лозунг.) А над всем этим самодельный рисунок: очень курносая, оранжевая девушка со щелочкой смеющегося глаза. В профиль изображена. Не слишком силен был Лев в рисовании, только в профиль получалось сходство.

Как давно было, как недавно!

А что это за график с растопыренными линиями? Да это же оси Жерома, схема маршрутов науки, хроника ее достижений. Ну-ка, что там отметил безусый юноша Январцев? На оси элементов N197. Смешно? Темпоград далеко ушел вперед. На оси темпов - второй порядок. Да у Гранатова был двенадцатый. И на оси энергии продвижение, и на оси плотности продвижение, и на оси сложности продвижение. Отстал, товарищ студент! Исправить, что ли? Или пусть останется музей, как был... с оранжевым профилем на стенке.

Послышался стук. В дверь просунулась горбоносая физиономия. Сосед, как бишь его? Индеец пуэбло, американскими наречиями занимался. Чактал - вот как его зовут.

- Печален, - сказал Чактал. - Я слышу шаги, думаю, есть Лев. Вы есть родственник? Вы будете видеть Лев?

- Буду, - сказал Январцев честно. - Увижу, даже сегодня.

- Передайте привет, - сказал индеец. - Небольшая почта для Лев есть.

И протянул пакет, завернутый в бумагу.

- Спасибо, Январцев прочтет сегодня же, - сказал Январцев.

Даже про себя он не усмехнулся. Какая тут усмешка? Слезы горькие! Ближайший сосед не узнал его.

Без особого интереса развернул пакет. Книги, книги: все учебники по лингвистике, не помнит, кому одалживал. Конверт, надписанный круглым почерком. Одно слово: "Льву". Внутри записка:

"Львище! Наверное, я опять виновата, хотя не знаю в чем. Не надо быть таким букой надутым, смени на милость свой львиный гнев. Почему ты уехал, даже не сказал, когда вернешься. Мама не знает, где ты, а тут носятся слухи, что ты был в командировке, даже будто бы в Темпограде. Но оттуда же возвращаются через два-три дня. Все равно, я люблю тебя, хотя ты такой обидчивый и злющий. И жду тебя ежедневно в 10 вечера на нашей скамейке".