Прах к праху - Тэми Хоуг

— Я хочу подчеркнуть, что шеф Грир не употребляет слово «монстр» в буквальном смысле, — счел нужным пояснить Куинн. — Речь идет не о безумце с оскаленными зубами и пеной у рта. Внешне этот зверь — совершенно обыкновенный человек. Монстр поселился у него в голове.

Монстр. Слово, которое человек с улицы употребляет совершенно неправильно, имея в виду создания, в которых он ничего не смыслит. Например, монстром часто называют акулу, когда на самом деле это просто сильный хищник, приспособившийся к среде обитания и отточивший до совершенства инстинкты. Так и Крематор. Он точно знает, чего хочет и как этого достичь. Он не сомневается в необходимости своих действий. Он всецело отдает себя во власть потребностей своего темного «я» и тем самым возвышает себя над собой.

И в этот момент, когда жертвы принимали от них смерть, по словам многих убийц, сами они испытывали нечто вроде озарения, причем столь мощное, что его можно назвать эмоциональным квазаром, ослепляющим своим откровением истины. Джон Норрис, «Серийные убийцы».

— Специальный агент Куинн, какие теории у вас имеются по поводу сжигания тел жертв?

Вопрос поступил от репортера. Опасность собраний общественности заключалась в том, что рано или поздно они превращались в пресс-конференции. А это Куинну нужно меньше всего. Потому что он должен держать ситуацию под контролем — как ради следствия, так и ради самого себя. А информацию выдавать по крупицам — ровно столько, сколько нужно для видимости. Нечто такое, что убийца сочтет за высокомерие. Иными словами, с одной стороны, он должен осудить убийцу, с другой — добавить к словам осуждения каплю уважения.

А все потому, что прямой вызов может повлечь новые убийства. Играй он чересчур мягко, осторожно, и Коптильщик решит, что ему следует сделать громкое заявление. То есть новое убийство. Ответственность давила на плечи тяжким бременем.

— Агент Куинн?

Джон тотчас встрепенулся, будто в него ткнули железным прутом. Впрочем, вопрос вывел его из задумчивости.

— Сжигание тел — это нечто вроде его визитной карточки, — ответил он, потирая лоб. Тот горел огнем. В зале уже стало слишком душно. В голове как будто ухал паровой молот, ударявший в наковальню. Язва во внутренней оболочке желудка горела огнем.

«Выбери лицо. Любое», — подумал он, вглядываясь в толпу. После всех этих лет расследований ему иногда казалось, что достаточно посмотреть на человека, чтобы увидеть в нем потребность убивать. Она обволакивает потенциального убийцу, словно аура. Но на самом деле все далеко не так. Например, обычно много говорят о глазах серийных убийц — холодных и пустых, заглянуть в которые — все равно что в длинный, черный тоннель, где, по идее, обитает его душа. Но этот не такой. Он умный. Он хитрый. И черное зло в его глазах видят только жертвы. Остальные увидят эту черноту только тогда, когда его будут фотографировать для полицейского архива.

Так что любое лицо в толпе может оказаться маской, за которой скрывается убийца. Вдруг кто-то из присутствующих, слушая описания преступлений, ощутит витающий в зале запах страха, который опьянит его, приведет в приятное возбуждение? Куинн видел серийных убийц, у которых при описании собственных зверств наступала эрекция, и присяжные от омерзения не знали, куда им смотреть.

Если убийца пришел сюда, то не просто так. У него явно что-то на уме. Присмотреться, все взвесить. Спланировать следующий шаг. Получить дозу приятных ощущений от того, сколько шума возникает вокруг его персоны. Даже может быть, что он, надев личину озабоченного гражданина, задаст вопрос. Возможно, ему приятно осознавать, что он стоит на расстоянии вытянутой руки от представителей власти. А потом уйдет отсюда как ни в чем не бывало. И никто ничего не заподозрит. А может, он присматривает себе новую жертву из числа присутствующих в зале женщин…

В следующий момент внутрь через дверь в дальнем конце зала проскользнула Кейт, и Куинн автоматически посмотрел в ее сторону. Он окинул пристальным взглядом ее лицо, стараясь, однако, не слишком долго задерживаться на нем, хотя и хотел не сводить с нее глаз. Она же не желала иметь с ним ничего общего. И однажды ему уже на это намекнула. Вот и сейчас, по идее, ему должно хватить ума, чтобы понять намек. И сосредоточиться на расследовании.

— Скажите, присутствуют ли в этом какие-то религиозные обертоны?

— В данном случае, вероятно, никаких. Мы можем лишь строить догадки. Возможно, убийца произносит слова типа «пусть грешники горят в аду». Или же, наоборот, это может быть ритуал очищения, чтобы спасти их души. С другой стороны, вполне может быть, что он видит в сожжении тел крайнюю степень их унижения и осквернения.

— А разве не ваша работа — сузить набор этих вероятностей? — задал вопрос другой репортер. Куинн автоматически попытался разглядеть в толпе Типпена.

— Профиль пока еще только составляется, — произнес он и мысленно добавил: «Не надо мне говорить, в чем заключается моя работа. Я прекрасно знаю, что мне делать».

— Это правда, что вас даже сняли с расследования дела о похищении детей в Виргинии и направили сюда?

— А убийства геев в Майами тоже вы расследовали?

— Я всегда одновременно веду несколько дел.

— Вы здесь потому, что вас выписал Питер Бондюран? — спросил третий репортер. — Не кажется ли вам, что это попахивает звонкой монетой?

— Я там, куда меня посылают, — ответил Куинн. — Моя задача — помочь в расследовании. Откуда исходит приказ или почему, меня это не касается.

— Почему Питер Бондюран не дал официальных показаний?

Шеф Грир тотчас поднялся на сцену и заявил, что не потерпит такого рода вопросов, после чего еще несколько минут превозносил добродетели Питера Бондюрана, главным образом для Эдвина Нобла и пресс-секретаря «Парагона», которые присутствовали на встрече с общественностью от имени своего шефа.

Куинн отошел назад и, встав рядом с Ковачем, попытался отдышаться. На лице Сэма застыла официальная маска копа: глаза чуть прикрыты, и из-под тяжелых, полуопущенных век он наметанным взглядом наблюдает за залом, подмечая такие вещи, о которых вряд ли кто догадывается.

— Ты замечаешь, что этот тип, которого пригласила Лиска, сидит рядом с ней? — пробурчал Ковач себе под нос. — Это надо же, он даже нацепил форму. Ну, кто бы мог подумать!

— В ней удобно располагать к себе женщин, — ответил Джон. — Потенциальная жертва не заподозрит ничего дурного. Кстати, за ним числятся мелкие правонарушения, которые, если копнуть глубже, могут привести к гораздо более серьезным вещам.

— И он связан с Джиллиан Бондюран, — добавил Ковач.

— Пусть Лиска попросит его задержаться. — Куинн надеялся, что внутренний голос вот-вот подскажет ему того, кого они ищут, но, увы, тот молчал. — Пусть это будет выглядеть как консультация. Мы просим помощи, нам интересно узнать его мнение, как человека, получившего профессиональную подготовку. Что-то в этом роде.

— Расцеловать его несостоявшуюся полицейскую задницу? — Ковач даже поморщился, произнося эти слова. — Это будет примерно то же, что и портрет, который мы получили от нашей так называемой свидетельницы.

— Так тем более. Захвати с собой «Полароид». Щелкни его несколько раз, потом покажи вместе с другими фото свидетельнице. Вдруг она его опознает.

Грир завершил разглагольствования пафосным обращением к общественности с просьбой внести свою лепту в расследование и даже указал на Лиску и Юрека, добавив, что те готовы сегодня вечером выслушать всех желающих. Стоило ему объявить собрание закрытым, как тотчас репортеры подняли гам, словно свора лающих псов. Толпа сразу же превратилась в текучую массу, которая двинулась в направлении выхода, и лишь несколько человек переместились в другой конец зала, где директриса приюта для бывших проституток, Тони Эрскин, громко агитировала, приглашая присутствующих поддержать ее правое дело.

Кейт протиснулась вперед. Ее внимание было приковано к Ковачу. Заметив, тот сделал шаг навстречу, и на его месте, словно призрак, тотчас вырос Эдвин Нобл. Плотно сжав губы, он двинулся ближе к Куинну. Рядом с ним, засунув руки в карманы дорогого верблюжьего пальто, стоял Лукас Брандт.

— Агент Куинн, мы можем поговорить с глазу на глаз?

— Разумеется.

Они спустились со сцены, подальше от представителей прессы, в кухню общественного центра, где на длинном пластиковом столе выстроились огромные кофейники, а приклеенное над раковиной написанное от руки объявление гласило: «Пожалуйста, мойте за собой стаканы».

— Питер весьма расстроился по поводу вашего сегодняшнего визита, — начал Нобл.

Куинн удивленно поднял брови.

— Я в курсе. Я там был. — Он сунул руки в карманы и, прислонившись к пластиковой столешнице, этакий Мистер Непробиваемое Спокойствие, улыбнулся. — И вы оба высидели все собрание, чтобы мне это сказать? Грешным делом я даже принял вас за пару озабоченных граждан.