Не любовница - Анна Шнайдер

Алмазов так театрально вздохнул в трубку, что Оксана фыркнула. — Каюсь, грешен, решил немного выпить. Но повезло вот, встретил врача этого, и, вместо того чтобы надраться, часа полтора получал консультацию.

— Надеюсь, он с тебя денег не содрал?

— Нет, но визитку дал. Правда, сказал, что он такими, как я, не занимается, но может посоветовать психолога, если вдруг понадобится, в том числе и для Маши. На самом деле, он ей очень нужен, но она не хочет. Артачится.

— А подкупить не пробовал?

— Пробовал, и, если честно, я сломался раньше, — иронично, но немного печально хмыкнул Михаил. — Она дулась, не разговаривала, учиться стала ещё хуже. Это называлось — кто кого переупрямит. В результате согласилась только на эндокринолога — уже успех. От слова «психолог» Машу почему-то буквально подбрасывает от возмущения.

— Это подростковое. Скорее всего, она просто считает, что к психологам обращаются одни психи, а она не псих.

— Видимо. В общем, эта встреча оказалась кстати. Мне многое стало понятно. Причём удивительно… Я вроде бы знал всё, потому что сам же и говорил. Знал, но не осознавал — так, наверное. Или отрицал, не желал верить.

— Например?

Алмазов помолчал, обдумывая ответ, и Оксана тоже молчала, ожидая, скажет ли он вообще хоть что-то. Всё-таки его отношения с семьёй — сугубо личное дело.

— У нас с Таней всё разладилось около десяти лет назад, — наконец сказал Михаил тяжело и медленно, словно взвешивая каждое слово. — Я не буду говорить из-за чего, хорошо? Не потому, что не доверяю тебе, просто… это неприятно.

— Я понимаю.

Оксана, как ей казалось, понимала не только то, что Алмазову неприятно вспоминать о случившемся десять лет назад, — она понимала, что именно должно было тогда произойти. Если Оксана ещё не совсем сошла с ума и умеет разбираться в характерах окружающих людей хотя бы немного.

— Я тогда просто не смог уйти от детей, хотя, может, и надо было развестись, но… Все мы крепки задним умом, знаешь ведь? До сих пор не представляю, какой вариант был бы лучше если не для всех, то хотя бы для Маши с Юрой. Ладно… чего уж теперь. Я как-то притерпелся, но год назад всё резко ухудшилось, и Маша решила, что нас с Таней надо мирить.

— О-о-о… — протянула Оксана, представив, что может творить ребёнок, считающий, что мама с папой обязательно должны быть вместе.

— Да, — тихо подтвердил Михаил её безмолвный вывод. — И это почти невыносимо. Поэтому мне нужно было решить, стоит ли уходить сейчас, объяснять ей всё про нас с мамой, или ждать, пока подрастёт. Ей почти двенадцать, возраст вполне сознательный, но я понимаю, что Маша в любом случае воспримет это очень остро. И если бы ожидание было во благо, то я бы подождал. Но нет. Возможно, чем дольше я жду, тем хуже для Маши.

— Значит, ты… — протянула Оксана и запнулась, не решаясь произнести вслух то, что подразумевал Михаил, говоря всё это.

— Да, — повторил он. — Объясню ей всё, когда мы вернёмся. Не хочу портить каникулы.

— Понимаю…

— Это будет тяжело, — Алмазов прерывисто вздохнул и признался: — И мне страшно до жопы, веришь?

— Верю. Ты всё-таки почти двадцать лет жил в браке…

— Я не жил, — перебил он её решительно, — я умирал.

Глава 62

На следующий день отца Оксаны перевели в обычную палату, и она поехала к нему. И при входе в больницу буквально столкнулась с матерью и Иваном Дмитриевичем.

— Ой! — Оксана вздрогнула от неожиданности и вгляделась в задумчивые лица мамы и её спутника. — Вы у папы были, да?

— Были, — кивнула мама и добавила: — Точнее, я была, а Ваня в коридоре оставался. Ты иди, Ксан, отец тебя ждёт очень.

— А… как он?

— Лучше. Сейчас увидишь.

Мамино «лучше», конечно, относилось не к эмоциональному состоянию — здесь изменений не имелось, отец по-прежнему был в раздрае. Но физически всё было неплохо, это и лечащий врач подтвердил.

— Как ты, пап? — поинтересовалась Оксана, садясь на стул возле кровати. В палате кроме её отца были ещё трое мужчин, но все они занимались своими делами — двое спали, один слушал музыку в телефоне, — и не обращали внимания на происходящее вокруг.

— Терпимо, — ответил отец, проведя ладонью по сальным седым волосам. Выглядел он в свои сорок девять на все семьдесят, и Оксану это удручало. Она слишком хорошо помнила, каким был отец, когда они жили вместе, — даже не верилось, что с тех пор прошло всего-то восемь лет. — Лида заходила, принесла мне яблочек, салфетки…

— Да, я знаю, видела маму, когда заходила в больницу. Вы… — Оксана запнулась, не зная, спрашивать или нет. Тем более сейчас, всё-таки папа плохо себя чувствует. — … Поговорили?

— Да нам не о чем, Ксан, — он пожал плечами и грустно улыбнулся. — На самом деле, я всегда знал, что Лида не простит, не тот у неё характер. И когда уходил от вас, понимал, что вернуться не смогу, но думал, и не понадобится.

Оксана поморщилась, ощутив мгновенную вспышку ярости. Интересно, сможет ли она когда-нибудь перестать злиться на отца за его предательство? Хотя сейчас ярость быстро схлынула, и Оксана точно знала, что это из-за разговора с Михаилом, когда он попытался объяснить поступок её папы. Как ни странно, но ей действительно теперь было легче.

— Жаль, что люди не изобрели машину времени, — вздохнул отец, и в его голосе звучали настолько сильные усталость и горькое разочарование, что Оксана моментально перестала злиться. — Как было бы здорово вернуться и предупредить самого себя…

— Думаешь, ты бы послушал? — протянула Оксана. — Сомневаюсь.

— Да и я сомневаюсь. Я же тогда головой совсем не соображал, думал, что встретил настоящую любовь. А это просто гормоны в башку ударили. Оказывается, такое тоже похоже на чувства. А на самом деле глупости всё это. Настоящая любовь — это уважение и поддержка, верность, взаимопонимание. То, что было у нас с Лидой, но я всё просрал. И знаешь что, Ксан? Я решил, пока лежал там, в реанимации: главное, чтобы Лида была счастлива. И если она будет, но не со мной, я это выдержу. Заслужил. Главное, чтобы у Лиды всё было хорошо.

— Я думаю, будет, пап. Мне… — Оксана вздохнула и призналась: — Мне понравился Иван Дмитриевич. Он надёжный и положительный. Не предаст её. А маме ничего больше и не надо, ты же понимаешь.

— Понимаю, — кивнул отец и, подняв голову, посмотрел на синее январское небо за окном — такое же яркое, какими были когда-то его глаза.