Повесть о Сегри и Абенсеррахах - Хинес Перес де Ита

Так вот, как было уже сказано, эти четыре славных рыцаря – алькайд Лос-Донселес дон Диэго де Кордова, дон Алонсо де Агилар, дон Мануэль Понсе де Леон и дон Хуан Чакон [84], губернатор Картахены, беседовали между собой на разные темы, касающиеся Гранадского королевства. Между прочим, коснулись они и безвинной смерти Абенсеррахов, ее причин, заточения прекрасной султанши, гранадской королевы, и безрассудств ее мужа, Молодого короля, поставившего ее оправдание в зависимость от исхода боя четырех рыцарей. Про все это очень было хорошо известно при дворе короля Фернандо. И, продолжая беседу, дон Мануэль Понсе де Леон сказал:

– Если бы было дозволено, то я очень охотно выступил бы первым рыцарем из четырех, защищающих дело королевы.

– А я вторым, – сказал тогда дон Алонсо де Агилар, – ибо, даю слово рыцаря, меня трогают злоключения королевы; ведь она женщина, в трудно приходится ей в этом деле.

На что доблестный алькайд Лос-Донселес откликнулся словами:

– Я очень был бы рад выступить третьим из них: делая доброе дело, ничего не теряешь, но много выигрываешь, особенно же в деле столь важном, как с гранадской королевой; оказав ей помощь, стяжаешь себе честь и выполнишь долг рыцаря, предписываемый рыцарским законом.

– Я хотел бы узнать, – сказал тогда дон Хуан Чакон, – почему считается.недозволенным выступить в этом случае за королеву? Я имею в виду слова сеньора дона Мануэля Понсе де Леон, сказавшего, что если это было бы дозволено, он первый поднялся бы на защиту султанши.

– Тому препятствуют две причины, – отвечал дон Мануэль Понсе де Леон, – во-первых, султанша – мавританка, а наш закон не позволяет ничем и ни в чем помогать маврам. Во-вторых, нельзя предпринять этого Дела, не получив дозволения короля дона Фернандо.

– Позволение – – не главное, – сказал славный алькайд Лос-Донселес. – Если король узнает в чем дело, он охотно даст позволение.

– Теперь я спрошу вас, – сказал дон Хуан Чакон: – если бы королева написала к кому-нибудь из ваших милостей, умоляя о защите, прося принять за нее бой и изъявляя желание принять христианство, – как бы тогда поступили ваши милости?

Тут все ответили, что они исполнили бы просьбу королевы, хотя бы им пришлось за нее умереть. Едва дон Хуан Чакон это услыхал, как весьма обрадованный, поднес руку к груди и достал письмо королевы со словами:

– Возьмите, сеньоры, прочитайте это письмо. Из него вы узнаете, что султанша доверяет свое дело в мои руки. Я сам не знаю почему – ведь при дворе короля дона Фернандо есть другие рыцари лучше меня. Но я не могу не выполнить моего рыцарского долга. И если случится, что не найдется других трех рыцарей, которые выступили бы вместе со мной, я готов один выступить в бой с четырьмя мавританскими рыцарями. И, полагаясь на всемогущего бога и на невинность королевы, верю, что одержу победу. Если же судьба будет мне враждебна, готов умереть за это дело; и поскольку причина моей смерти будет всем известна, я ничего не потеряю, а, напротив, покрою себя великой славой.

Три рыцаря, прочитав письмо прекрасной султанши, узнав из него о ее сильном желании перейти в христианство и увидев решимость наместника Картахены, сказали, что они очень охотно будут его сопровождать на этот подвиг. Затем они условились, поклявшись клятвой рыцарей, все держать в тайне и выехать, не испросив позволения короля и ничего ему не сообщая. Смелый и хитроумный воитель алькайд Лос-Донселес предложил всем одеться в турецкие одежды, чтобы в Гранаде, где столько христианских пленных, их никто бы не узнал. Все одобрили совет славного алькайда Лос-Донселес и решили исполнить его, и вслед за этим приготовили все необходимое для поездки, и сделали это в такой тайне, что даже не пожелали захватить с собой оруженосцев, чтобы не быть ими выданными. Сказавши у себя дома, что они уезжают на прогулку в горы, они однажды ночью выехали с большой поспешностью, ибо до дня битвы оставалось всего шесть дней. В попадавшиеся им на пути селения они не въезжали, а объезжали их на большом расстоянии. Когда им что-нибудь было нужно, они платили какому-нибудь поселянину за то, чтобы он им это принес. Так достигли они Долины Гранады за два дня до срока битвы и, въехав в Римский лес, про который вы уже слышали, отдыхали там в уединении целый день. Там же проспали они и ночь без всякого для себя вреда, так как стояло лето; большую часть ночи они провели, совещаясь о предстоящем бое. А когда настало радостное и сверкающее утро, они извлекли из своих дорожных мешков пышные и нарядные турецкие одежды, нарочно сшитые для такого случая, и стали собираться в Гранаду, расположенную всего-навсего в двух лигах пути отсюда. Пышные турецкие одеяния они надели поверх очень крепких лат. Вкусив имевшейся у них пищи, они сложили свои дорожные одежды в мешки и спрятали их в густых зарослях терновника, где никто, кроме их самих, не смог бы эти мешки найти. Затем они вскочили на своих добрых и легких коней, выехали в открытую Долину, сделав некоторые отметки, по которым смогли бы на обратном пути разыскать свои мешки. И так держали они путь на Гранаду, очень уверенные благодаря турецкой одежде, что всякий, кто их увидит, обязательно примет за турок. Кроме того, дон Хуан Чакон очень хорошо знал турецкий язык, а арабский еще лучше; точно так же дон Мануэль, дон Алонсо и алькайд Лос-Донселес вполне свободно владели арабским и многими другими языками, как, например, латинским, французским, итальянским и кантабрийским, которые они изучили с большой тщательностью [85]. Так следовали четыре славных рыцаря в Гранаду и, пересекая Долину, выехали на королевскую дорогу Лохи, на которой заметили мавританского всадника, изо всех сил гнавшего своего коня. Мавр показался им по виду своему очень знатным. На нем была зеленая марлота из очень ценной парчи с многочисленными прошивками золотом, перья на его шлеме – зеленые, белые и синие, на его красивой белой адарге была нарисована птица феникс среди языков пламени, а вокруг шел девиз: «Второго подобного не найти». Его конь был вороной. Оружие нарядного мавра состояло из длинного копья с наконечником из великолепной дамасской стали, а на нем стяг зеленого и красного цветов. Всякий, кто бы ни взглянул на него, испытывал при этом большое удовольствие. Четыре славных рыцаря, видя его мчащимся с такой быстротой и плененные его видом, стали дожидаться его посреди дороги. Поравнявшись с ними, нарядный мавр очень вежливо приветствовал их по-арабски, и добрый алькайд Лос-Донселес ответил на его привет на том же самом языке, поскольку хорошо его знал. Отважный мавр, поздоровавшись с рыцарями, начал их рассматривать, восхищенный их пышным и смелым видом. Движением узды он остановил поспешный бег своего коня, хотя дорожная спешка и серьезность ожидавших его дел, точно удары шпор, гнали его дальше. Но желание узнать, кто были эти рыцари, удержало его. Итак, остановившись, он сказал им:

– Хотя меня и торопят важные дела, господа рыцари, я останавливаюсь, чтобы узнать, кто вы. А потому умоляю вас удовлетворить мог желание, если то будет вам угодно. Желание мое весьма велико; вы ничего не потеряете, отвечая мне, ибо рыцари, столь прекрасные и в столь необычных одеяниях, являются в наши края с Ливийского моря, чтобы вести переговоры с королем Гранады или же продавать обильные и прекрасные товары. Но вы являетесь не только в нарядах, но с оружием и в латах, которые я угадываю под вашей одеждой. Потому мне очень хотелось бы знать, кто вы такие и откуда. Даю слово благородного мавра, вы мне кажетесь настолько хорошими, что я не желал бы ни на одну пядь отдалиться от вас, а потому, чтобы мое желание не осталось бесплодным, исполните мою настойчивую просьбу.

Дон Хуан Чакон, дабы дать ему понять, что они принадлежат к турецкому народу, ответил ему по-турецки, что они из Константинополя. Но приветливый мавр не понял его и сказал:

– Я не знаю этого языка. Скажите мне на арабском, ведь вы умеете на нем говорить, раз ответили мне на мое приветствие.

Тогда славный алькайд Лос-Донселес сказал ему по-арабски:

– Мы из Константинополя, янычары по происхождению; нас четыреста человек охраняет Мостаган, получая за это жалование от Великого султана. И так как мы слышали, будто в христианских землях есть много храбрых рыцарей, искусных в оружии, в особенности же на этих границах, мы явились испытать свои силы и мужество: так ли они велики, как у христианских рыцарей? Для этого мы сели на пятиадцативесельную галеру, мы четверо и ее команда, и пристали к берегу недалеко от Сьерра-Невады, видимой отсюда, и высадились в местности по названию Адра, – если не ошибаюсь, таким именем нам ее назвали наши матросы. Захватив все необходимое, мы отправились вдоль берега, достигли селения Аль-муньекар, а оттуда явились в Гранаду, но не вступаем в нее, чтобы прежде насладиться видом этой прекрасной Долины, по моему мнению, самой прекрасной в мире. Мы ездили по ней в течение двух дней, думая встретить каких-нибудь христиан, против которых мы смогли бы попытать свои силы; но не встретили никого, за исключением вас, благородный рыцарь. Теперь мы направляемся в Гранаду, где посетим ее короля, а затем вернемся туда, где нас дожидается наша галера. Вот, господин рыцарь, кто мы такие и какова цель нашего путешествия. И раз мы удовлетворили ваше желание, будет справедливо, если вы удовлетворите наше, назван себя, ибо, глядя на вас, мы испытываем не менее сильное желание узнать, кто вы такой.