Древняя кровь - Алексей Селецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но людей не вывозили, а у Древних не было тех возможностей, которые открываются движением мэрской руки. Более того, бдительное око власти, одетое в форму инспекторов ГИБДД, уже начал следить за тем, чтобы несознательные граждане не поддавались панике. Проще говоря, не бежали из города и не выносили с собой дурно пахнущий сор из начальственной избы.
Для начала всё это было названо очередным этапом антитеррористической операции «Смерч». Вскоре кое у кого возникли подозрения, что город является крупнейшим поставщиком взрывчатки в мире, при этом каждый горожанин только и мечтает о том, как бы ее продать террористам. Тщательно только досматривались машины, пытающиеся выбраться из города, просевшие под тяжестью чемоданов, мешков и родственников. На «КамАЗы», едущие в город, никто не обращал внимания.
К вечеру начальству стало ясно, что террористов в городе меньше, чем рвущихся из него горожан. Помогли осознать это и грозные запросы из Москвы – шило где-то вылезло из мешка, нашлись структуры, больше опасавшиеся гнева столичного начальства, чем немилости губернатора. Губернатор, тяжело вздохнув, отправил заготовленную на такой случай и согласованную на дневном совещании просьбу о помощи. Через час широкая фигура областного руководителя появилась на телеэкранах. Одновременно с ней на выездах из города встали БТРы внутренних войск, в темнеющем небе зарокотали вертолеты. Неизвестная инфекция, эпидемия. Карантин.
Как в этой суматохе Олег умудрялся выводить из города сотни Древних, оставалось неясным. Возможно, применял отвод глаз. Или еще какое-то волшебство. Но, кроме воздействия на посты, нужно еще и воздействие на машины. На те самые, которые должны вывозить всю эту встревоженную, мятущуюся толпу.
Самой большой проблемой стал бензин. Колонки «в целях безопасности» были закрыты. В вечерних сумерках закашлялся и обиженно умолк мотор «уазика». Оттащили на стоянку на тросе – как пленника за конем победителя. То горючее, что правдами и неправдами еще можно было достать, глотали более вместительные машины. Глотали и уползали из города, не зажигая фар.
– Ты как? – осведомился Олег. Отвечать не потребовалось – посмотрел в глаза и всё понял. – Отдых! Ставь защиту – и до утра на боковую.
На боковую, однако, не получалось. Осталось недоделанным одно, но важное дело. Важнее многих, сделанных за последние сутки. Трижды удавалось найти минуту и телефон – только для того, чтобы выслушать длинные гудки. Никто не брал трубку.
То ли нет дома Ирины, то ли… Эту мысль он весь день гнал от себя работой. На измор, до кругов перед глазами. И вот теперь отгонять ее нечем и незачем.
– Олег, дай машину. Или хоть литра три бензина. И пару ребят.
– Ирину вывезти? Не дам.
Неожиданно резкий ответ. Как удар. А Олег продолжал:
– Сейчас не до этого. Всех наших из этого района уже вывезли. Дать тебе бензин – отнять его у пятерых других. Понятно? А бойцов сколько – знаешь. Кого я тебе дам? Откуда снять? С сопровождения? Или из леса вывести? – Олег говорил это зло, бросая сквозь зубы, словно оплевывая.
– Но ты же сам говорил – она одна из нас.
– Да, говорил. Сколько тысяч таких наших в городе, знаешь? По десять человек на одного Древнего. Настоящего Древнего. Который кошмарами и головной болью не отделается, если что.
Холодный взгляд Главы Круга встретился с таким же ледяным взглядом Александра.
– Так как же быть, Олег Алексеевич? Будем спасать только настоящих своих? Тех, до кого руки не дошли, бросим?.. – Александр хотел сказать еще что-то, но не успел. Сначала ударился спиной о стену, потом затряс головой. В ушах звенело. Олег ударил не сильно, но быстро. Не поднимая рук и вообще не прикасаясь.
– Это тебе вместо душа и валерьянки… сопляк. – Голос Олега был спокойным, как бетонная стена, снова вдавившаяся в лопатки и затылок. – Если бы я бросал всех, то отдыхал бы ты в полусотне кэмэ отсюда. И пацаны, которые сейчас холмы стерегут, тоже. Единственный человек, которого я могу послать за твоей Ириной, – это ты сам. Хочешь – пешком, хочешь – на трамвае. Хоть машину угоняй, если не попадешься, и через три часа будешь здесь. В полдесятого уходит последняя на сегодня машина. Привезешь свою… – губы шевельнулись и помогли проглотить слово, – найду ей место. Всё! У тебя три часа – время пошло!
ГЛАВА 16
Город втянулся в дома, как улитка в раковину. Даже фонари словно боялись светить слишком ярко: крут около самого столба – и всё, дальше сумрак. Впрочем, не такой уж непроницаемый. Светились почти все окна. Сквозь тяжелые шторы, белые простыни, просто газеты. Нигде не было видно прозрачных тюлевых занавесок, не просматривалась ни единая комната – люди пытались заслониться от наступающей ночи.
Иришкины окна выделялись темным пятном на мерцающем доме. Плохо. Но проверить всё равно нужно. В конце концов там могла остаться записка.
«Или засада», – подумал Александр, открывая дверь подъезда. В ботинок что-то тупо толкнулось, пискнуло и толкнулось еще раз. Пинком отбросил крысу – вконец серые ошалели. Интересно, что заставляет их вылезать из подвалов и кидаться на всё подряд?
Наверное, то же, что и людей. На площадке около лифта верхнее зрение различило темно-красное пятно. Потом и глаза уловили качнувшийся навстречу силуэт. В поднятой руке тускло блеснуло.
Нет, это не засада. Слишком уж грубо и тупо. Александр повертел в руках внушительного вида кухонный нож. Отбросил наверх, к мусоропроводу, нагнулся над мычащим у ног телом.
Не повезло мужику. Дважды не повезло: первый раз – это когда ночью до него добралось черное щупальце. Впрочем, и сам виноват. Что-то Илья с Иванычем говорили об этом – на первой стадии поражения у человека «нутро наружу вылазит», как выразился дед. То, что он загоняет в душе подальше, но не хочет выбросить совсем. Значит, и у этого мужика было такое – всех порезать, всем кровь пустить. Повезло его соседям, однако. А если бы в подъезд первым не бывший разведчик зашел, а кто-то другой? Старушка, например? Или Иринка – от такой возможности холодный слизняк пополз где-то за грудиной. Хрен с ним, с мужиком, не за ним пришел.
Лифт, естественно, не работал. Седьмой этаж – хорошо, что не двенадцатый или двадцатый. При этом желательно не топать слишком громко. Мало ли кто может оказаться на четвертом или на шестом, к примеру.
На четвертом распахнулась дверь, на миг ослепила после мрака на площадке. Отпрыгнул в сторону. С другой стороны двери шарахнулись с приглушенным криком. Потом пригляделись.
– Молодой человек! – Голос почему-то показался знакомым. Что-то неприятное было связано с этой старушкой. – Помогите, пожалуйста, помогите! Ради бога!
Не похоже на ловушку. Разве что бабушка в прошлом была великой актрисой… Черт, не хватало только мании преследования! Везде ловушки мерещатся. Впрочем, немудрено – в свете последних событий, так сказать. Точнее, во тьме их же. Береженого бог бережет, стреляный воробей и пуганой вороны боится… А старушка не умолкала:
– Молодой человек, я же вас помню! Вы на седьмой этаж идете, правильно? К этой… к студентке, Марь Васильевны покойной внучке. В органах работаете, правильно?
Вот откуда этот голос знаком! Разбудил тогда Юрик старушку. Помнится, обещала управу на всех найти. Да и ругалась завидно, мастерски, нечего сказать. Как тут не запомнить! Однако каков подъездный КГБ – на всех подробное дело имеется!
– Молодой человек, вы обязаны нам помочь! – Голос окреп, морщинистые пальцы цепко ухватили рукав. – Это ваш долг!
Очень хотелось сказать, что ничем он не обязан и никому не должен. Но бабка уже тащила в квартиру:
– У меня внук… Павлик… Пришел сегодня с занятий, заперся у себя в комнате и не выходит, не отвечает! Сначала музыка играла, а потом совсем ничего! Я думала – спит, потом хотела ужинать позвать, а он молчит, и дверь заперта!
Дверь с огромным плакатом какой-то «металлической» группы действительно была заперта и смотрелась довольно мрачно.
Даже без учета всего происходящего в городе. Александр постучал по черепу влезающего из могилы мертвеца – сначала костяшками пальцев, потом кулаком. Бесполезно.
– Ну что, будем ломать?
– Без этого никак? – В старушке боролись страх за внука и бережливость хозяйки. Внук победил. – Тогда ломайте. Сейчас топор принесу.
– Зачем нам топор? И-эх! – Вся накопившаяся за день злость собралась в каблуке. От удара двери о стену что-то упало с полки. Под ногой звякнули остатки то ли задвижки, то ли чего-то подобного.
Павлик был жив. Павлику было не то чтобы хорошо, но явно лучше, чем мужику в подъезде. Лет шестнадцать было Павлику, никак не меньше. Чем это ты так обдолбился, парень? Дымком от тебя не пахнет, перегаром – тоже. Провел ладонью перед глазами, всмотрелся повнимательнее – нет, на жертву прошедшей ночи тоже не похож. За день успел на них наглядеться.
Бабкины причитания начали раздражать. Куда ты раньше смотрела! Впрочем, старики к таким делам никак не привыкнут. Для них вершиной добровольного сумасшествия остается литр самогона. Александр потрепал паренька по щекам – никакой реакции. Похлопал сильнее – какое-то невнятное лепетание. Уже какой-то эффект есть. Посильнее, что ли, приложиться?