Перекличка мертвых - Иен Рэнкин

— Хватит, — рыкнул он, сверля взглядом стол. Из отполированной до блеска столешницы на него смотрело его отражение. — Хватит, — повторил он, и по его тону Мейри поняла, что он повержен. Она надкусила второе печенье. — Чего вы хотите?

— На самом деле совсем немногого, — заверила она. — Только вашего откровенного рассказа о мистере Ричарде Пеннене.

— Так вам нужно, чтобы я стал вашей «Глубокой глоткой»,[17] мисс Хендерсон?

— Ну, если такое сопоставление вас тешит… — согласилась она.

Про себя же подумала: а вообще-то ты всего лишь простофиля, которого поймали на удочку… просто очередной бездарный чиновник…

Доносчик, каких тьма…

Для него это были уже вторые похороны за неделю.

Он с трудом выбрался из города — произошедшие накануне события все еще давали о себе знать. На мосту Форт-Роуд полиция останавливала грузовики и фургоны и досматривала водителей, пытаясь выявить тех, у кого может возникнуть побуждение использовать свое средство передвижения в качестве баррикады. Однако за мостом дорога пошла нормальная. Поэтому он приехал раньше времени. Добравшись до центра Данди и припарковав машину на набережной, он закурил и включил радио. Передавали выпуск новостей. Странно, английские станции на все лады обсуждали старания Лондона стать местом следующей Олимпиады и почти не упоминали об Эдинбурге. Тони Блэр уже летел назад из Сингапура.

Шотландские новости сосредоточились на статье Мейри: репортеры в один голос называли преступника «убийцей недели „Большой восьмерки“». Никакой публичной реакции от начальника полиции Джеймса Корбина не последовало. В заявлении СО-12 особо подчеркивалось, что лидерам, собирающимся в «Глениглсе», опасность не угрожает.

Вторые похороны за неделю. Ребус задавался вопросом: не потому ли он столько работает, чтобы недосуг было думать о Микки? Он взял с собой диск с «Квадрофенией» и, пока ехал на север, слушал композицию, где Долтри надрывно повторял: «Ты можешь увидеть меня без прикрас?»

На пассажирском сиденье лежали фотографии: Эдинбургский замок, смокинги, галстуки-бабочки. Бен Уэбстер, которому оставалось жить около двух часов, ничем не отличался от тех, кто был рядом с ним. Но ведь самоубийцы не вешают себе на шею бирку, оповещающую об их намерениях. Так же как и серийные убийцы, бандиты, коррумпированные политики. Самым нижним был увеличенный Манго фотоснимок Сантал с камерой в руках. Ребус на мгновение задержал на нем взгляд, после чего переложил наверх. Потом завел мотор и поехал к крематорию.

Там было многолюдно. Родственники, друзья и представители от всех политических партий. Журналисты и репортеры держались на расстоянии, сбившись у ворот крематория. Вероятно, это были новички и неудачники, кислые от сознания того, что их более опытные и более успешные коллеги, занятые на саммите «Большой восьмерки», готовят сейчас убойные материалы для первых полос четверговых газет. Ребус отступил в сторону, поскольку скорбящих попросили пройти внутрь. Некоторые из них бросали на него подозрительные и осуждающие взгляды: мол, с подобными личностями член парламента вряд ли якшался, так и нечего тут глазеть на чужое горе.

Возможно, они были правы.

После церемонии ожидалось угощение в плавучем ресторанчике «Браути-Ферри».

— Семья покойного, — объявил собравшимся священник, — просила меня сказать, что приглашаются все присутствующие.

Но взгляд его, казалось, говорил совсем другое: там ждут только ближайших родственников и друзей покойного. Впрочем, дело ясное: какой плавучий ресторанчик в состоянии вместить такую уйму народищу?

Ребус сидел в заднем ряду. Священник попросил кого-нибудь из коллег Бена Уэбстера подняться на кафедру и сказать несколько слов. Слова почти полностью совпали с теми, что звучали на похоронах Микки: прекрасный человек… огромная потеря для всех, кто его знал, а таких людей немало… замечательный семьянин… пользовался заслуженным уважением в округе.

Стейси видно не было. После их встречи возле морга он почти не вспоминал о ней. Полагал, что она либо вернулась в Лондон, либо приводит в порядок дела брата.

Но не прийти на похороны…

Между смертью Микки и кремацией прошло чуть больше недели. А у Бена Уэбстера? Не прошло и полных пяти дней. Можно ли счесть неподобающей такую поспешность? Чье это решение — Стейси или еще чье-то?

Выйдя на парковочную площадку, Ребус закурил и простоял в задумчивости более пяти минут. Потом открыл водительскую дверцу и сел в машину.

Ты можешь увидеть меня без прикрас?…

— О да, — проговорил он себе под нос, поворачивая ключ зажигания.

Суматоха в Охтерардере.

Циркулировали упорные слухи, что вот-вот прибудет вертолет с Джорджем Бушем. Шивон посмотрела на часы. Она точно знала, что самолет Буша приземлится в Престуике только после полудня. Толпа встречала каждый приближающийся вертолет гиканьем и улюлюканьем. Демонстранты запрудили дороги, перли через поля, через сады, перелезали через заборы и изгороди. У всех была одна цель: добраться до ограждения. Пробраться за ограждение. Они сочли бы это настоящей победой, хотя оттуда до отеля оставалось еще добрых полмили. Однако на территорию поместья они все же ступили бы. Значит, полиция была бы посрамлена.

Кругом звучала испанская и немецкая речь, слышался американский акцент. Между тем Сантал как сквозь землю провалилась.

Оказавшись снова на главной улице Охтерардера, Шивон узнала самую свежую новость: автобусам с протестующими запрещен выезд из Эдинбурга.

— Поэтому они устроили марш прямо там, — возбужденно тараторил кто-то. — Этим бандюгам придется несладко.

Шивон не поверила. И все-таки попыталась дозвониться родителям на мобильный. Ответил отец: он сказал, что они сидят в автобусе уже несколько часов и неизвестно, что будет дальше.

— Дайте мне слово, что вы не будете участвовать ни в каком марше, — стала молить Шивон.

— Даем, — буркнул отец.

И передал телефон жене, чтобы Шивон могла услышать и ее обещание. Поговорив с родителями, она вдруг поняла, что поступила донельзя глупо. Зачем же она приехала сюда, когда надо было остаться с родителями? Марш привлечет много полицейских. Возможно, мать узнает среди них того, кто ее ударил, а может, какие-нибудь детали вызовут в памяти столь необходимые Шивон подробности.

Тихо выругавшись, она обернулась и нос к носу столкнулась с той, кого искала.

— Сантал, — окликнула Шивон.

Сантал опустила камеру.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнула она.

— Удивлена?

— Честно говоря, немного. А твои родители…

— Застряли в Эдинбурге. А ты уже, смотрю, больше не шепелявишь.

— Что?

— В понедельник на Принсез-стрит, — продолжала Шивон. — ты не расставалась с камерой. И что интересно, совершенно не снимала копов. В чем дело?

— Не пойму, к чему ты клонишь.

Сантал вертела головой, словно опасаясь, что их разговор услышат.

— Ты не захотела показать мне ни один из своих снимков потому, что они могут мне кое о чем рассказать.

— И о чем же? — В голосе не слышалось ни испуга, ни раздражения — одно любопытство.

— Они могли бы рассказать мне о том, что интересуют тебя только твои дружки-бузотеры, а не стражи порядка.

— И что?

— А то, что мне захотелось понять, почему бы это. Странно, что я сразу не догадалась. Ведь были сигналы… В лагере в Ниддри, а потом в Стерлинге. — Шивон наклонилась к уху Сантал. — Ты внедренный коп, — шепотом произнесла она и отстранилась, чтобы полюбоваться ошарашенным лицом молодой женщины. — Эти сережки и пирсинговые колечки… ведь все это бутафория? — продолжала Шивон. — Смываемые татуировки и… — бросив взгляд на ее всклокоченные волосы, она закончила: — искусно сделанный парик. Не понимаю, зачем тебе понадобилось шепелявить? Может, это помогало тебе войти в роль? Ну так как, я права?

Сантал молча закатила глаза. Зазвонил мобильник, она полезла в карман и вытащила сразу два телефона. Дисплей на одном был освещен. Внимательно посмотрев на него, Сантал бросила взгляд поверх плеча Шивон.

— Вся компания в сборе, — проговорила она.

Шивон была озадачена. Может, это старинный трюк, многократно описанный в книгах. И все-таки она обернулась.

В нескольких метрах от них стоял Джон Ребус, держа в одной руке мобильный, а во второй что-то похожее на визитную карточку.

— Я не силен в этикете, — сказал он, подходя. — Если я курю то, что на сто процентов состоит из табака, это ведь не превращает меня в раба империи зла? — Он достал пачку сигарет.

— Сантал внедрёнка, — сообщила ему Шивон.

— Здесь не самое подходящее место для того, чтобы кричать об этом, — прошипела Сантал.