Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша - Аркадий Белинков

Настоящий конфликт это, конечно, такой: "поэт и толпа".

Но, конечно, Олеша не может решиться на этакое дело. Поэтому он немножко улучшает толпу и немножко ухудшает поэта. В результате означенных мероприятий конфликт тоже становится немножко меньше.

Но это не всегда хорошо получается.

Иногда даже получается совсем не то, что хочет писатель.

Например, писатель хочет показать, какой мерзавец отрицательный герой Кавалеров, а показывает, какой мерзавец положительный герой Бабичев.

Сначала все идет хорошо.

Конечно, чего ждать от человека (т. е. Кавалерова), который не только оклеветал своего благодетеля (т. е. Бабичева), но даже бросил тень на честь девицы?

От такого человека ничего хорошего ждать нельзя.

И прекрасно. Ведь именно это и нужно было, чтобы книга, наконец, стала художественной.

Но потом оказывается, что все не так замечательно, как хотелось бы и, несомненно, могло быть.

И вот уже в драме "Заговор чувств", сделанной Ю. Oлешей по роману "Зависть", упомянутый благодетель действительно соблазняет указанную девицу, оставаясь при этом совершенно положительным.

Позвольте, но в таком случае Кавалеров, высказывающий в романе предположение, что "Андрей Петрович успеет побаловаться Валей в достаточной степени...", вовсе не оклеветал положительного благодетеля и не был уж так далек от истины?

В романе баловства не было. Чего не было, того не было.

Но уже был человек, который мог побаловаться.

Для того чтобы уклониться от всех этих конфликтов, социальных драм, навязших в зубах мировых катастроф, из-за которых всегда возникает ряд дополнительных трудностей, больше того - вообще вся жизнь утрачивает свое подкупающее обаяние, люди сочиняют утешительные концепции.

Про Юрия Олешу сочинили такую.

Зачем конфликты, социальные драмы и мировые катастрофы?

В самом деле?

Мы же знаем, что ничего подобного не было.

То есть было, но при чем здесь Олеша?

Никаких социальных драм и мировых катастроф. Жизнь и так необыкновенно сложна. А эти драмы так мешают, так мешают жить и издаваться часто и большими тиражами.

Все, все выглядело совершенно иначе.

Добрые дяди с безупречной репутацией из дружбы к Олеше, с мягкой улыбкой разбивая стекла, уверяют, что их приятель никогда в жизни даже не произнес слова "конфликт", а так называемые "мировые катастрофы" вообще были вне его поля зрения.

Юрий Карлович, будучи легко ранимым человеком, совсем не собирался писать о конфликтах и катастрофах и еще Бог знает о чем, а просто, без всяких хитростей или жульничества скромно хотел к уже имеющимся произведениям мировой литературы на разные темы прибавить нечто свое. В самом деле, отчего бы к великим произведениям о грандиозных человеческих страстях - любви, ненависти, честолюбии, алчности - не прибавить художественное изображение зависти? Ну, как у Шекспира о честолюбии или там у Мольера о скупости. Пушкин, Бальзак. Понятно? А Олеша о зависти. Потому что о зависти, в общем, никто толком не написал, хотя некоторые (Эсхил, Тассо, Диккенс, Лев Толстой) крутились где-то совсем рядом. Действительно, почему бы не прибавить? Я тоже часто подумывал об этом. Но едва я успел об этом подумать, как лучший знаток жизни и творчества Юрия Олеши Л. Славин сразу сказал: "К мировым произведениям о больших страстях - о ревности, о честолюбии, о любви, о скупости Олеша захотел прибавить поэтическое исследование зависти. Вскрыть не только его психологические, но и общественные корни". Сказано - сделано. Захотел и прибавил. "Мне кажется, продолжает Славин, - что это ему удалось на очень высоком уровне ". В самом деле, Юрий Олеша берет и прибавляет к великим произведениям о великих страстях произведение о зависти. Не только Л. Славин, но и многие другие находят, что у него это тоже хорошо получилось. И сам Олеша был не плохого мнения о себе. "У меня есть убеждение, - потупившись, как-то шепнул он, что я написал книгу ("Зависть"), которая будет жить века". И потом уже громче добавил: "У меня сохранился ее черновик, написанный мною от руки. От этих листов исходит эманация изящества". И снова потупившись: "Вот как я говорю о себе"1.

Именно потому, что в произведении есть невыдуманный конфликт, писатель может подвергнуть своего героя всяческим испытаниям - на крепость, на стойкость. Но, обеспокоенный натиском противников Кавалерова, автор начинает подыгрывать победителям. Он придумывает своему герою толстый нос, пиджак с оборванными пуговицами и душевную нечистоплотность. Для того чтобы показать недоброкачественность идеологии Николая Кавалерова, писатель устраивает ему моральное разложение.

Все это уступки, боязнь серьезного спора, попытка ускользнуть.

Но в произведении есть невыдуманный конфликт, и трагизм романа в том, что герой не может проявить своего ума, таланта и значительности в обстоятельствах, созданных Бабичевым.

Кавалеров не может стать героем бабичевского времени.

Пристально и тревожно всматривается поэт в проносящуюся мимо, лязгающую железом историю.

"...глаза, - говорит поэт, - единственное, что у меня есть. Одни глаза. Больше ничего. Я все вижу"2.

1 Юрий Олеша. Ни дня без строчки. Из записных книжек. М., 1965, с. 161.

2 Юрий Олеша. Заговор чувств. Пьеса в четырех действиях и 7-ми картинах. На правах рукописи. "Модпик", с. 52.

Ему показывают колбасу. Но он все видит.

Писатель уступает, оглядывается, уверяет, что его неправильно поняли. Он дает понять, что человек с толстым носом вообще не может быть героем. Это, конечно, заблуждение дилетанта. На самом деле все было не так. Научно установлено, что толстые носы фридриховских полководцев во время Семилетней войны по мере продвижения в Силезию (1756-1763) начали методически выравниваться, а после исторической победы под Фрейбергом немедленно стали римскими (1762). Чувствуется, что писатель не знает этого научного факта.

Но в эти годы уступки писателя еще не носили разрушительного характера, и сложная противоречивость романа была связана преимущественно не с ними. Она была связана с тем, что Кавалеров жил в переломную эпоху, а переломная эпоха это такая, которая переломлена на старую и новую. И в этих еще не соединившихся частях Кавалеров - из старой эпохи. Трагизм перелом-ных эпох в том, что люди старой эпохи не входят в новую естественно и легко, что многие люди сламываются и уничтожаются этой сменой. Если бы люди одной эпохи без тяжелых усилий могли стать людьми другой, то не было бы революции. Преемственность и наследственность истории заключается не в том, что все люди до революции делают одно, а после нее начинают делать другое, а в том, что после революции часть людей продолжает дело, начатое до нее, старается на свою сторону привлечь как можно больше союзников и уничтожает сопротивляющихся.

Что же касается Кавалерова, то Олеша говорит, что в его "лице... хотел изобразить представи-теля той части интеллигенции, которая находится на бездорожьи. Лучшие и умнейшие найдут новые пути, а те, которые не смогут отказаться от своего высокопарного "я", обречены на гибель"!1 К какой части интеллигенции, стоящей на бездорожьи, - к той ли, которая может отказаться от своего высокопарного "я", или к той, которая не может этого сделать, относится Кавалеров, Олеша не говорит.

1 Ю. Олеша. Заговор чувств. Пьеса в 7-ми картинах. М., 1930, с. 11.

Через четыре года после этой декларации писатель высказывается более решительно. Он заявляет: "Кавалеров смотрел на мир моими глазами".

Писатель защищает своего героя, но от гибели не спасает. Он заставляет его совершать отвратительные поступки, но восхищается его поэтичностью и верой в свою правоту.

Происходит нечто такое, что привычно называется "противоречием".

Противоречие возникает между неким явлением, именуемым "индивидуализмом" (в романе это тоже называется "завистью"), к которому писатель считал себя обязанным относиться отрицательно, и реальным человеком в реальных исторических обстоятельствах. В судьбе этого человека писатель был лично заинтересован. Противоречие возникло от безвыходного положения. Но главное оставалось незыблемым: поэт общество, борьба поэта и общества. В реальных исторических обстоятельствах, человек, не отказавшийся от своего "я", мог быть только небритым поэтом, верящим в свое высокое назначение и в свою правоту, не находящим себе дела, не вынесшим позора мелочных обид, задыхающимся от отчаяния, погибающим.

Реальный, жестокий и неминуемый конфликт в романе Юрия Олеши "Зависть" происходит не из-за невразумительного недоразумения с чувствами, а из-за права на победу.

Право на победу в социально-метафорическом романе Юрия Олеши называется "завистью".

Николай Кавалеров завидует тем, "которых созвали ради большого и важного дела", он осознает "полную ненужность... оторванность от всего большого..." Ему хочется туда, на "эту недостижимую сторону". "Я оттуда", кричит он. "Вы не оттуда", - холодно отвечают ему. Щемящей, тоскующей фразой жалуется изгнанный человек: "Но праздник, шумевший там, манил меня".