Большая книга ужасов – 67 (сборник) - Евгений Некрасов

От удара лба хрустнул стеклопакет, мелкий осколок царапнул по носу, как будто вспоров блокаду запахов. Трава, дерево, земля. Мясо. Мы тяжело приземлились на асфальт, и ноги сами понесли в глубину двора, где бился теплый сладкий запах.

Компания с гитарой так и сидела на скамейке, почти под самыми окнами. И пахла. Я уже ничего не соображала. Тварь чуяла мясо и несла меня как миленькую. На бегу я только вертела башкой в надежде, что попадется под нос что-нибудь вонючее, что на секунду отвлечет Тварь, и уж тогда я не растеряюсь. Как утопающий колотит руками по воде, вот на что это было похоже. Так он только скорее нахлебается, скорее утонет. Если я сейчас кого-нибудь убью, я останусь Тварью еще на три тысячи двести восемьдесят семь дней. Это очень долго, это девять лет – больше половины моей жизни.

Я глядела в упор на темноволосого парня с гитарой. Точнее, на его шею. Точнее, на толстенную голубую вену, и это была уже не я.

Они меня не видели. Они распевали что-то громкое и неумолимо приближались: три, два, один… В последний момент я сумела выпрямить передние лапы, и мы шмякнулись мордой об землю, как будто поклоны бьем. Это была всего секунда, и она-то меня и спасла. В этот самый момент, когда Тварь уже упала, но еще не успела вскочить, в ноздри просочился новый запах.

Падаль. Холодное мясо. Мои волчьи негибкие пальцы дрогнули, будто сжимаясь в кулаки. Ненавижу! Тварь вскочила на лапы. До компании с гитарой оставался один короткий прыжок, но запах падали тянул обратно к дому. Мы вместе развернулись и побежали туда. Ненавижу!

Нас обеих разрывала тупая ярость. Мы проскочили дом и побежали дальше по улице за тонкой ниточкой отвратного запаха. Иногда он пропадал. Тогда Тварь поднимала нос по ветру и, расслышав мясо, отвлекалась. Мне приходилось вертеть головой, чтобы снова поймать тонкий запах врага. Я не сомневалась, что это враг. Ничто другое не способно отвлечь зверя от еды и так выбесить человека. Только враг. Только опасность. Она пахнет падалью, эта опасность, и я ее найду, чтобы уничтожить.

Запах не приближался ни на шаг. Похоже, тот, кто его издает, тоже бежал в ту сторону. Я прибавила ходу и скоро выскочила на пустую дорогу. В редких домах светились окошки, фонари освещали черный от луж асфальт (поливалка проехала). Я неслась, срывая когти, не знаю за кем, но я его убью. Тварь не ест падали. Тварь с ней воюет. Звучит странно – но мне ли рассуждать о странных вещах? Надо завтра у дядьки спросить, он такой же, как я, наверняка знает, за кем мы гонимся. Передвигается оно быстро. Я никогда не слышала, чтобы волки так реагировали на падаль. Это был особый случай, очень особый. Еще бы, ведь оно может передвигаться! Мертвое мясо, которое может передвигаться. Никогда не думала, что у оборотней есть естественные враги, кроме нас самих. Но запах не мог врать. Запахи не врут.

Интересно, оно тоже меня слышит? И поэтому удирает? Должны же враги чувствовать друг друга издалека? Природа мало кому отсыпает заметные преимущества.

Запах не приближался. Мы бежали в одну сторону с одной скоростью. Я выскочила на шоссе, еще немного – и город останется за спиной. Впереди чернели верхушки сосен. Наверняка оно там, в леске. Или дальше?

Я мчалась, как за сосиской на удочке, пугая своим видом редкие проезжающие машины. Тварь почти не реагировала на них, а если косилась, я тут же поворачивала голову в нужную сторону. Запах не приближался. Я бежала далеко за город за невидимым врагом, пока девчачьи ладони не воткнулись в наждачный асфальт.

Доброе утро, Ира. Как домой добираться будешь? Восход в пять тридцать две, значит, скоро пойдут автобусы.

31 июля (день)

Я все успела. Поймала загородный автобус, пролезла под турникетом, не попавшись сонным пассажирам, и долетела с ветерком. Приехала, сложила в чемодан все, что успела разбросать за пару дней, одолжила книжку, сгрызла сырым еще один пакетик лапши. Держись, лагерь, я иду! В метро успела немного поспать, а вынырнув на улицу, вспомнила об одном деле.

Телефон почти разрядился, много не поболтаешь. Ничего, я быстренько.

– Александр Сергеевич?

– Не называй меня так.

– Кто пахнет падалью?

– Где ты почувствовала запах?! В лагере?

– Я еще не в лагере. Телефон садится.

– А… А когда поедешь-то?

– Уже на автовокзале. Кто это?

– В лагере точно не… Да! Ира, слышишь меня? Услышишь этот запах – беги в обратную сторону! Будет нелегко, но ты беги. Никакого героизма, поняла? А я навещу тебя в лагере.

– Кто это? Телефон садится!

– Ты умная девочка, в книжке прочтешь. Небось утащила почитать что-нибудь?

– «Мифических чудовищ». Это что, секрет?

– Синюю? Не потеряй, это моя любимая. И береги себя там, эй! Я обязательно к тебе приеду! Все. Плюнь по ветру и скажи: «Все щенки, а я волчица». А я буду через пару дней…

Телефон пискнул и отрубился. Впереди уже виднелись голубые крыши остановок автовокзала.

Добралась. Сунула трубку в карман, посторонилась, пропуская целую банду ребят с чемоданами на колесиках. И конечно плюнула. И конечно в кого-то попала. В джинсовую спину впечатался белый плевок. Хозяин куртки обернулся. Очки, усы. Сам плюгавенький, ниже меня. У таких всегда вздорный характер.

– Ты в лагерь?

– Туда.

– Номер группы, фамилия?

Я сказала. У Плюгавенького воинственно зашевелились усы и в глазах мелькнуло раздражение:

– Так это из-за тебя мы автобус держим, Ира Варшавская, королева автовокзала! Беги давай, а то пешком пойдешь! – Он вцепился в мой рукав и поволок к автобусу.

Мой чемодан торопливо стучал колесиками, задевая всех по ногам. Кто-то ругался в спину, а этот Плюгавенький волок меня к автобусу и ворчал:

– Вот не могут вовремя прийти! Сидела бы дома, раз не можешь найти автобус на автовокзале! Хоть бы родителей проводить попросила!

Плюгавенький смахивал на таракана. Мелкий, с рыжими усами… Я мысленно примеряла на него хитиновый панцирь, и меня пробирало на ржач. Плюгавенького это бесило:

– Чего улыбаешься? Смех без причины признак сама знаешь чего. Или не знаешь? – К его усам прилипла большая крошка. Ну как тут не улыбаться?

– Вот отправлю тебя сейчас домой!

– Хорошо бы…

– Да?! – Он даже притормозил и зло зыркнул на меня. По лицу было видно, что он просчитывает последствия и что последствия для него печальны. Бросить меня тут на вокзале он не имеет права. Родителей моих поблизости нет… В конце концов Плюгавенький нашелся:

– Одно нарушение – и поедешь домой. – Он подтолкнул меня в автобус и вошел следом. – Нашлась! – бросил он водителю. – Едем уже.

Я едва успела плюхнуться на свободное место рядом с долговязой конопатой девчонкой, как автобус тронулся. Плюгавенький сидел рядом с водителем и что-то раздраженно ему доказывал. На спине его гордо пузырился мой плевок.