Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров

Только в губернской канцелярии какой-то лысый старичок чиновник оказался более многословным и даже прочитал целое наставление:

— Для устройства на службу, молодой человек, рука нужна. Вот на той неделе делопроизводитель к нам поступил. Пень-пнем и почерк куриный. А взяли. Почему? Полицмейстер рекомендовал!

Сергей повернулся и молча вышел из канцелярии. У него таких рекомендаций быть не могло.

«Что ж! Не устроюсь чертежником, еще какую-нибудь работу найду, а не найду, пойду в грузчики!» — думал он.

Каждое утро Сергей просматривал публикации в газете «Сибирская жизнь». Они были немногочисленны:

«Нужен кучер». «Нужен хороший пианист — справляться Ванный переулок, дом 6».

«Нужен служащий с обеспечением в 300 руб.». «Нужна одинокая старушка — няня к грудному ребенку. Духовное училище, квартира Дмитриева».

Зато объявлений о желании получить работу было более чем достаточно. И кто только не искал работы! Приезжая, интеллигентная солидная дама, приезжий из России молодой человек, студент университета, ищущий уроков, пожилой отставной чиновник с безупречным прошлым, проживающий в Томске с 1893 года, конторщик, бывший волостной писарь, и прочие и прочие.

Кроме того, в газете были и прямые обращения за помощью: «Очень нуждаюсь в 25-ти рублях, недостающих для взноса платы в институт; выплатить могу только уроками или другой подходящей работой», — писал какой-то студент под инициалами А. В. С.

«Помогите! — начиналась другая заметка, — больная, имеющая при себе дочку 5-ти лет, не имею средств прокормиться! Прошу не оставить меня, добрые люди. Мухинская ул., д. 38. Во флигеле».

Сергей молча клал просмотренную газету на этажерку.

— Есть что-нибудь подходящее? — спросил как-то Никонов, застав Сергея за чтением публикаций.

— Есть, да залог нужен.

— Много?

— Триста пятьдесят! У меня пустяков не хватает, — усмехнулся Сергей, — всего только трехсот сорока семи рублей!

— Да, — протянул Никонов, — дела твои, прямо сказать… — но, увидев хмурое лицо Сергея, Иван осекся и принялся неумело его утешать:

— Ты, главное, Сергей, не вешай носа. Не может быть, чтобы никуда не устроился. Куда-нибудь да устроишься! Ведь не на каждом же месте залог требуется. Может так получиться, что буквально, вот-вот и найдешь на днях работу.

Но дни шли, а Сергей всё никак не мог устроиться.

За три недели ежедневного хождения по городу в поисках заработка он уже ничуть не хуже любого коренного жителя знал Томск, начиная с Соборной площади, где в белом каменном доме с колоннами помещалась канцелярия генерал-губернатора Азанчеева-Азанчевского, вплоть до рабочей окраины на Воскресенской горе и местечка Заисточья, населенного преимущественно татарами.

В отличие от Уржума и Казани, главная улица в Томске называлась не Воскресенской, а Почтамтской. Но так же, как и в других городах Российской империи, здесь, в Сибири на главной улице было сосредоточено всё, что составляло мозг и душу этого большого губернского города: клуб дворянского и купеческого собрания, комендатура и приемная градоначальника, пассаж купца-миллионера Второва, управление Сибирских железных дорог, почта с телеграфом, здание классической мужской гимназии, дом архиерея и собственные дома местных богатеев, «отцов города».

Будучи наблюдательным, Сергей замечал подчас такие мелочи, мимо которых другой бы на его месте прошел совершенно равнодушно.

Как-то на его глазах краснорожий приказчик вытолкнул из лабаза немолодую, бедно одетую женщину.

— Чего толкаешь!? Правду говорю. Ведь не щепки, а трудовые денежки за масло плочены, — упираясь, кричала она возмущенно, — только и знаете, живодеры, что обирать да обвешивать народ!

— Ишь, тварь фабричная, как язык распустила! В полицию, видно, захотела?!

— Не грози, не боюсь… Ой, ирод прроклятый, сколько недовесил! — испуганно ахнула женщина, взглянув на свету на свою бутылку с подсолнечным маслом.

Приказчик ухмыльнулся и, ловко сплюнув через плечо, вошел в лабаз.

В этот же день на соседней Ярлыковской улице Сергей увидел другую сцену. Около забора стоял лет двенадцати мальчишка, в рваном фартуке из дерюги, и плакал, размазывая по грязному лицу слезы. Повидимому, это был ученик какого-нибудь сапожника или лудильщика.

— А ты терпи, милый, терпи, — утешая, поучала его какая-то сердобольная старушонка. — Для порядка хозяин учеников всегда бьет.

— Хозяин редко дерется, это меня хозяйка. Совсем житья не дает, — всхлипывал мальчишка. — За чугун… Говорит, плохо вычистил. Выгнала на улицу — и всё тут. Иди, куда знаешь. С самого утра ничего не ел.

— Побила — не убила, — наставляла старушонка. — Раз отдали в люди, — терпи.

«Одним полная безнаказанность, для других полное бесправие, — думал Сергей. — Ох, как подло и как жестоко устроен мир!»

Эти мысли не впервые пришли ему в голову. Они уже давно мучили и волновали его. И если их на какое-то время заслонила экзаменационная горячка, перед окончанием училища, затем поездка к бабушке и сестрам в Уржум и, наконец, его собственные сборы в Томск, то теперь эти мысли снова возникли с невиданной силой.

Нет! Он не может безучастно и молча стоять в стороне. Его также близко касалось лицемерие и жестокость царских законов. Он, как и тысячи других «неимущих», был обречен на бесправное и жалкое существование.

Разве не было вопиющей несправедливостью, почти издевательством уже одно то, что он молодой, здоровый и грамотный, с дипломом в кармане, ежедневно был вынужден ходить по городу, тщетно ища работы, и от него отмахивались везде, как от назойливого нищего!..

За пять недель жизни в Томске у Сергея благодаря Никонову появилось столько знакомых студентов, что Иван даже по этому поводу как-то пошутил.

Но Сергею было не до шуток. Усталый и расстроенный, он только что вернулся домой. Сегодня в поисках работы он исходил вдоль и поперек весь Томск. На Кухтеринской пристани пытался наняться в грузчики, но старик артельщик даже не стал с ним разговаривать. Оглядев его мельком, он коротко кинул ему на ходу:

— Ростом мал и жидковат. Вон у меня какие апостолы!..

Сергей посмотрел в ту сторону, куда указывал артельщик. Огромные, бородатые мужики грузили на пароход муку. Их было человек восемь, но погрузка шла быстро, без перебоев, и Сергей невольно загляделся на то, как ловко и умело орудовали грузчики «пятериками», особенно двое бородачей, работавших на подаче мешков с крупчаткой.

— Хоп-п! — вскрикивали они разом и одним махом клали пятипудовый мешок с мукой на согнутую спину грузчика, который, крякнув, тотчас же тащил этот мешок в трюм парохода.

— Хоп-п!.. — раздавалось снова — и вслед за первым, согнувшись под тяжестью ноши, бежал уже второй, хрипло ругая какую-то старуху, подвернувшуюся ему на сходнях.

— Хоп-п!.. Хоп-п!.. — и как автоматы, один за другим, бегали с мешками на пароход грузчики.

— А ну, орлы, давай, давай! — поторапливал их артельщик. — Капитан ругается. Давай веселей!..

В тяжелом раздумье отошел Сергей от пристани. Он хорошо понимал, что без сноровки и навыка неопытный новичок, наверное, свалился бы замертво, таская ежедневно вот этаким манером «пятерики» с крупчаткой. И всё-таки если бы только артельщик взял его, он нанялся бы в грузчики. Привезенные из Уржума и рассчитанные все до копейки, деньги с каждым днем таяли.

И если первые дни по приезде в Томск он обедал и ужинал в кухмистерской, надеясь сразу же устроиться на работу, то в начале второй недели он брал только неполный обед, а на ужин и завтрак покупал в угловой лавочке черный хлеб и студень.

«Теперь, очевидно, придется обедать через день, а вместо студня покупать коровий сычуг. Он на целых три копейки дешевле», — думал Сергей, шагая по пыльной набережной. В этом удрученном настроении он вернулся домой, и сейчас, конечно, ему было не до никоновской шутки.

— Ой, Сергей, ведь я чуть было не забыл, — сказал Никонов, ударив себя по лбу. — Павел тебе обещанные книги достал.

— Спасибо, я завтра к нему зайду.

Павел Троянов был тот самый студент в очках, о котором так восторженно отозвался Никонов на вокзале, в день их приезда. Познакомившись с «душой человеком», как Иван называл не раз Троянова, Сергей, и вправду, нашел в нем умного и доброго товарища.

Будучи почти на пять лет старше, Павел не подчеркивал своего возраста, как это нередко делал химик Гришин, считавший Сергея «еще мальчиком», которому до совершеннолетия нужно ждать еще целых три года.

Павел как-то сразу нашел с Сергеем простой и естественный тон, располагающий не только к сердечным шуткам, но и к серьезным разговорам. Поэтому в одну из бесед Сергей рассказал ему о своих дорожных впечатлениях и думах, возникнувших у него при виде проводов новобранцев и раненых солдат на встречном поезде.