Покоренная сила - Евгений Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Врешь! Плату за учение взял… – начал было один из скандалистов, но был прерван громким, как пистолетный выстрел, щелчком кнута. Дмитрий виртуозно сшиб кнутом с его головы шапку.
– Не сметь перебивать старшину! – Митька снова щелкнул кнутом и оставил без головного убора второго «диссидента». Оба испуганно присели и заткнулись, а Мишка продолжил:
– Да, плату с вас действительно взяли, но пойдет она на ваш же прокорм и на нужды воинской школы, в которой вы же учиться и будете. Еще вопросы есть?
– Боярин! А в чем… – подал голос парень неславянской наружности, но был прерван недремлющим Дмитрием:
– Надо говорить: «Господин старшина, дозволь обратиться» – и называть свое имя!
– Ага… Господин старшина, дозволь обратиться… Я – Мефодий.
– Не «я Мефодий», а «отрок Мефодий», – продолжил разъяснительную работу Дмитрий. – Повторить!
– Господин старшина, дозволь обратиться! Отрок Мефодий.
– Обращайся, Мефодий. – Мишка поощрительно кивнул парню. – Что хочешь спросить?
– А в чем же честь для тебя, чтобы нас учить?
«Ни хрена себе вопросик! А и правда, в чем? Блин, что ж ответить? И ошибиться ведь нельзя. Почему он интересуется вопросами чести? Может быть, он не из купеческого рода, а какой-нибудь третий сын пятнадцатой жены кого-то из половецких ханов?»
– Ты сам-то из каких будешь, Мефодий?
– Я – торк. Мой дед старейшина рода.
«Торк, торк… Так, торки, берендеи, черные клобуки… Союзные славянам тюркские племена, „осаженные на землю“ киевскими князьями… Блин, больше ничего не помню! Судя по имени, христианин. Про деда упомянул с явной гордостью. Похоже, представитель племенной элиты, отправленный на учебу в метрополию».
– Что ж, Мефодий, если ты благородной крови, то должен понять меня правильно. Мы обучим вас охранять купеческие караваны. Значит, будет острастка татям, станет спокойнее на дорогах, начнет расти торговля. Это – польза твоей земле, польза твоему народу. В том и честь: не о личной выгоде печешься, а о пользе для всей земли. Тот, кто только о своей мошне заботится, понять этого не может, но тебе, я надеюсь, понятно?
– Благодарствую, боярин, поня…
– Все равно бить не смеешь, мы не холопы! – опять завопил один из правозащитников.
Мишка жестом остановил уже занесшего кнут Дмитрия и громко спросил:
– Кто еще думает, что лучше меня знает, как вас надо учить? Поднимите руки.
Две руки – «диссиденты», еще одна рука на правом фланге строя пошла было вверх, но на полдороге остановилась и, утерев нос, опустилась.
– Старший десятник Дмитрий! Этих двоих, – Мишка указал на правозащитников, – гнать!
– Слушаюсь, господин старшина! Филипп, Фаддей! Гнать этих!
Названные Дмитрием ратники «Младшей стражи» тронули коней и пустили их шагом прямо на строй новобранцев. «Диссиденты» отшатнулись назад, остальные раздались в стороны.
– Не можешь нас гнать, тебе заплачено! – вякнул один из «диссидентов», но получилось как-то неубедительно.
Впрочем, когда на тебя напирают конской грудью да, того и гляди, оттопчут ноги копытами, особо не подискутируешь. Мишка было собрался объяснить купецкому сынку, куда тот может засунуть свою плату, но решил, что опускаться до перепалки ему невместно. К тому же второй «диссидент» вдруг истошно завопил:
– Матушка боярыня, заступись! Матушка боярыня, замолви слово, ни за что пропадаем!
Мишка с недоумением оглянулся и понял, что его собственная мать и есть та самая матушка боярыня, к заступничеству которой взывал «диссидент». Анна Павловна медленно подъехала к строю новобранцев и даже бровью не повела на вопли «ни за что пропадающего», а свежеиспеченные отроки вылупились на Мишкиных сестер, как на жар-птиц, случайно залетевших на берег Пивени из райских кущ.
– Ты еще долго, Мишаня? Все уже домой пошли.
– Уже заканчиваем, матушка.
– Это и есть твои новые ученики? – Взгляд матери обежал строй новобранцев и задержался на «первой жертве воспитательного процесса», уже поднявшейся с земли, но все еще красноречиво скособоченной. – Тебя как звать, отрок?
– Николой… боярыня…
– Больно тебе? Обидно? – Мать сочувствующе покачала головой. – Не кручинься, воинское учение трудно, но превращает мальчиков в мужей! Ты справишься. Я вижу.
Неожиданно Анька-младшая заставила свою лошадь сделать несколько шагов и, нагнувшись с седла, протянула Николе беленький платочек, который, по Мишкиной инструкции, носила в левом рукаве.
– Возьми, Николай, утрись.
– Б… благодарствую… боярышня. – Никола зажал платочек в кулаке, даже и не думая использовать его по назначению, и воззрился на Аньку, как на икону.
«Ну дает сеструха! Дура-дура, а… Нет, наверно, мать подсказала, сама бы не догадалась. Но как снайперски попала! Никола теперь на нее молиться готов, да и на мать тоже… И все остальные… О, женщины, коварство ваше имя! Несколько слов, платочек, и полтора десятка охламонов стоят на задних лапках и виляют хвостиками. Шарман!»
Мишка, чтобы сразу не сбивать пацанам романтически-восторженное настроение, нарочито неторопливо поправил сбрую и взобрался в седло. Потом оглядел строй отроков и отечески-ворчливым тоном сказал:
– Рты закройте, мухи залетят! Это матушка моя – боярыня Анна Павловна, а это мои сестры: – боярышня Анна и боярышня Мария. – Отроки дружно отмахнули дамам земной поклон. – Если от воинского учения совсем невмоготу станет, приходите к ним поплакаться, они вас пожалеют… Может быть. Десятник Петр! Принять командование над отроками!
– Слушаюсь, господин старшина!
– Вот десятник Петр, – продолжил Мишка наставительным тоном. – Он теперь ваш командир, все приказы его выполнять беспрекословно, со всеми делами и вопросами обращаться тоже к нему. Командуй, Петр.
Мишка жестом подозвал к себе Дмитрия и Роську и негромко, чтобы слышно было только им, приказал:
– Мить, тех двоих, – Мишка кивнул в сторону «диссидентов», – в село не пускать. Поставь у ворот заставу. Роська, договорись с Ходоком, чтобы на ладьи их тоже не пускали. Переночуют под открытым небом, может, в разум придут.
– А если спрашивать станут, что им теперь делать? – поинтересовался Митька.
– Дорога у них только одна – пешочком до Нинеиной веси. Но лучше будет, если они сами догадаются. Да, чуть не забыл! Мить, вызывай всех ребят в Ратное, на базе оставь только один десяток Первака, чтобы порядок поддерживали и за новичками присматривали. А остальные чтобы завтра до полудня здесь были! Всё, поехали, пускай Петька тут дальше разбирается.
Мишка догнал мать и поехал с ней стремя в стремя. Вслед отъезжающим практически одновременно раздались два голоса. Сначала Петькин:
– Напра-во! Отставить! Чурбаки стоеросовые, где правая рука – не знаете? Напра-во!
Потом голос одного из «диссидентов»:
– Матушка боярыня, не оставляй, не дай пропасть, заступись!!!
– За что ты их? – Мать качнула головой в сторону продолжающего блажить купеческого сынка. – Жалостно-то как причитает.
– Пускай причитает. Они решили, что если за учебу заплачено, так с нами можно, как с нанятыми работниками, обращаться. Пускай охладятся на бережке, к утру, глядишь, и поймут, как купчишкам с боярами разговаривать положено.
Мишка сначала ляпнул, а потом только вспомнил, что мать – тоже купеческая дочь.
– И давно ль боярином себя чувствуешь, сынок? Носом за небо не цепляешься еще? Ты уж прости нас, худородных, если обидели чем…
– Да не обо мне речь, мама! – Мишка готов был провалиться со стыда, но нужно было как-то разруливать ситуацию. – Они не должны в нас нанятых слуг видеть! Понимаю я, что дядька Никифор все Ратное может купить и с пустым кошелем не останется, знаю, что есть купцы и умнее и богаче бояр… Но надо же было как-то с этих оболтусов столичный гонор сбить! Способ только один – показать, что отношения между сословиями и у нас такие же, как в Турове: боярин есть боярин, купец есть купец, а купеческий сын только на отцовом подворье на работников может покрикивать, и больше нигде…
– Ишь как разговорился, – мать улыбнулась, – уймись, все ты верно сделал, но запомни: станешь перед ратнинцами нос задирать, с тебя самого гонор так собьют, что вмиг про боярство забудешь. И так на тебя уже мужи косо смотрят… Ладно, говорили уже об этом.
– Мам, а чего дядька Лавр такой мрачный сегодня? – поспешил Мишка сменить тему. – И тетка Татьяна на берег не пришла.
– Дела семейные, тебе-то что?
– Ну… Я, как бы, в ответе за них… После того… – Под материным внимательным взглядом Мишка почувствовал, что опять ляпнул что-то не то. – Хочется же, чтобы у них все хорошо было…
– Всё у них хорошо и есть, – в противоречие собственным словам, мать как-то невесело вздохнула, – размолвки у всех бывают, только всяким нахальным мальчишкам совать в них свой нос вовсе не надобно.
