Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский

Та отмахивалась, но Ольга статями была покрупней эсерки, легко отбивала ее попытки освободиться. Рядом топтался наш «домашний пристав» – Григорьев. Евстолий явно не знал, что делать, только пучил глаза.

– А ну ша! – во все легкие заорал я, вытаскивая пистолет из кобуры. Тут же стрельнул. С деревьев с карканьем снялись вороны, женщины отпрянули друг от друга.

– Шалава!

– Сама шлюха!

– Евстолий! – гаркнул я. – Лохтину в мой кабинет.

Полицейский очнулся, взял под локоть любовницу. Второй локоток, уже Елены, принял я, отвел ее приводить себя в порядок в общинный зал.

Эсерка зарыдала, бросилась мне на грудь:

– Эта стерва обещала сдать меня властям как беспаспортную.

– Ну-ну, – погладил я ее по спине. – Все обойдется. Ольга просто ревнует.

Успокаивать девушку пришлось долго. Попутно размышлял, как разрулить ситуацию. Решил развести соперниц географически.

– Тут рядом продается несколько домов. Сходи с боцманом, посмотри. Какой понравится – купим и сделаем там школу для общинников. А потом, как откроется первая трудовая колония для подростков – переедешь туда. Но школу чтобы сделала мне на пять с плюсом – учителя по всем предметам, своя библиотека с учебниками!

Загрузив Елену, я отправился к Лохтиной. Та была холодна, презрительно на меня смотрела.

– Как вы могли! Я вам так верила! Сатир! Дон Жуан Тобольский.

Любовницу надо было чем-то огорошить, чтобы сбить ее с настроя.

– Оленька, душа моя… А ведь скоро семья моя приедет в Питер. Жена с детками.

Лохтина приоткрыла ротик, слезы так и брызнули из ее глаз. Вот ведь… Второй «водопад» за день.

– Да как же так… Разве такое возможно?!

– Очень даже! И ежели ты не хочешь скандалов новых – потрудись держать себя в руках. Или, может, ты хочешь домой к мужу?

А вот это был запрещенный удар. Лохтина побледнела, опустила глаза.

– Бабских драк не потерплю. Ясно?

Ольга молчала.

– Ясно, или мне кликнуть дворника, собирать вещи?

– Ясно, Григорий Ефимович, – Лохтина вытерла слезы платком, потом все-таки собралась, глубоко вздохнула. – Вам телефонировали. Вызывают срочно в министерство финансов.

Спустя час воспитывали уже меня. Делал это граф Владимир Николаевич Коковцев, министр финансов Российской империи. Тот самый, который мог стать преемником убитого Столыпина, но не стал, хотя царь его почти назначил премьером. А еще Коковцев вошел в историю знаменитой фразой «Слава богу, у нас нет парламента». Собственно, последнее яснее всего иллюстрирует отношение кабинета министров к Думе.

– Милостивый государь, – чеканя каждое слово, отчитывал меня у себя в кабинете граф. – То, что вы изволили устроить в Москве на бирже, совершенно недопустимо и неприемлемо.

Пришлось включать дурачка и юродивого. Я хлопал глазами, крестился на иконы, мотал головой. Прям по Филатову: «Не сумел… Не устоял… Не имел. Не состоял. Не был. Не был. Не был. Не был. Даже рядом не стоял!»

Граф полчаса бился со мной, но так никаких признаний в содеянном не получил. Ну и что, что был на бирже? Маклеры позвали на духовную беседу. У них душа болит за выжиганство собственное, а священничество финансистами не занимается. Поляков – столп общества?! Много жертвует и строит в Москве? Как я посмел? Поклеп! Да у меня самые приязненные отношения с ним – вот только вчера ужинали вместе в «Яре». Полресторана нас видели вместе.

Короче, пошел в полный отказ и отрицалово. Граф поругался, поругался, да и махнул рукой. А я себе галочку в памяти поставил. От Коковцева надо избавляться. Очень уж за свое место трясется. В ущерб делу.

* * *

Царице я подробно поведал про богомолье, пообедал вместе с ней и фрейлинами. А вот до Николая добраться не успел – меня перехватил в Портретном зале великий князь Петр Николаевич.

– Помнится, вы хотели увидеть воздухоплавателей в Гатчине?

– Да, интересно взглянуть.

– Через час туда мой адъютант поедет, присоединяйтесь, если желаете.

– Премного благодарен, непременно.

Поезд Варшавской дороги домчал нас от Царского до Гатчины за каких-то полчаса, и еще столько же мы трюхали на извозчике, сперва через Приоратский парк, а потом мне взбрела блажь посмотреть на резиденцию Александра III. Адъютант, капитан, свое неудовольствие держал при себе, хотя ему это нафиг не сдалось. Одно счастье, что крюк не велик, лишних десять минут. Ну, не знаю… что на школьной экскурсии, что сейчас дворец мне не показался, здание похоже, скорее, на казарму. Ну вот точно казарма – двухэтажные желтые корпуса, да еще ров этот перед плацем…

Каркали вороны в парке, сугробы таяли, образуя огромные лужи.

Теперь понятно, как тут жил Александр «гатчинским затворником». Да еще и семью свою «заточил», держал в строгости. Как пели в народе:

Матку-правду говоря, гатчинский затворникОчень плох в роли царя, но зато не ёрник.Хоть умом и не горазд, но не азиатец —Не великий педераст, как Сережа-братец.

На самом деле Александр как царь был весьма неплох. Не начал и не проиграл ни одной войны, занимался делами страны. Ну да, пил. А кто не пьет? Зато нынешний, старший… Я тяжело вздохнул. Пьет-то куда меньше отца, но ведь на престоле-то бездельничает! Большой богомолец, тут не отнять. Жене верен. Но это же ни о чем! Пусть бы пил, как отец или вон тот же Черчилль, но дело делал!

Поле Воздухоплавательной школы раскинулось прямо за станцией Балтийской дороги и выглядело как обычное заснеженное поле, разве что с несколькими ангарами вдали.

М-да. Не так я себе представлял развитие авиации. Думал, тут вовсю летают, эскадрильи и все такое, а тут… даже полосатого «колдуна»-ветроуказателя ни одного нет.

Приняли меня не то чтобы с радостью, но переданное адъютантом пожелание великого князя Петра Николаевича свое дело сделало. Генерал-майор Александр Матвеевич Кованько – с типичной генеральской бородой-лопатой, размашистыми усами – лично взялся показывать свое хозяйство. Все больше воздушные шары и прочие дирижабли.

На всю Воздухоплавательную школу – один аэроплан, и выглядел он совсем не как на картинках о Первой мировой. «Ньюпоры-фоккеры» хоть на самолеты похожи – крылья, двигатель, оперение, а не это вот все… Больше всего «аппарат тяжелее воздуха» напоминал белье на веревках. Палочки, тросики, между ними полотно, внизу два колесика, посередине – смертник, иначе назвать этих отчаянных ребят язык не поворачивался.

Да, упустил я, что от полета братьев Райт и четырех лет не прошло. Вот до 1914 года – еще целых семь, и за них авиация пройдет громадный, революционный путь. А покамест самолет даже Ла-Манш не пересек, а ведь это было событие колоссальное, почти как полет Гагарина в космос!

Ладно, будем работать с тем, что есть. Но работать толком не получилось – аэроплан школе не принадлежал, его привезли из Франции только для демонстрации. Летал он, как те крокодилы – низенько-низенько, медленно и держался в воздухе не более двадцати минут.

Бестолковая покамест штука, неудивительно, что на военных впечатления не произвела. В этом духе на меня и