Одноклассники smerti - Анна Литвиновы

— Я-асно, — задумчиво протянула Митрофанова. — Но пятерку-то в аттестат историк тебе все равно поставил!

— А потому что я идиотка примерная, — отрезала Ишутина. — Виноватой себя, что ли, чувствовала… Раньше-то его историю в гробу видела, а после нашего кино за нее взялась. Чуть не сутками зубрила. Ну и Иван Адамович, видно, тоже чувствовал свою вину. А может, просто портить со мной отношения не хотел… Вот и не придирался, поставил пятерку. Хотя толку от нее мне никакого, я ведь в институт не собиралась, но все равно приятно было…

Ира встала с Надиной постели. Прошлась по крошечной палате. Откинула уголок жалюзи, выглянула в темный больничный двор.

Потом вновь устроилась на краешке кровати. Коснулась Надиной руки и только приготовилась сказать что-то еще, как дверь палаты вдруг распахнулась.

На пороге показалась молоденькая медсестра — та, что час назад сидела на посту и охотно улыбалась в ответ на комплименты больных. Только сейчас вид у нее был строгий. «Будет небось ругаться, что гостей так поздно принимаю», — мелькнуло у Нади.

Она попыталась вспомнить, как именно, Натусенькой или Светусенькой , называл девушку Полуянов. Но мозги, увы, скрипели туго, и Митрофанова еще рта не успела открыть, когда Ира вдруг рявкнула:

— Вы почему врываетесь без стука?!

Медсестра от резкого тона опешила, на глазах — молодая ведь совсем — даже слезы выступили.

— Зачем ты так? — укоризненно бросила подруге Надежда.

Впрочем, медичка быстро взяла себя в руки и не менее ледяным тоном отрезала:

— Вы мне не хамите. Я стучаться не обязана. Здесь медицинское учреждение, она (кивок на Надю) — пациентка, и хоть и в отдельной палате, но находится под нашим круглосуточным наблюдением.

Отбрила и сразу повеселела. Подбоченилась, кинулась в новую атаку. Строго спросила Ирину:

— Это я должна спросить: почему вы находитесь в больнице во внеурочное время?! Как вы сюда попали, если главный вход закрыт?! Мне что, охрану вызывать?!

Надя, оказавшаяся меж двух огней, пролепетала:

— Пожалуйста! Не надо охрану! Это моя подруга. Она… она днем очень занята… В другое время не может…

Ирина тоже поняла, что переборщила. Виновато улыбнулась:

— Простите меня, пожалуйста. Я виновата, что на вас рявкнула. Просто нервы ни к черту. Расстроилась, что нас перебили. И я действительно в другое время не могу. Обещаю: через пятнадцать минут уеду.

— Ну хорошо, — сменила гнев на милость сестричка. — Только пятнадцать минут, не больше. А потом, — она строго взглянула на Надю, — я к тебе приду укол делать.

И покинула палату.

Ирина улыбнулась Митрофановой.

— Вот видишь?! Я, конечно, Джеймс Бонд, но только в первые две минуты… А потом пугаюсь… И начинаю свою вину заглаживать.

— Ладно тебе прибедняться, — хмыкнула Митрофанова. — Если б пугалась, не стала бы звездой. Кто там ты у нас? Самый молодой риелтор в России?

— Ой, ну не дразнись ты! — совсем как в школе, попросила Ишутина.

А Надя — история с пленкой все же не давала ей покоя — вернулась к прерванному разговору:

— Слушай, а почему же тогда на последней встрече выпускников Ленка, когда напилась, всякую чушь несла? Что якобы она эту пленку в Интернете разместит? Откуда она у нее — раз кассету, ты говоришь, еще тогда директор забрал?

— Ой, а то ты Ленку не знаешь! — поморщилась Ишутина. Секунду подумала и поправилась: — То есть не знала… Она ведь как выпьет, вечно ахинею несет!

— Но у нее точно не было пленки? — продолжала упорствовать Надя.

— Откуда?.. – пожала плечами Ира.

— Ну мало ли. Может, копия…

— Надь, ну подумай сама! Откуда бы взялась копия?! Не до того мне тогда было, чтоб копии делать, я сама перетрусила! Да если б и была — уж Ленке я ее точно дала бы в последнюю очередь! Особенно нынешней Ленке.

— Но вдруг Иван Адамович ей поверил? — задумчиво произнесла Митрофанова. — Решил, что у нее то кино осталось? Ну и испугался? И надумал принять меры?!

— Надюха, ты спятила! Во-первых, кто поверит алкоголичке? А во-вторых, кишка у Адамыча тонка – такие меры принимать, людей убивать! Он же книжный червь и никто больше!

— А вдруг?

— Хорошо, пусть вдруг. Пусть это он ее задушил. Но мы-то с тобой здесь при чем?

— Как свидетели.

— И Иван Адамович, чтобы убрать свидетелей, — иронически произнесла Ирина, — нанимает наемного убийцу?! Никогда не поверю…

— Да я, в общем, тоже не особенно верю, — наконец признала Надя. — Просто других кандидатов нет…

— Совсем никаких? — пытливо спросила Ишутина.

— Никого, — расстроенно развела руками Надя. — Я вообще ума не приложу, кому надо было эти проклятые газовые трубы перепиливать. И, главное, за что… — И задала встречный вопрос: — А ты уверена, что на тебя покушались не из-за твоей работы? Все-таки вы, риелторы, врагов себе наживать умеете.

— Врагов наживают плохие риелторы, — назидательно произнесла Ишутина. — А я, скромно скажем, профессионал. Да и потом, сама подумай: если б на меня одну покушались… А тут — мы все трое. Ленка. Я. Ты. Наша прежняя, школьная, компания. Какая тут, к черту, связь с моей профессией?!

— Согласна. Никакой, — вздохнула Надя.

А Ира пытливо взглянула на нее и тихо произнесла:

— Я тебе сейчас одну вещь расскажу, довольно странную… Короче, на работе у меня такой имидж: вся из себя открытая, доступная, любой, вплоть до последнего уборщика, может ко мне с личной просьбой обратиться. И почта у меня большая, я свой адрес в открытом доступе держу, так сказать, для доверительности. Для прямой связи с клиентом. Ну и расплачиваюсь за это, конечно. Много рекламы шлют и просто всякого бреда. Поэтому мой электронный ящик сначала секретарша просматривает и, как это сказать, перлюстрирует. И вот приносит она мне сегодня одно письмишко… Очень короткое, всего одна фраза. На первый взгляд — полное сумасшествие, я даже прикрикнула на нее, чтоб мое время всякой ерундой не занимала… А потом все-таки вчиталась — и задумалась. Что-то оно мне напомнило…

Ира протянула Надежде распечатанную на принтере страничку.

Надя взяла. Прочитала. Прочитала еще раз. И растерянно взглянула на подругу:

— Ну да. И мне это знакомо…

Глава 11

Людмила

«Судьба свое возьмет».

Всего одна фраза. Красивая — но дурак-компьютер подчеркивает. Не нравится ему, видите ли, что прилагательное «свое» ни с каким из существительных не согласуется. А на то, что у создателя текста есть право на творчество, железному ящику плевать. Он всех под одну гребенку равняет — и таланты, и графоманов. Дурацкое, примитивное, равнодушное изобретение.