Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

Сержант написал первое, что пришло в голову. Сигу не понравилось.

— Город? Ты ненормальный! Да тебя же ищут до сих пор.

Да. Наверное. Сержант как-то над этим не думал.

— Ладно тут. Но там твою рожу каждая вторая собака знает. Зачем?

Затем, что Сержант должен найти одного человека, который точно был в городе, когда все случилось. Но сначала другое. Писать мелом по доске было вполне удобно, тем более что доску Сиг выбрал небольшую и чехол для нее сделал. Заботливый. Приятно.

— Ты хочешь вскрыть захоронение?

И для чего озвучивать написанное?

— Сержант, послушай, — Сиг присел рядом, — тебе плохо, но… легче не станет. Столько времени прошло. Ты же понимаешь, что там увидишь?

Кости. Остатки кожи. Волос. Одежды. Тело должно было разложиться или мумифицироваться, в зависимости от условий.

— Ты и вправду этого хочешь?

Не хочет. Но ему нужно.

Двери склепа были запечатаны, и Так, вполголоса матерясь, вскрывал печати, вытаскивал железные штыри из гранита и сами двери тянул, тяжелые, на провисших старых петлях.

Женщина тоже пришла, но держалась в стороне.

Лаашья приглядывала и за ней, и за девочкой, с которой как-то очень быстро нашла общий язык. И в жестких волосах девочки уже блестели золотые чешуйки украшений.

Главное, чтобы до костей не дошло.

А нож за поясом… женщина должна уметь себя защитить: у мужчин не всегда получается.

Из двери пахнуло тленом, и Так пробормотал:

— Может… не стоит?

Факел отдал без возражений и следом полез. Пускай.

Здесь тела не прятали в ниши, но складывали в каменные ящики, прикрывая каждый неподъемной крышкой. И Сержант растерялся, потому что крышки были гладкими, лишенными имен.

— Здесь. — Женщина передвигалась бесшумно. Она оказалась за спиной Сержанта, и ему стоило большого труда не оттолкнуть ее, подошедшую слишком близко. — И здесь.

Два ближайших ящика.

Крышки оказались тяжелыми даже для Сержанта. Он не хотел разбивать их — это было бы совершенно неуважительно, — но, сдвинув с места первую, понял, что один не удержит.

Помогли.

И со второй тоже.

А тело в паутине савана веса будто и вовсе не имело. Сержант перенес его на ближайший закрытый саркофаг. Саван разворачивал осторожно.

Леди Элизабет.

О ней позаботились: волосы уложены, перевиты золотым шнуром, и платье нарядное… вот только иссохшая кожа натянулась, обнажая проломанную кость. Височная. И значит, смерть была легкой.

Сержант прикрыл лицо и бережно уложил леди в колыбель саркофага. Он надеялся, что она не рассердится на подобное вмешательство.

Второе тело было завернуто плотно, в несколько слоев ткани, которые ко всему слиплись. Так сунулся было помогать, но Сержант зашипел, и его оставили в покое.

Он узнал платье — то самое, красное и дурацкое, совершенно ей не подходящее. Ткань потемнела. И украшения, вряд ли собственные — Сержант не видел, чтобы Меррон что-то носила, — слились с нею. Сетка на волосах. Короткие. Черные, во всяком случае, когда-то. Красные туфельки.

Но что-то было не так. Он обошел тело. Наклонился, пытаясь понять по запаху, но не ощутил ничего, кроме обыкновенного, трупного.

Все равно не так…

К счастью, никто не решился сунуться под руку, когда Сержант запрыгнул на крышку саркофага. Стянув сапоги, он снял с тела туфли — потом вернет — и лег рядом.

— А я говорил, не надо было его сюда пускать, — тихо, но отчетливо произнес Сиг.

Макушка умершей была на уровне подбородка Сержанта.

Свадьба состоялась в середине лета. Все бы ничего, если бы не внезапно обнаружившаяся троюродная племянница Летиции, которую поручили заботам дорогого Мартэйнна. Племяннице было шестнадцать. Она громко смеялась, строила глазки и норовила прижаться пышной грудью, притом волнительно вздыхая. Меррон старалась быть вежливой.

Жалела, что напиться нельзя.

Позволяла надевать на себя венки и выслушивала долгие рассказы о лентах, платьях и лучшей подруге, которая, конечно, дура полная, но другой ведь не найти…

Племянница гостила неделю, которая далась Меррон тяжело, а потом все-таки уехала, видимо решив поискать более податливую партию. И все вернулось на круги своя.

Почти.

Меррон больше не было так одиноко. Она все еще выходила к морю, ночью, когда побережье становилось свободно от людей, и тихо разговаривала, убеждая себя, что у каждого свои странности. Кто-то вот сахарных петушков собирает, кто-то цветы из перьев мастерит, а Меррон — разговаривает с морем. Или с ветром. Главное, что, когда говоришь, становится легче.

Незаметно отгорело лето. А с осенними дождями в доме появился гость. Незваный. Нежеланный. Но такой, от которого не вышло бы откреститься. Он пришел ночью и долго стучал в дверь. Красный плащ с гербом Кормаков промок, как и кожаная куртка, потертые штаны и сапоги, от которых на чистых полах Летиции остался мокрый след.

Гость вошел в дом и, вытащив серебряную тамгу, сказал:

— Мне нужен доктор Макдаффин.

— Это я, — ответил док.

А Меррон подвинула поближе нож, отстраненно подумав, что не зря Летиция решила выкопать розы на зиму. Если ямы расширить, то тело поместится. В принципе можно и другим путем… Меррон все равно хотела потренироваться работать с пилой.

— Вам. — Гонец вручил тубу, запечатанную с двух сторон и обвязанную красной лентой.

И ушел.

Док взломал печати и, пробежавшись взглядом по листу, сказал:

— Нам придется уехать, дорогая. Мое присутствие необходимо в городе.

Потом повернулся к Меррон и велел:

— Пойдем. Поговорим.

В эту секунду Меррон возненавидела и гонца, и бумагу, и дока за то, что готов подчиниться приказу.

— Лорд-канцлер предлагает мне вернуться в замок.

Меррон молчала.

— У его дочери какие-то серьезные проблемы со здоровьем… прочие медики оказались не способны их решить. И я должен поехать.

— Почему?

В городе множество врачей! Целая гильдия. А док у Меррон один. И Летиция тоже, даже со своей троюродной племянницей если. Они уедут. И что станет с Меррон?

— Деточка, — док ласково погладил по голове, — лорды не приемлют отказа. И если я останусь здесь, всем станет любопытно, что же такое меня держит. А тебе не стоит привлекать лишнее внимание. Понимаешь?

— Мы можем уехать вместе… куда-нибудь в другой город… в другой протекторат…

— Зачем?

Затем, что Меррон не желает оставаться одна, чтобы снова без семьи. Она только привыкла к ней, а теперь вот…

— Разве тебе здесь плохо? Ты уже взрослая и самостоятельная на диво. Ты многое умеешь, а чего не умеешь — научишься. Я оставлю книги, и… и ты не пропадешь.