Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь… - Федор Раззаков

Когда я ехала в суд, мне казалось, что это такие пустяки, что это так легко, что это уже так отсохло… (Высоцкий и Абрамова расстались еще осенью 68-го. – Ф. Р.) Если бы я сразу вернулась в больницу, так бы оно и было…»

13 февраля Высоцкий играл в «Жизни Галилея», 17-го – в «Десяти днях…», 19-го – в «Жизни Галилея».

В этом же месяце он дал несколько концертов в Москве: в Онкологическом центре и Госснабе СССР.

В те же дни режиссер Леонид Гайдай готовился к съемкам фильма «12 стульев» и настойчиво искал исполнителя на главную роль – Остапа Бендера. Пробовались 22 актера, среди которых были такие звезды, как: Алексей Баталов, Александр Белявский, Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, Михаил Ножкин, Николай Губенко, Никита Михалков, Александр Лазарев и другие. Однако ни один из них так и не смог убедить Гайдая в том, что Бендер – именно он (в порыве отчаяния он даже предлагал попробоваться на роль турецкоподданного певцу Муслиму Магомаеву, но тот отказался, поскольку, во-первых, прекрасно знал свои возможности, но главное – не любил бессмертное творение двух писателей).

Тем временем подготовительный период, отпущенный Гайдаю, заканчивался, и надо было как-то определяться. В конце концов режиссер остановил свой выбор на Владимире Высоцком. Тот, не избалованный чрезмерным вниманием к себе киношных режиссеров (за 10 лет сыграл в кино всего лишь четыре главные роли, причем один фильм – «Интервенция» – до зрителей при его жизни так и не дошел), поначалу согласился, но потом внезапно передумал. В итоге в назначенное ему время он на «Мосфильм» не явился, а предпочел уйти с приятелями в загул. Гайдай в течение нескольких дней пытался обнаружить его следы, но все было напрасно – Высоцкий как в воду канул. Тогда на роль Остапа был назначен «условный» исполнитель – Александр Белявский. Съемки с ним должны были начаться в марте.

2 марта вечером актриса Ия Саввина собрала у себя дома гостей, в компании которых она решила отметить свой 34-й день рождения. Среди приглашенных были: Владимир Высоцкий, кинорежиссер Герман Климов (брат Элема Климова) и др.

Вспоминает Г. Климов: «Гостей было немного, сидели очень тепло и, что называется, душевно. Володя Высоцкий был в ударе, пел часа три, но не подряд, а с перерывами, с разговорами, то включая, то выключая свое высокое напряжение. И опять была эта магия и страх, что у него вот-вот порвутся жилы, порвется голос. Он был как-то особенно возбужден, и вскоре выяснилось почему: он придумал свою концепцию „Гамлета“ и в конце вечера начал очень увлеченно и подробно ее рассказывать – это был моноспектакль. Краем глаза я отметил, что кто-то пишет на магнитофон, но кто – сейчас не помню. Рассказ был долгий, час поздний, стол начал разбиваться на фракции, а потом и редеть. Володя прощался, почти не прерывая рассказа, и продолжал свой монолог на той же высокой ноте озарения. Видно было, что этот будущий спектакль – главное его дело. На вопрос: „Когда?“ – он усмехнулся: придумать-то придумал, но теперь предстоит самое сложное – убедить Юрия Петровича, что придумал это сам Юрий Петрович. Только тогда он увлечется постановкой.

Мы договорились работать этой ночью, куда-то ехать, однако сильно пересидели всех гостей и вышли на улицу в четвертом часу. Помню долгое ожидание такси и долгую поездку через всю заснеженную Москву. Говорили о спорте, о сценарии, Володя сказал, что тоже пишет сценарий, – судя по его рассказу, это должен быть весьма хитроумный психологический детектив, действие которого происходит в поезде, – он был увлечен им так же, как и песнями, которые тогда у него были в работе. Они еще не сложились в стихи, ясна была лишь их концепция, которую он и излагал сжатой прозой. Один такой замысел ему самому очень нравился – на ту же тему, что и песня Ножкина «А на кладбище все спокойненько…», впрочем, и песня почти готова. Снова заговорили о Таганке, о знакомых актерах. Внезапно он погрустнел, замолчал и отвернулся к окну машины. Устал, решил я, мыслимое ли это дело – быть в таком напряжении столько часов.

– Знаешь, – сказал он, – а ведь по-настоящему друзей у меня нет…

Мы виделись еще не раз, но запомнился почему-то этот его голос, боль, с которой это было сказано, запомнился грустный его профиль на фоне темной, тихой, скользящей мимо Москвы…»

6 марта Высоцкий играл в «Десяти днях, которые потрясли мир». А спустя несколько дней он имел честь побывать в гостях у бывшего главы Советского государства, а ныне пенсионера Никиты Сергеевича Хрущева.

По словам друга Высоцкого Давида Карапетяна, идея навестить бывшего кремлевского небожителя пришла к Высоцкому неожиданно: он заехал к приятелю домой и, будучи навеселе, предложил рвануть к Хрущеву. Самолично позвонил по телефону внучке Никиты Сергеевича Юлии и стал уговаривать ее устроить ему такую встречу немедленно. А поскольку Высоцкий умел уломать кого угодно, девушка согласилась. Через полчаса они с приятелем были в квартире внучки на Кутузовском проспекте, откуда та позвонила деду и предупредила, что выезжает к нему с друзьями (при этом она выдала их за актеров «Современника»). Еще через час они были на даче Хрущева в Петрово-Дальнем.

Эта встреча длилась несколько часов. Высоцкий просил Хрущева посодействовать ему в выборе кого-нибудь из членов Политбюро, кто мог бы помочь ему в его песенном творчестве. Так и сказал: «Песни мои ругают, выступать не дают, на каждом шагу ставят палки в колеса. А люди хотят слушать мои песни. К кому из руководства мне лучше всего обратиться?» Хрущев был поставлен в непростое положение, поскольку вот уже шесть лет как ушел из власти. Но все же одну кандидатуру он назвал – секретаря ЦК КПСС Петра Демичева, который из всего руководства был более-менее молодым.

Спустя какое-то время хозяин пригласил гостей за стол. Высоцкий довольно бесцеремонно спросил: «Никита Сергеевич, а у вас не найдется чего-нибудь выпить?» Хрущев извлек из шкафчика бутылку «Московской особой». При этом сам от выпивки отказался: мол, врачи не разрешают. Поэтому бутылку гости «приговорили» на двоих. После чего беседа полилась пуще прежнего. Говорили в основном о политике: о Сталине, Берии, десталинизации. Хрущев рассказывал настолько интересные вещи, что Высоцкий не сдержался: «Никита Сергеевич, и почему вы не напишете мемуары?» На что Хрущев резонно заметил: «А вы мне можете назвать издательство, которое бы их напечатало?» Высоцкий осекся: сам был точно в такой же ситуации, что и Хрущев.

Вспоминает Д. Карапетян: «Володя вел себя так, как будто рядом с ним сидел не бывший руководитель страны, а обыкновенный пенсионер. Он не испытывал какого-то пиетета или трепета по отношению к Хрущеву, скорее – снисходительность. Было видно, что Высоцкий отдает ему должное, но в то же время за его словами как бы стояло: „Как же это вы прозевали, и мы опять в это дерьмо окунулись?“