Умри или исчезни! - Андрей Дашков

– Ла. Мы осмотрели салон и багажник.

– Хорошо. Может быть, я вас вызову. Он сел в кар и поехал к дому. По дороге на него наскочили две парочки, решившие, что катание на каре – это новый способ развлекаться. Объяснять что-либо было бесполезно. Поэтому остаток пути он проделал с девицей на коленях и под звуки жизнерадостного повизгивания. Он оставил кар гостям, надеясь, что те не утопят машинку в озере.

Виктора нигде не было видно, Впрочем, неудивительно – к тому времени гости разбрелись по обширной территории, и собрать их вместе не смог бы и Глас Божий. До намеченного на половину второго ночи фейерверка оставалось еще около часа. Голиков бросился разыскивать Ирен и Клейна, за которого волновался гораздо меньше.

Он нашел Савелову все в той же застекленной гостиной, только теперь к ней присоединилась вдрызг пьяная подруга, которую звали Марина, – редкая стерва, сумевшая женить на себе миллионера. Когда-то Макс тоже числился среди кандидатов в ее мужья, однако вовремя дал задний ход и избежал печальной участи, оставшись всего лишь экспонатом обширной коллекции. Ирен и Марина понимали друг друга с полуслова. Как ни странно, их взаимная симпатия была вполне искренней.

Увидев, что его любовница не одна, он слегка успокоился. Будет кому присмотреть за Иркой. Чтобы свалить Марину с ног, требовалась цистерна водки и очень много «кокса».

– Эй, Макс, таких женщин не бросают! – закричала та, когда Голиков возник в пределах видимости.

– Были интересные предложения? – осведомился он мимоходом, направляясь в биллиардную.

Здесь торжествовала геометрия и закон упругих соударений. Казалось, сигарный дым смягчал даже стук шаров. Клейн склонился над столом, не отрывая взгляда от зеленой поверхности. Макс терпеливо ждал, пока тот исполнит изящный карамболь и шар ляжет в лузу. После этого глаза союзников встретились. Голиков понял, что масон уже все знает.

Максим вернулся в гостиную и посадил Ирку себе на колени. Марина захихикала и сказала:

«Макс, ты чертов маньяк!». Ирка прижалась к нему так, как это умела делать только она одна, и ему показалось, что он снова обрел свою утраченную половинку. Но не надолго. Когда она положила голову ему на плечо, чтобы поцеловать в шею, он прошептал ей на ухо:

– Виктор здесь. Ты его видела?

Он ощутил дрожь, пробежавшую по ее телу. Забыв о подруге, она пристально уставилась на него. Эйфория стремительно улетучивалась из глаз, уступая место страху.

– Откуда он взялся? – прошептала она сквозь затвердевшие губы.

– Не знаю. Во всяком случае, он явился не за тобой. Оставайся в доме и будь на людях. Клейн тут недалеко, в биллиардной.

– Куда ты?

– Я должен поздороваться с гостем…

– Не надо. Макс, я тебя прошу!

– Глупости. Он приехал один, значит, ему нужен не я.

– А кто же?

– Это я и хочу выяснить.

– Дай мне пистолет! Он усмехнулся.

– Ты слишком легко одета.

– Иди к черту!

– Может быть, тебе еще придется пожалеть меня, дорогая…

С этими словами он вышел на террасу.

Танцующих не осталось вовсе. Музыканты из оркестра подкрепляли свои силы бутербродами и джином. Макс прогулялся по аллеям и спустился к озеру. Несколько человек освежались в воде, но, конечно, среди них не было Виктора. Голая брюнетка попыталась уложить Голикова на песок, заодно сообщая какую-то новую сплетню о Савеловой. Макс с трудом высвободился из ее объятий, невнятно ссылаясь на подготовку фейерверка.

Чувство опасности, грозившей какому-то неизвестному существу, охватило его – будто у него вдруг появился еще один близнец, о котором он раньше не подозревал. И к этому близнецу подкрадывалась смерть…

В новом ощущении было что-то параноидальное. Вроде бы открылся другой канал восприятия, но по нему транслировался только страх. Черный луч чужого ужаса бил из темноты, вращаясь, как прожектор маяка, и задевал сознание Голикова. Оно отчаянно и неумело пыталось нащупать зовущего, однако того еще не было в этом мире, на том уровне, где плавали сгустки жизни под названиями Ирина и Клейн…

И все же многое изменилось к лучшему. Впервые это был зов, а не бессмысленный кошмар. Макс хотел отозваться, но не знал пути на ТУ сторону.

Стопроцентная паранойя… «Господи, не дай мне закончите в психушке!» Нереальность происходящего была так очевидна, как будто он смотрел фильм о самом себе. Он страдал манией преследования, но при этом преследовали не его. Тогда кого же?!.. Волны безумия захлестывали мозг. Макс побежал в самую дальнюю и темную часть парка, где находился источник жуткого излучения.

Здесь растительность была намеренно предоставлена самой себе. Когда-то Голикову казалось, что это придает заброшенности определенное очарование. Теперь ему просто было страшно, как ребенку из детской сказки, заблудившемуся ночью в дремучем лесу.

Единственным источником света был купол обсерватории, обшитый металлическими листами и отражавший лучи фонарей. Во время короткого просветления Максим надумал, было, вызвать охранников, но чужой голос протестующе зарыдал в гулком колодце внутри черепа.

«Ты – идиот! Ты убегаешь от людей и от света, от любви и тепла! Ты сам идешь навстречу своей смерти, навстречу своей смерти!.. Хоть бы тебя поскорее прикончили, кретин!!!»

…И тогда исчезло бы липкое щупальце, протянувшееся с того света, щупальце, высверливавшее из него остатки здравого смысла, словно бор в руках врача-изверга. Он избавился бы от мучительного ощущения раздвоенности…

Временами он слышал обрывки музыки – дикие вопли Эрика Бердона[13], исполнявшего «Когда я был молодым» в записи 1974 года. «Когда я был молодым»? Или «Когда я буду молодым»?!.. Голос с того света обещал ему что-то, а про себя Голиков знал, что не успеет состариться.

Черные пирамиды елей стояли, еще не утратив упорядоченности, словно фигуры шахматной партии, затянувшейся на целую вечность. Макс брел в каком-то тумане, порожденном не мельчайшими каплями влаги, а странной болезнью глаз. Лабиринт со стенами из еловых ветвей вел его к сокровищу, к тому месту, где должен был вылупиться неведомый птенец его безумия…

Вскоре «туман» рассеялся. Макс увидел знакомый и все же неуловимо исказившийся пейзаж. Металлический купол поблескивал, как половина гигантской луны, восходившей над парком. В этом резком отраженном свете ели казались омертвелыми деревьями с полотен Брейгеля…

Макс услышал шаги, которых не мог слышать. Он познал боль пригибаемой травы, ощутил смерть раздавленных насекомых, осязал дрожь земли… Где-то рядом блуждал враг, разыскивая то же самое место, к которому Голикова звал ужас. Не враг, как сказал Клейн, а всего лишь слуга врага. Им тоже управляла сила, пронизывавшая чужой космос, – бесплотная кисть хозяина, на которую, словно многослойные перчатки, были натянуты человеческие жизни…