Избранное. Том 1 - Станислав Константинович Ломакин

честном народе под ручку пришла в клуб с Валькой, мучили Михаила. К этому примешивалась неуверенная надежда: вдруг это розыгрыш? Разве можно вот так, без объяснений, с ним поступить?

Миша сидел и страдал, а его Надька тихо переговаривалась с его теперь уже бывшим другом, хихикала, реагируя на слова лейтенанта, что не только раздражало, но и вызывало чувство неприязни к ним обоим.

Он ждал конца лекции, ждал встречи с Надькой и думал, как она поведет себя при встрече, ждал и реакции односельчан, так как все знали, что Михаил – жених Надьки. Наконец, лекция закончилась, слушатели, из приличия к областному лектору, похлопали.

Председатель профкома спросил, есть ли к лектору вопросы? Вопросы были, и лектор на них отвечал. Но вот, словно стремясь покрасоваться перед слушателями и Надькой, поднялся лейтенант Валька. Он спросил: «Вот Вы говорили о том, что в ФРГ в последнее время возникли две партии, не могли бы Вы сказать, какова политическая платформа и программа этих партий?». Лектор и на этот вопрос ответил, слушатели еще раз ему поаплодировали. На этом лекция закончилась. Когда публика зашевелилась, застучали откидные сиденья и все повалили к выходу, Миша замешкался, чтобы встретиться глазами с Надькой. Это ему удалось. Они встретились глазами, и Надькино лицо на какие-то доли секунды вспыхнуло радостью и покраснело, она виновато улыбнулась, но затем лицо ее потускнело, будто налетело облачко. Ее спутник придерживал Надьку за локоть, давая понять, что он – с ней, и пусть все это видят, их не волнует людская молва, взгляды, пересуды людей. Миша подавил в себе желание подойти к ним, издали, как ни в чем не бывало, поприветствовал, помахав им рукой. Они ответили ему тем же и, смешавшись с толпой, вышли из клуба.

Вечером того же дня Миша выехал на велосипеде в поле к своему комбайну. Утром его нашли. Он висел на веревке на крепком суку березы, рядом валялся на траве велосипед. Видимо, он встал на велосипед, а затем оттолкнул его ногами. Ночью шел дождь, белая шелковая рубашка промокла и прилипла к Мишкиному телу. На левой стороне груди, где расположен кармашек четко просматривались сквозь материю два ордена Красной Звезды. Об этих наградах жители деревни не знали.

Отец, вынувший сына из петли, торопился, он нес Михаила к машине, словно надеялся, что стоит его довести до больницы и беда отступит. Он бережно его нес, как живого, и сквозь слезы говорил: «Что же ты, сын, наделал? Неужели свет клином сошелся на Надьке? Как же мы будем без тебя с матерью? Ты у нас ведь единственный, кровинушка ты наша. За что же нам горе такое? Неужели Бог любит тех, кого наказывает. Как же так, сынок, ты столько вынес невзгод на афганской войне, так храбро сражался, а в мирной жизни не выдержал – сломался», – бормотал и уже причитал от горя отец. Через три дня Михаила Акимовича Рассказова похоронили. Хоронили всем колхозом, а еще через три дня Надька с морским лейтенантом Валькой уехала в Севастополь к месту его службы.

РОМКА

Собака была ничья. Никто не помнит, как она появилась во дворе, кто ее хозяин, но все знали, что ее зовут Ромка. С утра до вечера она носилась по двору с ребятишками. Двор был похож на квадрат, зажатый с четырех сторон пятиэтажными домами, большую часть двора занимал детский сад. Он был обнесен железной сеткой, однако ребятишки, несмотря на строгости сторожа, проникали на его территорию. Там шумели подрезанные разросшиеся, раскидистые тополя и стояли миниатюрные игрушечные домики, в которых можно было спрятаться, играя в войну. Непременным участником всех игр была Ромка. Она сновала между враждующими группировками и часто являлась невольным виновником раскрытия детских тайн. Дети очень любили Ромку, она резко контрастировала с теми квартирными маленькими собачками, которых выводили на поводке выгуливать. Эта была красивая, стройная сибирская лайка, высокого роста, белая как снег, пушистая, но не лохматая, без очесов на ногах. Вокруг Ромки всегда крутилась ребятня, ее гладили, ласкали, старались чем-нибудь угостить.

Безоблачная жизнь Ромки продолжалась несколько лет. Летом она днем и ночью находилась во дворе, зимой тоже, но в лютые морозы ютилась в подъездах одного дома. Этот дом был похож на все другие дома, но Ромка выбрала его, и ребятишки гордились тем, что она, как они говорили, «ихняя». Определились и симпатии Ромки – Родионовы. В этой семье росли два мальчика, которые учились в младших классах. Игорь и Сергей тоже привязались к Ромке, но все уговоры сделать Ромку членом семьи не действовали на маму Людмилу Федоровну – детского врача. Старший Родионов был согласен, но его мнение не было главным. Все прочитанные рассказы о доблестях наших «братьев меньших» не проняли Людмилу Федоровну, она была неумолима. Конечно, привести сибирскую лайку в квартиру на пятый этаж – не только хлопотно, но и оскорбительно для таежной собаки. Ни одну другую собаку сидение взаперти или на привязи не портит так, как сибирскую лайку.

В отсутствие матери Игорь и Сергей приглашали Ромку в гости. Они кормили ее, сажали на диван, заставляли служить за лакомства. Затем начинались игры, мальчики прятались, а Ромка искала их, иногда в эти игры встревал старший Родионов, Степан Васильевич. Он надевал полушубок, вывернутый овчиной наружу, вымазывал себе лицо краской или надевал маску медведя. Надо было видеть глазенки детей, их нетерпение и ожидание какого-то чуда, когда отец готовился напугать Ромку. И вот такой момент наступал. Из другой комнаты выкатывался клубок из шерсти, он рычал, прыгал, мяукал... Что тут начиналось: крик визг, лай, и, похоже, Ромка принимала правила игры и даже провоцировала на ее продолжение. Ее лай проникал через двери, резонируя на весь подъезд, и вскоре соседи начинали стучать по батарее и в дверь. Так заканчивался прием гостьи. Ромку выпроваживали, сопровождая до двери. Начиналась уборка квартиры. Вечером ждали Людмилу Федоровну, ждали нагоняя, так как Ромка имела обыкновение оставлять царапины, целые полосы от своих когтей на крашеном полу, которые, кстати сказать, не удавалось скрыть. Они не замывались, не замазывались и являли собой следы очередного посещения Ромки. Ромка же не испытывала никаких угрызений совести, как всегда провожала на работу в институт Степана Васильевича и поджидала ребят из школы. Дождавшись, когда Игорь и Сергей выйдут из школы, Ромка сломя голову неслась к ним, подпрыгивала, норовя лизнуть их в лицо, и, подметая землю хвостом, «бодая» их, терлась об ноги. Словом, встречала своих, исполняла свой собачий