Нечисти - О'Санчес

– Ну я же не знал…

– Вот теперь знаешь. – Маша прыснула. – Или тогда я тебя буду звать Денисочкин, а еще круче – Денисочка…

– Все, Маша, убедила, устыдила, уела. Буду звать тебя Машею, а если за провинности – то и Машенцией… Не робей, трогай, это же вода, а не кислота…

По знаку Дениса исчезла посуда и столовые приборы того же тяжеленного, с отливом в красное, металла, а на столе остались стоять кувшин с апельсиновым соком и два длинных стакана с «морозом»; все кроме сока – «местное», извлеченное из кухонной «стенки». В самом центре столешницы тихонечко плескался посреди миниатюрного бассейна крохотный фонтанчик: на скале сидит русалка, держит над собой раскрытый зонтик. Из штыря, едва заметного над полусферой зонта, бойкими толчками выпрыгивает водяная струйка, плющится о зонтичную преграду и радужным шатром с прозрачными прорехами оседает в пятиугольный бассейн.

Маше любопытно и боязно; после подбадривающего приглашения потрогать она все же решается и мизинчиком прикасается к «шатру»…

– Какая холодная!

– Потеплее сделать?

– Нет. А это циркулирующая вода? Ну, одна и та же?

– Не знаю, не задумывался… А, понял вопрос: да хоть руки мой, она всегда чистая, никогда не иссякает и держится на одном уровне. Более того… Дай-ка мне пальчик?

– Не дам… а зачем тебе?

– Черту фломастером проведу.

– А зачем ты на моем пальце проведешь фломастером черту?

– Увидишь, ну не бойся же. – Маша робко протягивает тот же мизинец и уже верещит: Денис хищно вцепляется в него, делает свирепое лицо… и зеленым фломастером осторожно извазюкивает всю подушечку. – Сполосни теперь.

Маша с любопытством окунает пальчик в фонтан, тотчас выдергивает его и смеется:

– Ой!… а где лак?

– Там же, где и чернила. Больно?

– Нет, что ты. Прикольно как… А еще чего он может?

– Да ничего. Просто фонтан с водой, которая всегда свежая и чистая. Можно зачерпнуть оттуда же и пить. Хочешь?

– Не-а. А вот если этот, где царапинка?

– Попробуй.

– Вау! Диня, смотри: нет царапинки… и лак тоже исчез. А нельзя сделать так, чтобы…

– Можно. И положить тебе в косметичку, да? Нет уж, пусть просто фонтаном побудет, а тебе мы чего-нибудь придумаем. У меня, кстати, мутер много чем таким пользовалась, но красилась всегда вручную.

– Я наоборот хотела, чтобы он лак не трогал. А… он так и будет у меня на столе стоять? Все время?

– Если захочешь – то да.

– Ур-ра-а! Ты такой… самый лучший в мире волшебник! А ты… не исчезнешь?

– Да пока не собираюсь.

– Пока – это до вечера… или до обеда?

– Пока – это пока мы с тобой… пока я тебе не надоем, одним словом.

– Ты никогда мне не надоешь, Денис.

– Хорошо бы. Ну что такое? Маш, ты… что с тобой, почему ты плачешь? – Денис растерялся, сунулся в карман, глянул на извлеченный носовой платок – тот стремительно обрел гладкую первозданную свежесть – скомкал его…

– Маша, да что с тобою?…

– Ничего. Просто… я воочию встретила… увидела, как может выглядеть счастье…

– И как же оно выглядит? – Главное было втянуть ее в разговор, отвлечь от слез.

– С конопушками. – Маша все еще всхлипывала, когда вдруг рассмеялась: запоздавшие слезинки разлетелись брызгами и лишь под глазами остались две черные «панковские» дорожки. – Я очень страшная, да?

– Да. И психическая, но я не боюсь. У тебя когда день рождения?

– Дай платок… В августе, а что?

– Это далеко. Сейчас на базар пойдем, по косметику, дабы твой макияж не расплывался по пять раз на дню. Репетиция к празднику у нас будет.

– Ты говоришь «по косметику», словно «по грибы». Это прикол?

– Нет, преимущества сельского воспитания. У нас на хуторе, вечерами, когда приходит нужда идти в бутик, всегда говорят: по картошку, по изумруды…

– А почему…

– Ну, погоди, погоди, пернатый, ты пока просто водички попей, а вечером все будет. Или сам, полетай во дворе, крыс поищи…

– Фу, какая мерзость! Не надо так говорить. Давай его лучше покормим?

– Давай я это сделаю без тебя, на всякий случай, я умею… Ты что хотела спросить, когда Морка нас перебил?

– А, да. Почему это ты решил покупать мне косметику из бутика? Типа, папик?

– Да нет…

– А что так покраснел вдруг?

– Да… Ну… У меня, короче, денег полно, и я подумал, что мы можем попытаться тратить их вместе.

– И дальше что?

– И дальше ничего. – Денис растерялся еще больше. Он ни в коем случае не хотел ее обидеть или рассердить.

– Совсем-совсем ничего?

– Ты меня не за того…

– Тогда я не согласна! А… вот если время от времени будешь нежно смотреть в мою сторону и заботливо поддерживать под локоток, когда мы будем кататься на роликах… Тогда согласна. Ты свободен сегодня?

– Более-менее. Ты любишь кататься на роликах?

– Да, я знаю место, где напрокат дают и недорого. А ты умеешь?

– Ну, вроде бы да. У меня есть итальянские khuti. «Агрессивки» такие.

– Настоящие?

– Ну так…

– Круто! Я слышала, но сама видеть не видела! На таких только олигархи катаются!

– Ну так пойдем? Что дома-то высиживать? И тебе такие купим.

– Пойдем. Но погоди, пока я со старой косметикой попрощаюсь. И, пожалуйста, не смотри на меня, покуда я буду это делать. Денис… Я не знаю ничего насчет твоих денег и не буду врать, что отдам в ближайшее время, потому что их осталось у меня на все про все три сотни рублей…

– Деньги – не проблема, поверь.

– Да, я тебе верю. И ты меня спас. Но, пожалуйста, пожалуйста…

– Что пожалуйста?

– Помни, пожалуйста, что я тебе – не фонтанчик. И даже не ручная птица Морик.

– А я никогда и не…

– Потому что если я к тебе привяжусь, если я к тебе привыкну, а потом вдруг надоем…

– Слу-ушай, Маш, ты всегда так часто плачешь?

– Все, все… Я очень редко плачу, это я только сегодня, накопленный годовой запас использую. Прости, пожалуйста. На грядущий миллениум это был последний потоп… Я тебе уже надоела?

– Ты – нисколько! А беспочвенные хныки-хныканьки, пожалуй, да.

– Больше не дождешься.

– Ты такая красивая… Нет, серьезно. И «мини» тебе идет не хуже джинсов… а лучше. Гораздо лучше. Тебя этот клювастый попрыгунчик не замахал своими криками?

– Не-ет, такой славный птиц, суровый, огромный. Я его немножечко боюсь, но я вижу, что он очень хороший. А почему ты спрашиваешь?

– Я думал, может, мы телевизор посмотрим… с полчасика… Пока жара спадет? Давно я его не включал… Знаешь, когда в Сети сидишь, то вроде как и телевизор без надобности. А сегодня вдруг захотелось.

Маша среагировала на тактические хитрости Дениса абсолютно естественно, без ехидства и недоверия.

– Конечно, пульт здесь. Садись сюда, ко мне на тахту, и посмотрим, отсюда удобнее.

– Ладно! Тогда Морка и… точно будет мешать. Ну-ка, гвардия, кыш в большую комнату и не высовываться, пока не позову.

– А почему ты его гвардией зовешь?

– Его?… Гм… Потом расскажу, ладно? Это интересно, и с сюрпризом, но не сейчас. Только ты мне напомни рассказать… Что?… А все равно что: MTV или что-нибудь похожее… Слушай, жарко как… Кто дрожит… Это ты дрожишь… Не бойся, я просто обниму за плечи и все…

– …я не боюсь… ничуточки…

Больше всего на свете в эти минуты Денис боялся разоблачения: вот сейчас все выяснится, и Маша поймет, что в свои восемнадцать с хвостиком он абсолютный девственник и не только что-нибудь серьезное, а даже целоваться не умеет. Точнее, ни разу и не пробовал…

– Динечка… Только, пожалуйста… Не надо, не будем дальше заходить… Я боюсь… Ты же обещал… Я… у меня еще никого…

Все знают, что у страха глаза и возможности велики. Особенно пугает неведомое, непонятное, таинственное, только в теории знакомое… Неудача может быть чревата потерей здоровья, денег, смертью, насмешками окружающих, отчислением из рядов…

Но любопытство, праздное и научное, жажда успеха и удовольствий, естественных и запрещенных, сильнее боязни неуспеха и самой смерти, так уж заложен человек, иначе бы две его разнополые ипостаси смыкались воедино гораздо реже, чем это было бы необходимо для захвата планеты Земля или даже простого поддержания рода…

– Маша, Маша, Машен… ция… Я никогда не думал, что это так… просто… и замечательно…

– Да, Диня, да, хотя могло бы быть и еще попроще… И я не думала… Плохо только, что все перемазали в… Но я же не виновата… я же предупреждала…

– Нет, но это прикол: ты же еще и оправдываешься, глупенькая! Знаешь, сдается мне, что я тебя люблю.

– Что… как ты сказал???

– Так и сказал. У меня тоже это был первый раз.

– Да нет, ты сказал, что ты меня… м-м-м, ну отпусти же, я не могу больше сегодня. Я хочу услышать еще…

– Еще.

– Да нет же, повтори, что ты сказал.

– Все-все повторить, что я тебе наговорил?

– Нет, только последнее.

– Еще.

– Ты негодяй, Денис, жестокий издеватель девичего сердца. Но… Я… тебя тоже люблю. Всей душой. До конца дней.