Приют изгоев - Сергей Лифанов

— Ясно-ясно, — лениво оборвал его Абраксас. — А ко мне зачем явился?

— Так ведь… У вас вроде семенной горох оставался. Не дадите ли в долг? Может, успеет вызреть до осени.

Староста из-под густых бровей поглядывал на хозяина и все теребил и теребил свою шапку.

Общество, как водится, прибеднялось. И всходов после побоя осталось не так чтобы совсем мало, да и сами крестьяне не так уж были бедны, чтобы не иметь возможности прикупить семян на стороне. Голодать, словом, зимой не придется, но вот как же не воспользоваться случаем да не выжалить у помещика побольше… Все это Абраксас, конечно же, понимал и потому ответил с прохладцей:

— Ты шапку-то не ломай, пригодится еще… Значит, так. В долг я вам не дам. Знаю я, как вы отдаете долги. Хотите — покупайте. — Он назвал цену.

Цена была вполне терпима, но крестьянин не мог просто так на нее согласиться.

— Помилуй, батюшка, да у нас и денег-то таких нет, — жалостно запротестовал он. Абраксас поморщился:

— Лесок строевой зимой продали? По весне путина хорошая была? Что же вы прибедняетесь. Покупайте, цена божеская.

Староста потоптался:

— Надо с обществом посоветоваться.

— Ну-ну, советуйся…

Староста ушел. Абраксас хмуро смотрел ему в спину. «Голодать зимой не будем, — думал он, — но и шиковать не придется. А по осени кузину замуж выдавать. Приданое, подарок жениху, то, се… И все — расходы… Вот и приходится мудрить, мельтешить, мелочиться…»

Абраксас встал, постоял, покачиваясь на носках, задумчиво глядя на сад. Делать нечего, придется ехать в город. Он прошел в комнату, которую принято было именовать кабинетом, но которая большею частью стояла запертой, открыл книжный шкаф и вынул пухлый том в сафьяновом переплете. Это был старинный кодекс, сшитый из нескольких рукописных тетрадей. Раритет! Когда-то за него предлагали хорошие деньги.

Он завернул том в льняной платок и на случай дождя обернул книгу куском козьей кожи. Жаль книгу, но что поделать?

Утром он выехал — вместе с двумя кузинами и пожилым слугой. Мужчины ехали верхом, девушки — в одноколке; та, что правила, и была невеста. Вторая была хоть не красавицей, но с ее приветливым живым характером сошла бы за хорошенькую; Аб-раксас не терял надежды и ее выдать замуж если не в этом, то в следующем году.

Девушки что-то щебетали в предвкушении городских развлечений. Абраксас мрачно посматривал по сторонам. Старый слуга трусил следом на малорослой кобылке и, казалось, совершенно ни о чем не беспокоился.

В городе они остановились у троюродного дяди Абраксаса; это был гостеприимный старик и обиделся бы, если бы родичи предпочли бы иное место. Он скучал и с удовольствием слушал сельские новости: о граде, о видах на урожай, об охоте, о свадебных приготовлениях. За разговорами прошел вечер.

А ночью Абраксасу приснился сон.

Снилось ему, что он лежит на кушетке, а кушетка стоит на веранде его дома в Лайде, только дом окружает совсем иной сад. Не простой и непритязательный, как наяву, а в саду том цветут диковинные деревья, бьют фонтаны и распускают волшебные хвосты диковинные птицы.

Он не видел этого — он знал.

Он открыл глаза на своем ложе и увидел яркий небосвод, на котором при свете дня сияли огромные звезды. Он сел и увидел, что из сада летит к нему сокол. Абраксас протянул руку — на ней вдруг оказалась охотничья перчатка, и сокол опустился на руку. Абраксас пристально смотрел на птицу, и птица, поведя головой туда и сюда, уставилась в лицо Абраксасу круглыми немигающими глазами.

И услышал Абраксас голос.

— Ты — плоть от плоти моей… Жду тебя. Зову тебя…

Абраксас оглянулся.

Он увидел, что со всех сторон к нему словно плывут по воздуху странные, будто отлитые из живого металла, фигуры в накинутых на плечи плащах цвета серебра. Абраксас знал, что это были не люди, хотя имели они вид человеческих фигур — насколько это было только возможно понять под плащами — и двигались подобно человеку, но из-под прорезей в плотно надвинутых капюшонах вместо глаз, которые должны были глядеть на Абраксаса, зияла лишь тьма…

А голос все твердил:

— Вот слуги мои… Жду тебя. Зову тебя… Они поведут тебя… Жду тебя. Зову тебя…

Абраксас проснулся и некоторое время лежал в постели, вспоминая сон… Что-то в нем тревожило Абраксаса, что-то было не так. Ведь всем известно, что сны бывают разные: иногда сон — пустяк, а иногда — предвестие… Абраксас был человеком не то чтобы образованным, но и не чуждым чтению и наукам — скорее, правда, от скуки, нежели по необходимости; потому он был в курсе как новомодных идей, трактующих сны как иносказательное проявление подспудных желаний того, кому сон пришел, так и старого их толкования как предупреждений и иносказаний. Но сам не придерживался ни того, ни другого, полагая, что истина посередине и — там видно будет…

Помыслив так, он встал и снял с себя кожаный пояс, который всегда брал с собой в дорогу для сохранности денег и ценностей и с которым не расставался даже ночью. Сейчас в одном из многочисленных явных и потайных карманов и кармашков пояса лежало три золотые монеты, а в другом был упакован самый ценный предмет из тех, коими обладал Абраксас, — Плащ Предков. Он аккуратно вынул Плащ из длинного, в половину пояса, кармана и осторожно расправил его.

Плащ лежал на его постели, как прославленное в боях знамя. Да он и был таковым. Это был Зачарованный Плащ товьярских Тевиров, королей, которые присоединили в свое время к своему уделу и Эрисихтон, и Мунитайю, и много еще земель и к западу, и к востоку, но при столкновении с Империей были неоднократно биты и потеряли практически все, что имели, даже самое имя. Абраксас был истинным потомком и наследником королей, но, пожалуй, во всем свете разве что он и Плащ знали это — ведь Плащ никто не может взять в руки, кроме самого старшего Теви-ра. Об этом сложены были песни и легенды, и порой Абраксас под воздействием новейших вольнодумных идей готов был проверить на ком-нибудь, действует ли еще Плащ как крапива на чужих людей, или же эта его способность давно утрачена, а то и вовсе была выдумана в свое время. Но что-то постоянно останавливало его — может, почтение к реликвии, а может, опасение, что в Товьяре поднимется шум, когда узнают, что живы еще Тевиры.

«Кто знает, может, сон этот всего лишь последствие неудобства, причиненного поясом? — подумалось Абраксасу. — А может, сон предвещает мне королевское величие?» Слышал он нечто такое. Да и сокол является древним символом Тевиров.

Однако Абраксас был человеком практичным, а потому, складывая обратно невесомый шелковый плащ, он просто подумал: «Да какое уж тут королевское величие… Нам до весны бы дотянуть…»