Великолепные руины - Джесс Уолтер

И все. Они обмениваются листочками, читают, машина въезжает в большой город. За окнами тянутся новостройки, стиснутые базальтовыми скалами. Ну надо же, оказывается, целую жизнь можно вот так уместить на нескольких страницах. Детектив отстукивает ритм какой-то только ему одному слышной песни.

– Почти приехали, скоро будет граница с Айдахо, – говорит он.

Экспедиция Дина подходит к концу. Четверо совершенно разных людей, которых судьба свела вопреки логике и здравому смыслу, едут в Сэндпойнт, объединенные одной целью. Каждого подтолкнули к этому путешествию годы жизни, потраченные впустую. Сто километров в час, пятьдесят лет за один день. Всем кажется, что они мчатся на невозможно высокой скорости. Две минуты, целых четыре километра они молча смотрят каждый в свое окно, пока Шейн Вилер не говорит:

– А может, лучше снять передачу про девушек, страдающих от анорексии?

Майкл Дин наклоняется вперед:

– Скажите, водитель, вы что-нибудь знаете о спектакле, на который у нас билеты?

Часть четвертая цикла «Сиэтл»

Автор: Лидия Паркер

Действующие лица

Пат, стареющий музыкант, 43 года

Лидия, драматург, подружка Пата, чуть больше тридцати

Марла, молоденькая официантка, 22 года

Лайл, отчим Лидии

Джо, английский клубный менеджер

Уми, девушка-англичанка

Бизнесмен из Лондона, просто прохожий

Исполнители

Пат – Пат Бендер

Лидия – Брин Пейс

Лайл – Кевин Гест

Марла/Уми – Шеннон Куртис

Джо/бизнесмен – Бенни Гиддонс

Действие происходит в Сиэтле, Лондоне и Сэндпойнте, штат Айдахо, с 2005 по 2008 год.

Захламленная квартира. В центре комнаты кровать, и на ней две фигуры. Лиц в полутьме не видно.

МАРЛА. Уф!

ПАТ. Было здорово! Спасибо!

МАРЛА. Всегда пожалуйста.

ПАТ. Слушай, ты не обижайся только, но нам надо одеваться и валить.

МАРЛА. И что… это все?

ПАТ. В смысле?

МАРЛА. Ну… Просто…

ПАТ (смеется). Что?

МАРЛА. Да нет, ничего.

ПАТ. Да ладно тебе. Давай, колись.

МАРЛА. Ну, просто все девчонки в баре говорили, что с тобой классно. Я подумала, может, со мной что-то не так? Раз я ни разу не дала самому Пату Бендеру. А сегодня ты пришел один, и я решила, вот он, мой шанс. В общем, я как-то… совсем другого ждала.

ПАТ. Какого другого?

МАРЛА. Не знаю.

ПАТ. Вообще-то, сценарий у меня всегда примерно одинаковый.

МАРЛА. Да нет, просто девчонки трындели, будто ты трахаешь все, что движется, и что ты, типа, мастер. Ну я и купилась. Думала, ты умеешь… разное.

ПАТ. Что именно?

МАРЛА. Ну, там, техниками всякими владеешь, короче.

ПАТ. Какими техниками? Типа левитации? Или гипноза?

МАРЛА. Девчонки столько всего наболтали… я думала, будет хотя бы четыре. Или пять.

ПАТ. Чего пять?

МАРЛА (стесняясь). Ну… ты знаешь.

ПАТ. А, понял. И сколько раз ты кончила?

МАРЛА. Пока ни разу.

ПАТ. Тогда давай договоримся так: с меня еще два раза. А сейчас давай-ка одеваться, пока…

Открывается дверь, за ней видна залитая светом комната, единственное яркое пятно на сцене. Пат быстро натягивает Марле на голову одеяло.

ПАТ. Вот черт!

Входит Лидия. На ней камуфляжные штаны, белая футболка, большая «ленинская» кепка на коротко стриженных волосах.

ПАТ. Я думал, у тебя сегодня репетиция.

ЛИДИЯ. Я ушла пораньше. Пат, нам надо поговорить. (Протягивает руку к настольной лампе на тумбочке у кровати.)

ПАТ. Давай не будем свет включать?

ЛИДИЯ. Опять мигрень?

ПАТ. Ага. Жуткая.

ЛИДИЯ. Ну ладно. Я просто хотела извиниться за то, что убежала сегодня из ресторана. Ты прав. Я действительно пытаюсь тебя перевоспитывать.

ПАТ. Лидия…

ЛИДИЯ. Нет, дай мне закончить, это важно. (Подходит к окну, свет от фонаря на улице падает ей на щеку) Я так старалась тебя изменить, что перестала радоваться тому, что имею. Ты уже почти два года как завязал, а я все равно постоянно жду, когда… Хотя вроде и не из-за чего.

ПАТ. Лидия…

ЛИДИЯ (оборачиваясь). Нет, ты сначала дослушай. Я тут подумала… надо нам переехать. Бросить Сиэтл. Перебраться в Айдахо, поближе к твоей маме. Я знаю, я сама говорила, что от проблем не убежишь, но, по-моему, надо попробовать. Начать с чистого листа. Оставить тут все говно, твои группы, мою маму с отчимом и жить дальше.

ПАТ. Лидия…

ЛИДИЯ. Да знаю я, что ты хочешь сказать.

ПАТ. Это вряд ли.

ЛИДИЯ. Ты скажешь – а как же Нью-Йорк? Да, там вышла лажа. Но теперь-то мы старше. И ты тогда еще сидел на наркоте. У нас бы все равно ничего не склеилось. Помнишь, я пришла домой, а ты наши вещи в ломбард снес? Мне даже легче как-то стало. Я все ждала, когда же это кончится, – вот оно и кончилось. (Снова поворачивается к окну.) Я еще тогда сказала твоей маме, что, если б не твоя потребность непременно обдолбаться в хлам, ты бы обязательно стал звездой. Никогда не забуду, что она мне ответила. «Солнышко, но ведь это и есть его главная потребность – стать звездой».

ПАТ. Господи, Лидия…

ЛИДИЯ. Пат, мне звонила твоя мама. Не знаю, в общем, как сказать… Скажу как есть… У нее метастазы. (Подходит к кровати и садится рядом с Патом.) Операцию, кажется, делать бессмысленно. Может, она еще годы протянет, а может, месяцы, но остановить процесс они не могут. Попробуют еще химию, но облучать больше не будут. Но она вроде ничего, держится. Просила меня, чтобы я тебе все рассказала. Сама не смогла. Она боится, что ты опять сорвешься. Я ей сказала, что ты у меня молодец…

ПАТ (шепотом). Лидия, ну пожалуйста!

ЛИДИЯ. Ну так что, Пат? Давай просто бросим все и уедем? А? Пожалуйста! Нам кажется, что мы так и будем вечно ходить по кругу. Ссориться, разбегаться, мириться… А вдруг это не круг, а, Пат? Вдруг это воронка и нас засасывает все глубже и глубже? Вдруг мы оглянемся и окажется, что мы стобой даже и не пытались выкарабкаться?

Лидия тянется к нему, но вместо его руки нащупывает что-то странное. Она испуганно вскакивает и включает лампу. Яркий свет заливает кровать, становится видно, что рядом с Патом кто-то лежит. Лидия откидывает одеяло. Теперь мы видим все три лица. Марла подтягивает к груди простыню и приветственно машет рукой. Лидия спиной отступает к двери. Пат просто смотрит в стену.

ЛИДИЯ. Мамочки!

Пат медленно вылезает из кровати, тянется за одеждой и вдруг замирает. Он как будто впервые замечает свое тело. Смотрит вниз, удивленно, словно он не знал, что так постарел и потолстел. Наконец он поворачивается к Лидии, остановившейся в дверях.

Пауза.

ПАТ. Ну что, втроем, похоже, не выйдет.

Занавес

В полупустом зале кто-то судорожно вздыхает, зрители напряженно смеются – и над последней репликой, и над обнаженным Патом, чье хозяйство искусно задрапировано уголком одеяла, накинутого на спинку кровати. Клэр осознает, что почти не дышала во время первого акта.

У Клэр перед глазами все еще стоят призрачные силуэты героев. Интересное решение: зритель вынужден напряженно вглядываться в полумрак, и оттого в конце акта измученное, залитое ярким светом лицо Лидии, оплывшая фигура Пата и девушка на постели запечатлеваются на сетчатке, точно рентгеновский снимок. Снимок предательства и раскаяния.

Как-то Клэр не ожидала от провинциального театра такой сильной постановки. Ну надо же, богом забытая дыра, горнолыжный курорт на берегу огромного озера, а пьеса отличная, и актеры играют прекрасно!

Когда экспедиция добралась наконец до Сэндпойнта, времени ехать в гостиницу уже не было, и они сразу пошли на спектакль. Театр располагался в симпатичном и уютном центре города, и вертикальная вывеска «Театр Панида» Клэр тоже очень понравилась. Зал был великоват для такой камерной пьесы, но декорирован замечательно, обстановку кинотеатра двадцатых годов воспроизвели до мельчайших деталей. Задние ряды пустовали, на первых же устроились местные хипстеры (все в черном), бизнесмены со своими женами (крашеными блондинками в лыжных костюмах от «джуси кутюр») и даже представители высшего сэндпойнтского общества, почти наверняка – члены попечительского совета. Клер откинулась на жесткую спинку кресла и вытащила из кармана программку. «Фронтмен. Театральная труппа “Панида”. Прогон спектакля». «Ну поехали, – подумала Клэр, когда огни в зале погасли, – придется этот кошмар пересидеть».

И вот закончился первый акт. Ничего себе! Даже Шейн шепчет что-то восхищенное. Клэр оглядывается на Паскаля – похоже, ему тоже нравится, хотя бог его знает, с ним не угадаешь. Может, его просто потрясло, что кто-то посмел выйти на сцену голым. Майкл так ошарашен, что хватается за сердце: