Нас там нет - Лариса Бау

Доставалось всем, но всегда начиналось с зятя:

— Видеть его не могу, боксер, никакой культуры. И какую вы хотите культуру в этой дыре? Азиат! Безбожник! Отщепенец голоштанный!

— Римма, у тебя платья грязные, таракан на стене, табаком пахнет, никакой культуры! Почему ты не вышла за Левушку? Он теперь профессор!

— Лилечка, не ковыряй в носу, сиди прямо, не кидай огрызки в окно, ты закончишь жизнь в тюрьме с такими манерами! Опять все волосы из куклы выдрала, никакой культуры!

— Какие противные соседи, даже которые евреи тоже, у них воняет на кухне, от них можно заразиться, у них нет никакой культуры!

— Как вы тут живете, в троллейбусе сиденья провалились, и на почте окурки валяются, никакой культуры!

Она привозила свои старые платья в подарок тете Римме, плетеные шкатулочки для Лильки и ничего для зятя. Ходила в театр и ругалась как плохо: поем негодно, играем неумело, одеваемся неряшливо. Ходила в кино: индийские фильмы про такую же шпану, как мы все, — босиком и в грязи. Нет бы опрятно жить и трудиться, так они поют и пляшут!

Лилька ошивалась то у нас, то у Берты, а дома вредничала: играла мимо нот, ковыряла в носу, специально громко пукала. Как-то раз украла бабушкин лак для ногтей, и мы все намазались и кукол своих намазали.

Все носились со Страшной Бабушкой, чтобы она не заболела и не осталась на дольше.

Когда она уезжала, нагруженная дынями, орехами, пастилой, тетя Римма плакала: она втайне любила свою маму и всех черновицких родственников, но издали. Инженер Бергсон был особенно счастлив и заботлив — приносил жене цветы и торт.

А потом набегали мы — нюхать старые подарочные платья Страшной Бабушки, наряжаться в них и даже отрезать кусочки для кукол.

Тетя Римма ничего не выбрасывала, она сваливала их в наволочку в глубине огромного шифоньера.

Когда Лилька была в десятом классе, они все уехали в эти Черновцы, а оттуда в Израиль всей огромной семьей.

Платья забрали соседи. Берта припрятала для меня мое самое любимое — с бархатным воротничком и блестящими пуговками.

Но мне не пришлось его забрать. Там всё так завертелось…

А еще у Лильки было Скучное Животное. Морская свинка. Она жила в аквариуме, и папа инженер Бергсон построил ей занятный домик с комнатками и колесо — вертеться. Она необщительная была, когда мы к клетке подходили, пряталась в домик, в опилки зарывалась, и все. Лилька ее не любила. Она вообще-то хотела котика, но дали свинку, и скажи спасибо. Свинку завели для воспитания у Лильки любви к природе вообще и к животным в частности. У нее была страсть давить гусениц, и теть Римма боялась, что дочь вырастет фашистской живодеркой.

У Лильки вопрос был: едят ли таких свинок? Лилька вообще мясо любила. У них в доме потроха иногда ели, а вот само мясо — очень редко. Один раз им пациент подарил язык — у теть Риммы кто-то богатый ребеночка родил. Это так страшно звучало — язык. Но это были просто порезанные кусочки. Нас всех позвали. Старшее поколение смаковало: «Ах, и под хреном, ах, и в сметане!» Оказывается, они в прошлой жизни увлекались языками, но не все. А те, которые богатые были, как моя бабушка.

А у Берты с языками исторически не сильно было. У них дедушка с рынка приносил обрезки. Он шойхет был — еврейский убиватель кур еврейским специальным образом. Обрезки были бесплатно, но их там так много людей было в семье, что не прокормишь, даже обрезков не хватит. И вообще это до войны было, до Берты то есть.

Бертина бабушка считала, что в жизни надо при еде держаться, в смысле профессии. Она вот поваром была, а дочери ее хуже вышли — теть Рая — уборщица, а другая дочка — училка в городе Барнауле. Тоже бедная. Не послушали мать, вот и жуют траву.

И что так взрослые увлекались мясом? Считали, что это единственная достойная богатых еда. Прям вечера воспоминаний про колбасу, рулеты, беф-строгановы, шейки. Котлеты, нанизанные на кость с фитюлькой.

У Кремерши была книга про то, как кушать надо, если живешь хорошо, весело и богато. Как же мы эту книжку любили! Праздник был от нее. Куда лучше Пушкина или сказок. Там вон в сказках медведь рыбу ловил хвостом в проруби — безнадежное дело. Кислые яблочки, колобок. Всё бедно. Ну у Пушкина стихи про шампанское и прочую взрослую еду — горячий жиркотлет, например, который надо запить, и понос от брусничной воды.

А в этой книжке все наглядно. Посмотрел и доволен уже, как поел. Мы увлекались картинками про шоколадные трюфели, пирожные и суфле.

Суфле в природе никто не пробовал. Суфле — слово какое! Его не испортишь даже кривлянием — туфле-пердуфле. Для принцесс еда, сразу видно. Эх, какие времена были!

Опять я отвлеклась. Так вот, про морскую свинку. Мысли ее зажарить как-нибудь у Лильки появлялись, но как это сделать? Убить свинку, потом чистить шкурку, кишки доставать — нет, это было невыносимо. Еще хуже, чем дохлые крысы возле бани. Поэтому из соображений отвращения, а вовсе не гуманности свинка дожила до преклонных дней и умерла сама без посторонней помощи.

Кстати, про меня.

У меня вообще никаких животных не было. Один раз бабушка откуда-то принесла цыплят в коробке. Но оказалось, что они не наши, а щедрый подарок родственникам. Поцвиркали цыплята — и забрали их. Я без животных росла. Только среди людей, зоопарк не считается.

Дедушка вечно собирал остатки еды кормить дворовых кошек. Вот они, видимо, и считались наши. Но домой их нельзя было приносить.

Корейцы вон собак ели. Тайно. Я читала, что собака — друг человека. Но не корейца, значит? А они тоже люди считаются. Как всегда: взрослые ляпнули идеал не применительно к разнообразию жизни.

Мой дядя, когда пьяный наезжал из Ашхабада, ходил к корейцам кушать собачье мясо. И его все осуждали.

Но он был пьяница — они вообще вредные и не гуманные.

Пьяницы — это отдельные такие неправильности, которые вырастают из детей по неведомым причинам.

Ни Берта, ни Лилька, ни я даже помыслить такого не могли — пойти на елку вместе в ОДО — Окружной Дом Офицеров; Лилькин папа, непрактичный инженер Бергсон, чемпион Узбекистана по боксу, получил на работе каким-то волшебным образом целых три билета. Лилька и я бывали там в кино и на концертах солдатского хора, а Берта даже не знала, где это.

День выдался морозный. Моя бабушка поехала с нами на троллейбусе. Уселись втроем на одно сиденье, тихонько пихались, стараясь вести себя прилично, как хорошо воспитанные девочки. Возле ОДО оробели даже. Там таких воспитанных толпа была.

Взрослых не пропускали, но бабушка протырилась, как собака-поводырь. Видимо, сказала, что у ней внучка психическая, присмотр в общественном заведении необходим. Вошли мы, пальтишки сняли, а там уже вовсю праздник — елка, по углам клоуны вертятся, тетка всех собирает в круг плясать. Слава богу, бабушка в круг не полезла — всех позорить, что мы-как-маленькие, у стены встала, а девочек затолкала в круг. Берта подбоченилась и сказала, что не будет за руки браться с кем попало. Тетка настаивала, мы с Лилькой взяли Берту с обеих сторон, но она стала вырываться и отбежала рядом с бабушкой постоять. Тетка, видимо, подумала, что она и есть эта психическая внучка, и отстала.