Лениград - 43 - Влад Савин

И наступила тьма.

Берлин, Рейхканцелярия. Следующий день

Опять предательство?! Лучшего флотоводца Германии, моего «берсерка» убили французы! Истинный германский рыцарь непобедимый в бою, пал, сраженный подлым ударом в спину! Мы не смогли тебя уберечь — но сумеем страшно отомстить!

И вы говорите, до того эти лягушатники предательски уклонились от боя? В то время как Тиле на своем флагмане дрался с двумя американскими линкорами, они пришли, показались, и не вступили в сражение, испугавшись всего одного корабля? А крейсер «Марсельеза» перешел на сторону врага во время битвы? Они украли победу у флота Рейха! Я говорил, что французам нельзя доверять — и что они недостойны служить даже добровольцами в частях СС. Вы же настаивали на обратном — и кто оказался прав?!

Измену надо выжигать с корнем! Расстрелять адмирала Дюпена, и командиров французских кораблей! А куда смотрели кригс-комиссары — всех их, рядовыми на Восточный фронт! Провести самое тщательное расследование, на предмет причастности высшего командования французского флота и французских властей! Решили ударить в спину сражающейся с русскими ордами Германии? Они об этом пожалеют!

Год назад я обещал французам за непокорность, режим самой жестокой оккупации. Они решили, что я шучу? Так пусть они это получат!

Берлин, кабинет рейхсфюрера (он же командующий Ваффенмарине). Через час

— Заключенный номер… прибыл.

— Ну, Руди, ты уж прости старого друга. И позволь поздравить с возвращением свободы и чина.

— Генрих, давай без любезностей. И скажи прямо, что тебе снова понадобился мой опыт сыскаря. Что на этот раз случилось?

— Я распорядился, чтобы тебе давали газеты. Что скажешь — про убийство нашего «берсерка» Тиле?

— Я так понял, что кого-то уже поймали? Или пока нет?

— Поймать исполнителей, это полдела. Главное — найти тех, кто за ними стоит.

— Подозреваешь заговор? Французы — или наши?

— А вот на это вы, группенфюрер Рудински, и дадите ответ.

— Если рассуждать здраво, собственно макизарам, адмирал никак не мешал. Значит — приказ был из Лондона.

— Вот только кому, Руди? Одно дело — если это узкая операция их УСО, руками привлеченных маки, или собственной агентуры. Второе — если это не одни британцы, но и общефранцузский заговор, в чем уверен фюрер. И он сгоряча отдал приказ немедленно расформировать экипажи всей французской эскадры — а я, как командующий Ваффенмарине, не могу такого допустить, поскольку сейчас эта эскадра, практически все, что осталось от флота Еврорейха! Так что приказ фюрера будет исполнен, но с поправкой — будут изъяты лишь причастные к заговору, которых найдешь мне ты, а не все подряд. Если конечно, этот заговор есть — если же нет, то будет достаточно списка наиболее неблагонадежных и наименее ценных, для показательной расправы. И третье, самое худшее — если в игре кто-то из наших, решивших слить фронт на западе перед англичанами и янки. Такие вот три слоя, три дна — и постарайся нырнуть поглубже, Руди, мне нужно знать, с чем мы имеем дело. Подчиняться будешь мне одному, полномочия у тебя будут самые широкие. Даже сам Модель, который сейчас во Франции все решает — вместо декоративной фигуры Петена, лишь озвучивающей его волю — может только просить тебя, но не приказывать. Ты только найди — кто?

— Сделаю, Генрих. Если это дела людей, а не поднявшихся богов.

Да, это я, Гастон Сенжье. Участник той самой, «наиболее известной акции французского Сопротивления» — куда уж известнее, после этого фильма! Как видите, совсем не похож на Жана Марэ, сыгравшего там меня.

Количество «Оскаров», совсем не показатель исторической правды! Не мог я сходить с борта «Страсбурга» после Лиссабонского сражения, поскольку на тот день был дезертиром, живущим в Тулоне по чужим документам — если бы поймали, штрафные батальоны Остфронта, это самое меньшее, что мне грозило. И у моей Мари с Тиле не было романа, и она не терзалась сомнениями, кого предпочесть меня или его, и что выбрать, патриотический долг, или чувство — потому что впервые увидела этого мерзавца всего за час до того, как это случилось. И сам «великий Тиле» вовсе не был похож на древнего викинга, каким он там изображен, гигант безупречной нордической внешности, вполне уместный на палубе драккара, в рогатом шлеме — мне он не показался ни великим, ни ужасным, и к тому же был гораздо старше, чем киногерой.

«Убить Берсерка» — и на афише, Мари с мечом в руке? Уверяю, она никогда не держала в руках оружия! Жизнь была для нее, как игра, театр, блеск — она просто не воспринимала всерьез опасности, легко порхала, как мотылек у огня! И то, чем мы занимались, было для нее не больше, чем очередная роль, «шпионка в стане врага, как это романтично!». Парадоксально, но это ее выручало — наверное, в гестапо были очень серьезные люди, и они не могли представить, что столь легкомысленное на вид существо может быть хоть сколько-то опасно!

Нашим куратором от британского УСО был «месье Поль». Не знаю его настоящего имени и звания, он безупречно говорил по-французски, и по виду и манерам был как настоящий француз. Он уже был с «доком» Андре, когда я и Мари присоединились к группе. Но это был британец, знаю достоверно. Как — из очень напряженного разговора, как раз перед тем делом. Когда он передал нам приказ — и ясно было, что после все мы скорее всего, погибнем, ведь гестапо будет очень искать виновных, а скрыть следы почти невозможно! В то же время мы уже слышали про британские планы после взять с нас огромную контрибуцию, а возможно, и установить свой оккупационный режим — и Андре спросил, ради чего нам идти на смерть, чтобы сменить немцев на англичан? Но «месье Поль» не уклонился от ответа, а честно сказал — разве Британия не является пока единственной европейской страной, непримиримо воюющей с немецким фашизмом, единственным островом света в океане тьмы, и несущей тяжелые потери, терпящей огромный урон? Разве не справедливо, что все прочие, поддавшиеся злу, хотя бы возместят Британии эти затраты, вместе с расходами на свое освобождение? Но если Франция восстанет и присоединится к стороне добра, это обязательно будет зачтено — и эта акция нужна прежде всего нам, чтобы показать, что и по эту сторону Пролива, злу служат не все.

— Вы рассуждаете как проповедник — заметил Андре.

— А разве эта война не является чем-то большим? — ответил англичанин — битва, где решается судьба всей мировой цивилизации, фашизм или демократия, гнет или свобода?

Наверное. «месье Поль» был священником, миссионером в той, довоенной жизни. Как это было давно!

Я вспоминал, как мы ездили с Мари на Ривьеру, летом тридцать девятого. Последний раз мы были счастливы вместе. Ей нравилось быть в центре внимания — помню, как она ответила мне, когда я делал ей выговор по поводу кого-то из ее поклонников, «если хочешь, вызови его на дуэль, а я посмотрю на это зрелище!». Но она всегда возвращалась ко мне. И все же была патриоткой — «прекрасная Франция» была для нее не пустой звук!

Она и была центром нашей группы. Хотя командиром был Андре. Еще в группе были Марселец, бывший матрос, Иван, русский, бежал из лагеря пленных, кажется, летчик, и я не знаю его подлинного имени, мы звали его так, еще Легионер, действительно отслуживший в Иностранном Легионе, а также Фернандо, Родриго и Исабель — двое парней и девушка, испанцы, у них были какие-то проблемы с режимом Франко после их гражданской войны. Нет, радиста у нас не было — мы передавали все Андре, а он «месье Полю» во время его приездов в Тулон. И основную информацию добывала Мари, а мы были на подхвате. Я даже не мог у нее появляться открыто, ведь по документам я был совсем не ее муж — лишь иногда, не чаще чем раз в месяц или два… Потому я ждал, когда мы, выполнив приказ, должны наконец будем бежать из Тулона. В Швейцарию — и будем жить там до конца войны, а затем долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас. Мы были молоды, и верили в лучшее.

В тот день мы собрались все в доме Мари. Родриго с Исабель изображали влюбленную пару снаружи, на улице, а мы шестеро ждали в квартире этажом выше. «Месье Поля» не было, он никогда не ходил с нами на акции, лишь до того передавал приказы, а после принимал рапорт. Мы слышали, как все подъехали, сначала зашли гестаповцы, осмотрели внизу — и поднялись к нам, позвонили в дверь. Тут выглянула соседка напротив, мадам Тарваль, и сказала, что «это квартира месье Дефанжа из интендантства (на это имя были документы у Андре), но сейчас он в отъезде, там никого нет». Она отвечала искренне — мы зашли с черного хода, и сидели тихо, не зажигая свет. Милейшая старушка, чуждая войне и политике — я узнал, что ее после арестовали и отправили в концлагерь, всего лишь за то, что она невольно выручила нас!