Болевой порог. Вторая чеченская война - Олег Палежин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сплёвывали под ноги, шагая по злосчастной площади Минутка. Пешком нам удалось ознакомиться со многими достопримечательностями города, за которые шли кровопролитные бои. Мы шли не в ногу, с грязными, суровыми лицами, пересекая дырявый мост через бурлящую Сунжу. Вокруг появилось много наших подразделений, и мы братались, пытаясь отыскать земляков. Кольцо сомкнулось, и понаехали генералы и журналисты. О чём-то говорили с командирами рот и жали им руки, а нам хотелось расписаться на стенах президентского дворца, как это делали многие. Армейские тягачи растаскивали подбитую технику. Весь этот металлолом тащили в Ханкалу. Асфальт усыпан хвостовиками мин различного калибра. На остатках деревьев висят парашюты осветительных ракет. Вот она, красота и величие войны. К центру тянулась бронетехника.
Наконец подошла и наша колонна. Я окончательно отстал от ротного и снял радиостанцию с плеч. Всё – Берлин взят. Танцев и выпивки не хватает. Объявили всеобщее построение. Как и пророчил Русик, командование озвучило не то приказ, не то перспективные планы на продолжение операции по уничтожению незаконных бандформирований. Как будто в Чечне есть законные бандформирования. Хотя именно мы и похожи на те самые законные банды. Всем миром решили бить ваххабитов в горах и не дать уйти в Грузию. С помощью войсковых манёвренных групп и поддержки спецназа нам предстояло обнаружить противника и уничтожить. Желательно до того, как они успеют переодеться в свои любимые адидасовские костюмы, закопав оружие в огородах. Долго и невнятно рассказывали о вручении боевых наград и что нужно сделать для того, чтобы их получить. Все заинтересованные в этом лица крайне разочаровались, ознакомившись с некоторыми неприятными условиями. Я понял одно: тебя обязательно должны подстрелить, и неважно, свои или чужие.
На небе не хватало солнца, его не было ни там, ни в душе. Противная слякоть, промозглый ветер и запах взрывчатки. Холод внутри и снаружи, и нигде от него не спрячешься.
Нас определили на постой. Батальон занял длинное одноэтажное общежитие и прилегающие к нему строения. Десять дней отпуска и подготовка к маршу на Старый Ачхой. Теперь броня разъезжала по городу свободно и даже нагло, без пехоты. Подразделения запасались хозяйственным инвентарём, тёплыми одеялами и мягкими матрасами. Брали всё, что может пригодиться в лесу. Мы собирались в большой коллективный поход. Пять человек из числа контрактников обрадовали ротного тем, что больше не хотят служить и хотят домой. Естественно, тут же освободились вакантные должности. Вместе с ними ушёл и Коваль. Механик-водитель боевой машины пехоты с номером 511. Теперь машина стала бесхозной. Казаков, её бывший наводчик, героически боролся с гангреной в госпитале. Капитан недолго думая посадил меня за штурвал машины, предложив немного поездить по улицам освобождённого города. Ездить-то я умел, а вот обслуживать машину – нет. Поэтому, не сказать, что я частенько получал затрещины от дембелей, значит соврать. В обслуживании помогал кабардинец Немец. Я вникал как мог, но одной задницей на двух должностях сидеть было очень непросто. Я по-прежнему выполнял обязанности замка во взводе управления роты. Машину Бембетова принял Витя Любимов, чему был, конечно же, рад, так как Булат содержал её в чистоте и готовности.
Мы отдыхали. Если это можно было назвать отдыхом. Работа по подготовке кипела день и ночь, и караульную службу никто не отменял. Я пытался представить: куда нас загонят? Какова отметка высот над уровнем моря? Что это будет – сопки или горы? Личный состав рот снова вспоминал русский язык, сочиняя письма для дома. Уже без мата и армейского жаргона, с запятыми и многоточием. Воевать в горах никому не хотелось. Да и Кавказ надоел непредсказуемой погодой и женским поведением. То улыбка в виде солнца, то слёзы в виде дождя.
Титов производил смазку автомата. Не своими руками, конечно, а руками его личного Бригадира. «Скоро весна, скоро домой» – эту фразу он обводил ручкой в своём дневнике несколько раз. Герасимов сидел на башне машины, оглядывая тлеющий дом и думая о чёмто своём. Коваль и увольняющиеся контрактники прощались, желая удачи, обещая поставить свечи за здравие всех, кто здесь остаётся. Я материл Андрюху про себя за огромные утечки в масляной системе двигателя.
Фаза партизанской войны началась. Мы абсолютно не знали, что это такое, когда на тебя нападают из плотной непроглядной зелени. Когда подрывают преимущественно небольшие колонны, пичкая каждый поворот радиоуправляемыми фугасами. Тент на грузовиках с пехотой – это не броня, и от свинца никуда не скрыться. Боевым действиям в горно-лесистой местности мы не обучались. Мы только сейчас более-менее научились слаженно действовать в городе. Не обучались и наши командиры. Реальным боевым опытом в горах обладали в полку немногие. Обнаружение противника в данных условиях возлагалось на небольшие группы разведки, а нам – окружить и разбить. Позже задачу озвучили более конкретно. Пехотой и десантом решили блокировать сёла, дороги и ущелья в местах возможных прорывов боевиков. Федеральные силы постепенно покидали город, уступая позиции войскам МВД.
Третий взвод при встрече с зампотехом батальона интересовался Скачковым и Тимирбаевым, но офицер навряд ли понимал, о ком идёт речь, ведь таких Скачковых и Тимирбаевых были десятки. Хотя в лицо майор знал практически всех механиков. Офицеры присели на стакан, мы на варенье и компоты. За две недели выходных город был полностью зачищен от продуктов питания. Некоторым ребятам не везло, бедняги расслабились, нарываясь на мины и растяжки, по доброте душевной оставленные для нас «духами» вместе с вареньем. Девятов нашёл полбанки марихуаны, и поколение пепси курило траву на зло особому отделу. Изредка заходили мирные жители, продолжая клянчить солярку и спички. Мы не отказывали. Этого добра у нас было много. Офицеры, прознав о такой беспрецедентной благотворительности, стали требовать чачу или креплёное вино в обмен. В общем, отношения между народом и армией наладились, вот только длилось это недолго. Нам нужно было сниматься и далее выполнять непростую задачу Родины, которая доверила нам так много гранат и автоматов. В психологическом плане мы чувствовали себя более уверенно. Псы войны, не иначе. Лица серьёзные, голос грубый, походка важная, жесты многозначительные. Мы, то есть пополнение с учебных центров, окончательно влились в состав роты, получив уважение и дружбу. Вот только субординация между старослужащими и первогодками никуда не делась. До почётного звания «черпак» служить целых четыре месяца, а день за два на боевых дембеля в расчёт не принимали.
Прапорщик Калядин готовился к маршу больше всех. Лично проверял хозяйство взводов, но с замечаниями не лез, а лишь предлагал различную помощь. К примеру, мог выписать у медиков дополнительные бинты и жгуты. Пара пачек анальгина на взвод делала бойцов особо устойчивыми к таким неприятностям, как зубная боль, повышенная температура и грипп. Пересчитывая плащ-палатки, он неоднократно жалел, что не списал их вместе с машиной Скачкова. Дыры были такой величины, что боец без труда мог просунуть туда свою голову, не снимая каски. Солдаты для укрытия настила блиндажей уже вовсю использовали комплекты ОЗК. Сколько бы прапорщик ни возражал, его неизменно слали на три буквы. А ведь наступит день, когда придётся за всё это отчитываться. В армии твой авторитет гораздо важнее твоей должности.
– Титов! – крикнул сержанта прапорщик. – Возьми бойца, в медсанбат поедем. За медикаментами для роты. Потом на кухню за вашей любимой кашей.
– А что мне за это будет? – спросил Серёга, продолжая примерять резиновые сапоги.
– Витаминов банку получишь. На взвод.
– Хорошо, только Макеева предупреди, а то искать начнёт, спецоперацию по поиску готовить.
– Да кому ты нужен? – засмеялся Калядин, запрыгивая на броню.
– Всем! – ответил сержант, разминая ступни ног в новой обувке.
До медсанбата можно было дойти и пешком, но после четырёхдневных скитаний по городу бойцы при первой возможности использовали БМП. В одной из жилых многоэтажек при штабе батальона расположились медики. Во дворе был разбит палаточный
