Эта безумная Вселенная - Эрик Рассел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По другую сторону стола восседало семеро гомбарцев, и каждый глядел на пленника по-разному. Он без труда прочитал владевшие ими чувства: торжество, отвращение, удовлетворение, скука, любопытство, ликование и презрение. Расу, захватившую его в плен, можно было бы назвать человекообразной, но в том же смысле, в какой горилл именуют человекообразными обезьянами. На этом сходство гомбарцев и землян кончалось.
— Начнем, — сказал сидевший в середине гомбарец. Каждый третий из произносимых им слогов приходился на странный хрюкающий звук. — Тебя зовут Уэйн Тейлор?
Пленник молчал.
— Ты явился с планеты, называемой Землей?
Ответа не было.
— Давай не будем понапрасну тратить время, Паламин, — предложил гомбарец, что сидел слева. — Если он не хочет говорить добровольно, мы его заставим.
— Ты прав, Экстер.
Сунув руку под стол, Паламин извлек молоток. Боек молотка имел грушевидную форму; широкий его конец был сплюснут.
— Тебе понравится, если мы сейчас начнем ломать тебе пальцы и суставы?
— Нет, — признался Уэйн Тейлор.
— Весьма разумный ответ, — одобрил Паламин.
Он положил молоток на середину стола, так чтобы орудие пытки было видно пленнику целиком.
— Мы потратили немало времени на обучение тебя нашему языку. К этому дню даже ребенок смог бы в достаточной мере овладеть нашим языком, чтобы понимать вопросы и отвечать на них.
Паламин свирепо поглядел на Тейлора.
— Ты долго дурачил нас, симулируя необычайную тупость и медлительность в обучении. Но больше тебе не удастся нас обманывать. Теперь ты выложишь нам все.
— Добровольно или принудительно, но ты обязательно заговоришь, — добавил Экстер, облизывая тонкие губы.
— Верно, — согласился Паламин. — Начнем еще раз и посмотрим, сумеем ли мы обойтись без излишних жестокостей. Итак, тебя зовут Уэйн Тейлор и ты прилетел с планеты Земля?
— Я же сообщил об этом, еще когда меня брали в плен.
— Знаю. Но в то время ты плохо говорил на нашем языке, а нам надо, чтобы все наши вопросы были тебе понятны до последнего слова. Зачем ты совершил посадку на Гомбаре?
— Я уже двадцать раз объяснял вашему преподавателю, что это была вынужденная посадка. Мой корабль получил повреждения.
— В таком случае почему ты взорвал свой корабль? Почему не пошел с нами на открытый контакт и не попросил у нас помощи в ремонте?
— Любой земной корабль, совершивший посадку на враждебной планете, должен быть уничтожен его экипажем.
— Враждебной? — Паламин попытался изобразить на лице неподдельное удивление, но его лицо было слишком грубым инструментом. — Вы, земляне, ничего не знаете о нас. Так кто вам дал право считать нас враждебными?
— По прибытии сюда я оказался не в дружеских объятиях, а под обстрелом, — ответил Тейлор. — Вы охотились за мной целых двадцать миль, пока не схватили.
— Наши солдаты выполняли свой долг, — патетически заявил
Паламин.
— Не окажись они самыми вшивыми стрелками по эту сторону Лебедя, вам сейчас было бы некого допрашивать.
— Что такое Лебедь?
— Созвездие.[1]
— Кто ты такой, чтобы судить о наших солдатах?
— Землянин, — ответил Тейлор, словно этих слов было более чем достаточно.
— Мне это ничего не говорит, — с нескрываемым презрением бросил Экстер.
— Ничего, скажет.
Паламин продолжил допрос:
— Если бы власти Земли пожелали установить с нами дружественные отношения, они должны были бы послать к нам большой корабль с официальными представителями на борту. Что, разве не так?
— Я так не думаю.
— Это почему?
— Мы не рискуем большими кораблями и официальными представителями, не зная, как их встретят.
— А откуда вообще вам это знать?
— От космических разведчиков.
— Ага! — Паламин уставился на него с гордостью пигмея, поймавшего в западню слона. — Значит, ты все-таки признаешь, что являешься шпионом?
— Я являюсь шпионом только в отношении враждебных рас.
— Ошибаешься! — прорычал тип с квадратной челюстью, сидевший справа. — Здесь определения даем мы. Кем мы тебя назовем, тем ты и будешь.
— Это ваше право, — согласился Тейлор.
— И мы намерены им воспользоваться.
— Ты обязательно им воспользуешься, дорогой Боркор, — поспешил успокоить его Паламин. Он вновь повернулся к пленнику: — Какова численность твоей расы?
— Около двенадцати миллиардов.
— Он лжет! — воскликнул Боркор, хищно поглядывая на молоток.
— Одной планете не выдержать такой массы землян, — заметил Экстер.
— Мы населяем не одну, а более сотни планет, — сказал Тейлор.
— Опять вранье! — стоял на своем Боркор.
Махнув ему, чтобы успокоился, Паламин спросил:
— А сколько у вас космических кораблей?
— Вынужден вас огорчить: рядовых космических разведчиков не снабжают данными о численности нашего космического флота, — равнодушным тоном ответил Тейлор. — Поэтому я не имею ни малейшего представления.
— Какое-то представление ты все-таки должен иметь.
— Если вам нужны предположения, то ценность моих предположений невысока.
— Выкладывай их, а мы решим.
— Один миллион.
— Чепуха! — заявил Паламин. — Полный абсурд.
— Ладно. Одна тысяча. Любое число, которое покажется вам правдоподобным.
— Это никуда нас не приведет, — пожаловался Боркор.
— А чего вы ожидали? — удивился соплеменникам Паламин. — Если бы мы послали шпиона на Землю, неужели мы снабдили бы его сверхсекретными сведениями, чтобы он выложил их, попав в плен? Или мы сообщили бы ему ровно столько, сколько необходимо для выполнения задания? Идеальный шпион — это сметливый невежда, способный все выведать, но не знающий ничего, что можно было бы выдать.
— Прежде всего идеальный шпион ни за что не попал бы в плен, — язвительно заметил Экстер.
— Благодарю за эти добрые слова, — вмешался Тейлор. — Если бы я прилетел к вам как шпион, вы бы не увидели ни моего корабля, ни тем более меня.
— Лучше скажи, куда ты направлялся перед тем, как сесть на Гомбаре? — спросил Паламин.
— К звездной системе, расположенной за вами.
— А наша звездная система, стало быть, тебя не интересовала?
— Нет.
— Почему?
— Я летел туда, куда мне приказали.
— Ты плохо сочинил свою историю. Она неубедительна. — Паламин откинулся на спинку стула и язвительно поглядел на пленника. — Трудно поверить, чтобы космический разведчик оставил без внимания одну звездную систему ради другой, которая находится гораздо дальше.
— Я направлялся к системе из двух звезд, вокруг которых обращается не менее сорока планет, — сказал Тейлор. — В вашей звездной системе только три планеты. Естественно, что пославшие меня сочли ее малоинтересной.
— И нас — население этих трех планет — тоже?
— Откуда нам было знать о вас? До меня здесь никого из землян не было.
— Зато теперь твои соплеменники узнают о нашем существовании, — произнес Экстер, сумев придать своим словам угрожающий оттенок.
— О нас знает он один, — поправил Экстера Паламин. — Остальные его соплеменники не знают. И чем дольше они не узнают, тем лучше для нас. Когда чужая раса начинает совать свою морду в нашу звездную систему, нам требуется время, чтобы собраться с силами.
Все семеро одобрительно забормотали и захрюкали.
— Это соответствует вашему уровню мышления, — сказал им Тейлор.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы считаете вполне нормальным, что встреча двух рас должна привести к столкновению и перерасти в войну.
— Только законченные идиоты предполагают нечто другое и позволяют застичь себя врасплох, — возразил ему Паламин.
Тейлор вздохнул.
— К настоящему моменту мы сумели поселиться на сотне планет без единого сражения. Как нам это удалось? А очень просто: мы не остаемся там, где нас не хотят видеть.
— Невообразимое зрелище, — язвительно проговорил Паламин. — Стоит кому-то на какой-то планете сказать вам: «Пошли прочь», и вы покорно убираетесь прочь. Подобное противоречит инстинкту.
— Вашему инстинкту, — сказал Тейлор. — Мы не видим смысла в том, чтобы понапрасну тратить время и средства на войну, когда и то и другое можно направить на исследования и разработку исследованного.
— И что же, в вашем космическом флоте нет военных кораблей?
— Разумеется, есть.
— Много?
— Столько, сколько нам требуется.
— Полюбуйтесь: раса миролюбцев, вооруженных до зубов, — обращаясь к соплеменникам, сказал Паламин. Он понимающе ухмыльнулся.
— Лжецы всегда отличаются непоследовательностью, — с видом мудреца провозгласил Экстер. Он задержал свой тяжелый взгляд на пленнике. — Если вы такие миролюбивые, зачем вам тогда военные корабли?