Вепрь - Константин Калбанов

— Неодолимое.

— Понимаю. Но не одобряю.

— А сожжение заживо младенцев ты одобряешь старик. — Виктор сам не заметил как его тон из слащаво вежливого, подыгрывающего алхимику, вдруг стал жестким, а в собеседника воткнулся свирепый взгляд. Но тот понял все верно, не для него предназначался этот взгляд, не он был объектом ненависти.

— Вот как оно. Давай сюда свой порошок. Ага, знакомо, знакомо. Вот такого количества будет вполне достаточно. Получается, что у тебя порошка хватит на десяток бочонков. Если судить по твоему разочарованному виду, то ты ожидал куда большего.

— Да мэтр.

— Их так много? Злодеев?

— Очень много.

— Ненависть плохой советчик и спутник жизни.

— Знаю, но поделать ничего с собой не могу. Вы можете продать мне нечто подобное?

— Я-а-а…

— Никто не видел как я сюда пришел, никто не увидит как уйду, о том же где я взял яд, я забуду сразу же, как переступлю порог этого дома. В конце концов, вы всегда можете сказать, что продали яд тому, кто божился, что тот ему необходим для борьбы с крысами.

— Но я-то знаю.

— Бросьте, — Виктор бросил на стол глухо звякнувший кошель. — Здесь двести рублей. Монеты славенские, но вы живете неподалеку от границы, так что этим никого не удивишь.

— Большие деньги.

— Да уж, не малые.

Орудия начали обстрел Обережной уже на следующий день после подхода армии. Результаты были и не очень приятными для осажденных, так как в крепости была большая скученность населения, многие успели прослышать о движущихся гульдах, а потому похватав самое дорогое, своих близких, поспешили под защиту гарнизона. Крепость была ладной, с крепкими стенами, построенная по самым современным канонам, но все же под напором орудий и они должны были отступить, весь вопрос в том, когда это произойдет. Иногда ядра уходили с перелетом и врывались в саму крепость, порой этот гостинец обагрялся кровью.

Оно вроде как и обороняющиеся не отмалчиваются, имеют десяток орудий, да какой от них толк, вот если бы ворог пошел на приступ, то да. Тут можно его и на картечь принять, а так что проку метать ядра, поди попади в ту пушку или солдата, они ить не в плотном строю. Ударит ядро рядышком, обдаст землей, да мелким камнем, выругается пушкарь, утрется и снова к орудию. Им-то проще, эвон какая большая цель, крепостная стена, да и в ту мажут порой.

Продолжалось это два дня, обычное в общем-то дело. На третий к стенам подтянули отставшие мортиры. Десяток стволов, способные метать бомбы, резко ухудшили положение обороняющихся. Разрывные гостинцы начали причинять значительные потери, вызывать пожары. Однажды подожгли пару бочонков пороху, взрывом разметало сразу два дома, да не меньше трех десятков человек упокоило, раненных было и того больше.

На исходе пятого дня беспрерывного обстрела, стена все же не выдержала и рухнула образовав внушительную брешь. К этому моменту защитники уже были изрядно измотаны, постоянная бомбардировка не давала людям расслабиться вынуждая все время быть настороже, тратить силы на тушение пожаров и спасение раненных. Осажденные с отчаянием взирали на образовавшийся проход. Осаждавшие встретили грохот рушащихся камней ликующим ревом.

— Все, воевода. Теперь нас возьмут. Стена упала, частично завалив ров, остальное забросают фашинами.

— Чего ты ноешь как баба, — бросив презрительный взгляд на говорившего, одернул его Градимир, уж больно не понравился ему упаднический дух заместителя. — Ты лицо начальствующее, а потому своим видом должен внушать бодрость духа. Мы пока еще живы и у нас в достатке воев, костьми ляжем, но не допустим ворога за стены. А ты, коли уж мочи нет, поди в глухой угол и удавись. Но молча. Так чтобы ни один стрелец тебя не видел. Понял ли?

— Понял воевода.

— Я сказал бодрость! Ты даже о смерти должон говорить как о чем-то очень забавном. Увижу иное, сам удавлю, вот этими руками. Ничего еще не кончилось. Все только начинается.

Вечером при обходе стен, Градимир особое внимание уделил именно месту пролома. Гульды время от времени отправляли сюда ядра или бомбы, прекратив обстреливать город, сейчас было главное не дать обороняющимся возвести хоть какие-то укрепления. В этих бесплотных попытках, гибло немало людей, но они с маниакальным упорством продолжали стаскивать сюда материал и ладить рогатины, устраивать преграду из камней. Стена обвалившись устроила хотя и крутой, но вполне преодолимый каменный скат. Прокатившись по валу, камни загромоздили собой ров, практически в половину. Вторую сейчас забрасывали фашинами гульдские солдаты, для этого задействовали в основном провинившихся и новобранцев, общим числом до пяти сотен человек, одним давали право искупить вину, другим проявить себя. Стрельцы вели постоянный огонь, стараясь помешать этому, но темная ночь, низкая скорострельность мушкетов, а так же использование самих фашин, как щитов, помогало противнику пока избегать больших потерь. Сбросив груз, солдаты тут же отбегали за спины товарищей, двигающихся к валу и прячущихся за своей ношей. Потери были, не катастрофическими, но и не малыми, однако, остановить действий осаждающих это не могло.

В перерывах между выстрелами орудий и мушкетов, можно было услышать как в лагере горланят песни, гуляющие от души солдаты в синих мундирах. Завтра им предстоит смертельная схватка и штурм этой клятой крепости. Да, сегодня их товарищи рискуют, забрасывая ров, но этот риск, ничто в сравнении с тем, что предстоит с рассветом. Это прекрасно понимает их командующий, а потому маркитантам заплачено из казны и пиво льется безудержной рекой. Луженые глотки орут похабные, разудалые солдатские песни, прославляя храбрость и удачу.

Час по полуночи. Орудия все так же продолжают свою работу, защитники трудятся, их согнали со стены, хорошие все же пушкари у гульдов, ядра и бомбы мечут довольно метко. Сейчас стрельцы устраивают заграждение по другую сторону ската, налаживая ограду между зданиями. Понятно, что эти укрепления не идут ни в какое сравнение со стенами, но свою службу тоже сослужат. В стенах строений спешно прорубаются бойницы, окна забиваются щитами из толстых досок, между которыми оставляют щели, чтобы можно было вести обстрел штурмующих из укрытий. Но в лагере гульдов тишина.

Солдаты погуляв от души легли отдыхать, силы им еще понадобятся, артиллерийский обстрел не мешает их сну, эта музыка даже как-то убаюкивает. Припасено немного пива и на утро, чтобы не с пересохшей глоткой идти в атаку. Нет, о похмелье и речи не может быть, бывалые бойцы знают цену чрезмерного употребления горячительных перед схваткой, потому меру знают и не дают через нее переступить молодым, так что утром в атаку пойдут не мучимые головной болью доходяги, а злые до драки вои.

Рассвет. От близкой большой реки потянуло дымкой, но совсем скоро от нее не останется и следа. Гульдские орудия наконец замолчали, видать умаялись пушкари, а может дело вовсе и не в усталости. Может сейчас под прикрытием окутавшего землю предрассветного тумана атакующие колонны выдвигаются к стенам сохраняя полное молчание, а артиллерия должна будет дать единственный залп, который прикрывая наступающих, внесет в ряды обороняющихся сумятицу и разлад, выигрывая для пехоты драгоценные мгновения, каждое из которых это отвоеванный шаг, приближающий солдат к цели.

Градимир как и сотни стрельцов замерли в образовавшемся проходе, внимательно вслушиваясь в белое молоко тумана. Нет, они не рассчитывают остановить здесь штурмующих, но намерены, причинить значительные потери, которые несомненно будут стоить крови и им самим, но люди настроены решительно. Тому способствует и то, что сам воевода сейчас среди них, готовится принять первый удар и то, что гульды редко обременяют себя пленными, а уж если те оказали сопротивление и подавно. У пленников же только два пути, либо каторжные работы, либо гребная скамья на галере, сомнительно, что это лучше смерти. Глупый подход. У человека всегда должна быть альтернатива, иначе он будет сражаться с отчаянием обреченного, а тогда вполне возможно, что крыса загрызет кота. Однако беспокойные соседи славеней, словно забывали о человеческом облике, когда речь заходила об этих дикарях, иное дело западные королевства и империя. Нельзя сказать, что они уничтожали всех, некая хозяйственность в них все же присутствовала, да только все одно, минимум две тети уничтожались без сожаления. Кто бы объяснил чем вызвано подобное отношение именно к славенам. Впрочем, по слухам, в том же Новом Свете отношение к местным дикарям у них ничуть не лучше, возможно все дело в спеси. С другой стороны там все ведут себя как волки, попавшие в овчарню.

Странно. В тумане звуки распространяются особенно явственно, но вот тихо. Такого не может быть, по определению, коли выдвигаются сразу несколько тысяч человек. Кто-нибудь споткнется, кто-нибудь брякнет оружием, какой-то шум должен быть, не бывает по другому. Но ничего. Есть отдаленные и разрозненные звуки доносящиеся из лагеря, но они именно из лагеря, их ни с чем не спутаешь. Появилось солнце и низко стелющийся туман начал подниматься все выше и выше, самое удобное для штурма время уходит, а гульды до сих пор никак себя не проявили.