Время учеников. Выпуск 3 - Андрей Чертков

Звонкая, оглупляющая радость по утрам — это, знаете ли, симптом. Эйфория — вовсе не дар богов, а всего лишь нарушение психических функций…

Речь шла именно о решительном и бесповоротном замедлении старения — я склонен был верить Шершню. И всем намекам, стыдливым ухмылкам в кулак я также склонен был верить. Люди здесь стали другими, и те, У КОГО ПОЛУЧИЛОСЬ, и те, у кого пока нет, — вроде Рафы и Шершня. Вечная молодость поцеловала в морщинистый лоб их всех. Сон, якобы творящий чудеса… Почему, впрочем, якобы? Вещества, тормозящие старение, вырабатываются в организме человека ночью, во сне — как реакция на отсутствие света. Занимается этим расположенная в мозге шишковидная железа, которую еще именуют «эпифизом». Эпифиз — целая фабрика по производству волшебных биорегуляторов. Взять, например, мелатонин: удивительный гормон, обладающий огромным числом удивительных свойств. Или эпиталамин — еще более фантастическое вещество… однако не это важно. Их много, подобных веществ. Все ли они нам известны и все ли их действия нам известны? Почему бы не допустить наличие в организме внутренних соков, которые корректируют обменные процессы таким образом, что фаза сна остается вне старения? Почему бы также не допустить, что железы внутренней секреции могут и сами нейтрализовать свободные радикалы, накапливающиеся в клетках, стоит только направить процессы в нужном направлении? После пробуждения, сказал Шершень, эффект долго сохраняется. Эффект чего? Шершни нам не авторитет, но, предположим, нашлось такое средство, побуждающее мозг человека синтезировать эликсир жизни…

Деньги под подушкой. Смешно. Деньги, которые больше, чем деньги. Животворящая сила, исчезающая, едва пересекаешь границу… Понятно, почему у Странника земля под ногами горит. К товарищу Страннику есть настоящий вопрос: как сделать, чтобы целительными снами мог наслаждаться любой уважаемый, солидный человек? Независимо от того, пытается ли он мыслить по-новому и мыслит ли он вообще. Что за честь такая юродивым, которые носятся со своим покаянием и тем счастливы?

Неожиданно я уперся в лейтенанта Сикорски… Ушастый толстяк стоял ко мне спиной и внимательным взглядом изучал пространство, ограниченное кольцевой аллеей.

— И вы тут? — сказал я, постаравшись не напугать его. Он обернулся.

— Меня вызвали.

— Как, вас тоже вызвали? (Офицер, разумеется, не понял подтекст. Был он по-прежнему суров и неулыбчив — ночной вариант несения службы). Вы-то хоть зарплату за это получаете, — позавидовал я. — В денежном выражении. А мы за что страдаем?.

— Деньги, как вода, вкуса не имеют, — меланхолично сказал он. — Я к тому, что мы здесь по зову души, а не по обязанности. Хороших людей нужно защищать.

Он посмотрел на вершину холма. Я посмотрел туда же. Рэй дотащила Странника до самого верха и помогла ему усесться на стеклянную ступеньку. Это и были хорошие люди, которых надлежало защищать? Я вспомнил таможенника, непонятно зачем торчавшего возле арки главного входа. Тоже добровольный защитник? Сколько их еще? А я, подумалось мне, вхожу ли я в число хороших людей?

— Деньги, как вино, — возразил я полицейскому. — Их нужно выдержать, иначе они не приобретут целительной силы.

Теперь Сикорски внимательно посмотрел на меня.

— Спасибо вам, — с неожиданной теплотой сказал он. — Фройляйн Мария рассказала мне про вас. Я должен извиниться за свои идиотские подозрения.

— Бог с ними, с подозрениями, — сказал я. — Лучше объясни, Руди, зачем все это? — Я показал на уходящий к небу, усыпанный огнями амфитеатр города.

— Масштаб изменений? — участливо спросил он.

— Избирательность чуда, — ответил я. — Когда волшебство — не для всех, оно колдовство, и есть в этом что-то неприятное, несправедливое.

— Хорошим людям нужно помочь, слишком много здоровья у них уходит на поддержание душевного равновесия, — объяснил лейтенант. — Хороший человек должен жить долго.

— Хороший человек — всего лишь тот, кто не совершает дурных поступков, — сказал я. — Этого достаточно. И что там у него в голове, то ли гордыня, то ли просто глупость — никого не касается.

— Так точно, не надо никого насиловать, — сказал он раздраженно, — пусть у каждого будет выбор. Если хочешь жить долго — посмотри на себя в зеркало. Но, ей-богу, меня Рафа уже изгрызла этими разговорами, и теперь — вы… Стоит появиться хоть каким-нибудь результатам, обязательно возникает кто-то, кому подавай вселенскую справедливость.

— Опять ты меня с кем-то спутал, лейтенант, — развеселился я. — Тебя всего лишь о деньгах спрашивали. Почему, собственно, деньги? Во все века они были средоточием греха, в лучшем случае — всеобщим эквивалентом, а вы тут рождественские гирлянды из них скручиваете. Какой в этом скрытый смысл?

Он нечаянно подвигал ушами, размышляя над ответом.

— По-моему, никакого скрытого смысла, Иван. Деньги — самое удобное средство, у нас не было времени подыскивать другое.

— Абсурд на службе омоложения, — сказал я. — Средство от чего?

— Не «от», а «для». Представь себе уникальный механизм, где каждый элемент энергетически связан со всеми остальными. Это и есть деньги. Почему бы не использовать уже готовую систему, чтобы соединить с ее помощью и людей? В единый здоровый организм. Так уж получилось, что деньги — самый удобный посредник.

Все-таки они были изрядные выдумщики, мои новые друзья! Не мог я не подыграть им:

— А что? Пожалуй… Гигантский ретранслятор, выполненный в виде денежных россыпей… В каком спектре излучаем, товарищи?

— Излучение? — ужаснулся он. — Боже упаси! Биотроника пока не одобрена Мирздравом.

— Тогда запахи? — предположил я. — Специальная краска, содержащая летучие реверсанты… Феромоны, качественно меняющие гормональную регуляцию человека…

На его лице было отвращение. Он сказал с неохотой:

— Не проще ли допустить существование неизвестных науке полей и неоткрытых взаимодействий?

— Не проще, — сказал я. — Проще жить по Оккаму, не плодя новых сущностей.

— Энергетическое Поле Желания, — объявил Сикорски на всю лужайку. — Великая русская мечта — сделать реальность сном. Лампа Алладина, Золотая Рыбка, Золотой Шар. И вот теперь, когда появилась физическая возможность сцеплять кванты желаний в один всепобеждающий луч, мелкие государственные деятели вроде нас пользуются этим эффектом, чтобы излечить кого-то от энуреза. Смешно, товарищи.

Смешно мне давно уже не было. Я вдруг почувствовал неуверенность.

— Физическая возможность? — переспросил я. — В каком смысле?