Переплёт - Коллинз Бриджет

— Как ты можешь это читать? — Он забрал у меня книгу и замахнулся, точно хотел зашвырнуть ее в угол. Но потом открыл и пролистал несколько страниц.'

— Ого!

— Что там?

— Кажется, это подделка. Роман. Вот почему она здесь, а не у отца... Смотри.

На форзац из узорчатой бумаги был наклеен ярлык с именем переплетчицы.

— Это не может быть настоящим переплетом мадам Сауэрли. Они даже ее имя с ошибкой написали: здесь «э » пропущено.

— Я совсем не понимаю, о чем ты говоришь. Люциан. — Мадам Сауэрли? Это самая известная переплетчица порнографических книг, она жила сто лет назад. А, ты имеешь в ыщ романы1 — презрительно усмехнулся он. — Это ненастоящие книги. Их пишут, как пишут в журналах, придумывают всё. Они не про реальных людей. Это не настоящие воспоминания, а выдуманные. Но неважно. — Он закрыл книгу и с тенью улыбки на лице покачал головой. — Ты совсем ничего не знаешь. Святая наивность.

— Откуда мне знать о том, о чем мне никто никогда не рассказывал?

— Еще бы. У твоих родителей чистая душа. Но не тревожься. Мне нравится твоя неиспорченность.

— Иди к черту, Дарне.

— Нет, серьезно. Очень нравится. — Он наклонился, прижался губами к моей щеке и прошептал: — Ты невинен во всем. Ни разу не читал книг, не был с девчонкой — или с парнем, раз на то пошло, не считая меня. — Он отстранился, улыбаясь во весь рот, а я в шутку замахнулся на него, но он поймал мою руку, и улыбка вдруг стерлась с его лица. Мы переглянулись.

Внизу раздался глухой стук. Люциан повернул голову и прислушался.

— Кто-то стучит в дверь? — спросил он.

— Не знаю. Разве дверь не открьшает экономка? — Вдруг летняя тишина показалась очень хрупкой; мне не хотелось, чтобы нашу идиллию нарушил кто-то извне, пусть даже на миг.

— Если ты имеешь в виду кухарку, та приходит лишь по вечерам.

— Адядя?

— Вряд ли. Придется мне спуститься. Он встал и принялся застегивать рубашку.

— Правда? — Я потянулся и стал расстегивать пуговицы, которые он только что застегнул. — А что, если кто-то помешает тебе одеться? Может, тебе стоит спуститься в таком виде?

— Очень смешно, Эмметт. — Но он не смеялся. — Наверное, это булочник.

— Давай голодать. Мне все равно. — Стук усилился, а потом прекратился. — Видишь? Проблема решилась сама собой.

— Ладно. — Он сел и позволил мне расстегнуть рубашку до конца. В ямке между ключиц блестели капельки пота. Но когда я наклонился к нему, он слегка отстранился, и наши губы не соприкоснулись.

— В чем дело?

— Книга, — промолвил он. — Как ты понял, что это подделка? Ты же сразу догадался, верно?

— Не знаю. Во мне ничего не екнуло. Л это важно? — Нет. Но твое чутье впечатляет. Ты бы понравился моему отцу. — Я заметил в его глазах недобрый саркастический

блеск, и мне стало не по себе. — Эмметт, ты для меня загадка. Такой невинный и вместе с тем...

— Может, хватит уже про мою невинность?

— Ладно, больше не буду, — улыбнулся он, — но только если ты позволишь мне уничтожить ее окончательно.

Конюшенные часы пробили четыре, и мы вдруг поняли, что страшно проголодались. Выкарабкались из уголка, который обустроили себе между коробками — «С ума сойти, мы только что занимались этим на глазах у моей бабушки!», — и спустились вниз. Прокравшись мимо комнаты с трофеями, очутились в громадной темной кухне и набили животы холодным пирогом, солониной и кексом, пропитанным бренди. Я и не заметил, как проголодался, а ведь мы не ели очень давно. После нашего пиршества обеденный стол напоминал поле боя: его усеивали объедки, крошки, капли варенья. Я хотел прибраться, но Люциан покачал головой. — Оставь. Пусть кухарка сделает свою работу. — Но... — Устрой я такой свинарник на нашей кухне, мать задала бы мне на орехи.

Люциан подхватил последнюю недоеденную корочку пирога.

— Пойдем, — бросил он с набитым ртом, — не дай бог нас кто-нибудь увидит. — С этими словами он вышел. Я засомневался, потом все же свалил грязные тарелки в раковину, наспех протер стол и поторопился за ним.

Нагнал я его в коридоре: он стоял у окна с эркером и читал письмо. Заслышав мои шаги, он поднял голову. — Плохие новости... Мне очень жаль, Эмметт. Мое сердце подскочило, как грузило на конце лески.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что случилось?

— He пугайся ты так, все в порядке. Письмо от отца. — Он помахал у меня перед носом листком голубой бумаги. — Я должен поехать в Каслфорд.

— Сейчас? Неужто так срочно?

— Извини.

— Притворись, что не видел письма. Почтальоны часто теряют почту.

— Ты не знаешь моего отца, Эмметт. — Он наклонился и поднял с ковра надорванный голубой конверт, задержавшись чуть дольше, чем следовало. — Стоит ослушаться его, и он найдет способ за это отомстить.

— Брось, Люциан. Еще недавно ты собирался тайком жениться на Альте, а теперь переживаешь из-за какого-то послания? — Он не ответил, и я глубоко вздохнул. — Или ты врал, обещая на ней жениться?

— Нет! Нет, конечно же я говорил правду. — Не глядя на меня, он свернул письмо в плотную трубочку. — Но я... наверное, я сказал это, не подумав. Прости. Я трус, ясно?

— Тебя послушать, так он настоящий злодей. А твоя мать? Не может она за тебя застухшться?

— Ты не знаешь, что он за человек! Он... он на всякое способен. — Дарне сложил письмо пополам, потом еще раз пополам, пока оно не стало похоже на крошечный сверток. — Мать все ему спускает с рук. Притворяется, что ничего не замечает. Иначе он просто стер бы ей память. И стирал бы каждый раз.

Он замолчал. Я внимательно смотрел на него. Его лицо было задумчивым и отстраненным: он снова надел свою старую маску. Теперь я понял, почему Люциан никогда не рассказывал о своей семье.

— Тогда тебе лучше ехать, — сказал я. — Эмметт, прости меня. Правда.

— Я пойду. Только ботинки надену.

— Тебе необязательно прямо сейчас уходить. — Хочешь, чтобы я помог тебе собрать вещи? Он скорчил гримасу, и я обрадовался, что мне удалось хоть немного развеселить его. Повернулся, взбежал по лестнице и вошел в его тесную душную комнату под самой крышей. Пахло потом и вином, что мы пили вчера. Мне очень хотелось задержаться здесь подольше, смотреть на неприбранную кровать, маленький камин и вид за окном, чтобы все это навек отпечаталось в моей памяти, но я схватил ботинки и закрыл за собой дверь.

Когда я спустился. Люциан стоял у окна и смотрел на улицу. Он оглянулся, но не улыбнулся мне.

— Как только вернусь, сразу зайду повидаться. — Конечно.

— Присмотри за Кляксой.

— Да.

Мы замолчали. Я шагнул ему навстречу. В тот же момент он подался ко мне, и мы чуть не столкнулись лбами. Я взял его лицо в свои ладони, и мы поцеловались так, будто были не только любовниками, но и врагами, будто виделись в последний раз и хотели, чтобы остановилась Земля.

Слова вертелись у меня на языке, но я заставил себя уйти, так и не сказав их.

Когда я вернулся домой, двор был пуст и тихо грелся под солнцем. Ферма казалась нарисованной, ненастоящей. В амбаре никого не оказалось; никто не смазывал сеносушилку;

в свинарнике не убирались. Я открыл ворота; Пружинка и Черныш тут же кинулись ко мне и зашлись требовательным лаем. В их миске кончилась вода. Я наполнил ее, напоил Кляксу и тут же сполоснул лицо и шею ледяной водой. Болела голова, глаза пересохли от усталости, но я работал быстро, желая компенсировать пропущенный день. Может, тогда никто не станет укорять, что я долго отсутствовал. С тяжелым сердцем я вспомнил, как злился отец, когда Альфред без предупреждения пропал на два дня; случилось это в период заготовки сена, и Альфред эти два дня провалялся в канаве в Каслфорде мертвецки пьяный. Я же переночевал под чужой крышей всего одну ночь и вернулся, готовый сразу приступить к работе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пошел в амбар и взял вилы. Густая тишина была настолько несвойственна этому месту, что я прислонился к стенке свинарника, повернул голову и прислушался. От безмолвия закладывало уши; я словно очутился под водой. Может, ктото заболел, решил я. Прошагал через двор и вошел в дом, но там было так же тихо. Поднялся по лестнице на цыпочках. Гулкое биение моего сердца эхом отскакивало от стен. Послышались глухие голоса, и я развернулся. Говорили в гостиной. Это показалось мне странным, ведь в будни мы никогда не бывали там, лишь когда приходили гости. Дверь была приоткрыта; я подкрался и заглянул в щелочку.