Письма на воде - Арина Холина

Катю и тетку воспитывал один и тот же человек – их бабушка. Водила их в церковь – она всю жизнь была набожной. Одна дочь пьет, другая – подкладывает племянниц под своего мужа. Жизнь устроена чертовски странно. Из одной и той же грядки растут розы, крапива, репей и картошка.

И все зависит лишь от того, как ты используешь данный тебе судьбой стартовый капитал.

Я вижу мать Кати – суховатую блондиночку. Тетку – страшилу с таким большим животом, что под ним можно прятаться от дождя. И красавицу Катю, изящную, хорошо одетую, сверкающую от чистоты, рядом с загорелым лысым мужем, на которого оглядываются все женщины.

Семья.

Иногда я не понимаю чувства юмора Господа Бога. Слишком тонко.

В тот раз из кафе мы вышли немного грустные. Помнится, еще за чашкой чаю я благодарила мою родню за то, что уже в двадцать лет они дали мне отличный практический урок. Верить никому нельзя – особенно если есть что делить.

Я даже сказала, что самым близким людям доверяю на девяносто процентов. Но уже в машине задумалась. Аня? Верю ей бесконечно. Самый порядочный человек в моей жизни. Саша? У Саши отсутствует ген, ответственный за подлость. Я же видела ее в деле. Достоинство врожденное, безусловное.

Я сидела в машине и бормотала:

– Спасибо, господи, что ты нашел меня достойной такого счастья, что в моей жизни есть хорошие люди, и даже мужчина есть, и дом, и я люблю свою работу! У меня есть все!

Не нужен повод, чтобы почувствовать себя счастливой. Счастье – состояние души.

Саша с Никитой не встречались до тех пор, пока Саша не узнала, что беременна. Тест она купила на всякий случай.

– Круто! – обрадовалась я. – Или не круто?

Саша со стеклянными глазами сидела у себя дома на диване.

– Такое счастье, что меня сейчас на части порвет, – сказала она телевизору. – Даже больно.

– А Никита?

– Ну, скажу я ему. Мне все равно. Честно. Он отец, ребенок его, но пусть делает что хочет.

Никита тут же предложил Саше пойти за него замуж. Она отказалась.

И мы не сразу догадались, как сильно он обиделся.

Он хотел быть мужчиной. С его точки зрения, он сделал все, как следует.

А его предложение не просто отклонили (может, этому он был и рад) – им пренебрегли. Не оценили.

Его вдохновила роль защитника, отца семьи, основы основ.

Саша отмахнулась: «Да что за глупости!»

Она ничего от него не хотела. Даже не понимала, чего от него можно желать. Позже она узнала. Беременная женщина нуждается в том, кого может взять за руку. В том, кто отвезет ее к врачу – не потому, что ей плохо, а потому, что она беременная и капризная.

Никита, правда, к врачу ее возил.

Но в то время, когда Саша с уже заметным животом ощутила это странное родство с отцом своего ребенка, ощутила, что человек, которого они вместе сделали, только наполовину ее, Никита успел отравиться своей затаенной обидой. Пошел сепсис.

У них начались странные разговоры.

– Почему надо было мчаться прямо в лапы гаишника? – возмущалась Саша, когда они вернулись как-то к ней домой. – Мы опоздали к врачу! Я же просила тебя ехать медленно! Меня укачивает! Никит, ты ничего не можешь нормально сделать!

– Я все могу сделать нормально! Если бы ты собиралась быстрее…

Они ругались до ужина. После ужина. Никита возвращался домой. Звонил Саше, у которой тогда проявился побочный эффект от беременности – она все время чувствовала себя уставшей, хотела спать, в половине двенадцатого ночи он заявлял, что им срочно надо встретиться, поговорить.

– Так жить нельзя, – говорил Никита.

– Как мы будем жить? – интересовался он.

Всю ночь Никита рассказывал, почему Саша не права. Толковал о своих обидах и желаниях. Саша дремала – в девять ей надо было вставать на работу.

– Он меня достал… – жаловалась мне она.

– Ну может, прислушаешься к нему? Может, он дело говорит?

– Я сейчас не могу ни к чему прислушиваться, я все время хочу спать. И что мне надо знать о человеке, который не понимает, зачем мне няня? Надо попросить маму, чтобы она сидела с ребенком. Никаких нянь! Он принципиально против.

– Почему? – растерялась я.

– Если коротко, потому что он кретин. Кто бы мог подумать, что я буду с кем-то ругаться, потому что этот кто-то не хочет, чтобы его ребенка нянчила чужая женщина? Это диверсия.

– Он хочет, чтобы ты сидела с ребенком, и он бы работал, и вы с ребенком его за это уважали.

– И чтобы моя мама его уважала.

– А что мама?

– Мама-то как раз ведет себя тихо. После всех этих криков о том, как она хочет внуков. Насколько я понимаю, роль сиделки ее не прельщает. Говорит о давлении – начиталась где-то.

– Ну а ты что, скинешь ребенка няне – и на работу?

– Да нет. Посижу с ней полгода, буду из дома работать. Не знаю. Не волнует меня это пока. Тут бы родить.

– Страшно?

– Я уже всем сказала – если не будет анестезии, я вас покусаю.

– Как это – не будет анестезии? – испугалась я.

– У нас такие врачи работают, что они могут изловчиться и сказать: «Поздно уже, милочка». Они не любят анестезию. Я убью всех, клянусь.

– А если во Францию поехать рожать?

– А коллекцию летнюю кто будет создавать?

Я прищемила Никите хвост.

– Ну что ты делаешь? – возмутилась я. – Никит, это Саша беременная, не ты. Ей тяжело. А ты ей мозг жрешь. Тебе чего надо?

У Никиты была своя заготовка. На тему того, что ему надо. Говорил он цветисто.

Но я, если честно, ничего не поняла. Кроме того, что поняла Сашу. Никита страдал – и страдания его были в позолоте, кренделях, розанах и прочих амурах. Его мужское самолюбие страдало.

Вот он, вожделенный рецепт – если хочешь удержать мужчину, надо его оттолкнуть.

Сказать:

– Рожать буду сама, ты мне не нужен, деньги у меня есть. Спасибо за хромосомы.

Но эти чувства от противного – фальшивка, и радости от них мало. Тебя любят потому, что ты не позволяешь любить – готовое извращение.

Правда, бывает, что говорят:

– Откуда же я знаю, рожать тебе или нет? Хочешь – рожай. Только я тут ни при чем. Вот тебе денежка – на аборт, там, или на роды, а я пошел. Только коньячок захвачу, который я в беспошлинном магазине купил, чего добру пропадать? Тебе все равно больше нельзя.

Саша, кстати, была отличной беременной. Ходила в прокуренные рестораны и не кривила нос. Пила красное вино. Ненавидела, если к ней относились, как к беременной – то есть делали умильные лица, сюсюкали и убирали подальше все вредное, нездоровое.

Беременная Саша даже первый раз в жизни подралась. На восьмом месяце она вышла из офиса с огромными сумками на плечах и портфелем, в котором был ноутбук и еще черт-те что. Она всегда так уходила домой – всю работу уносила.