Ярлык Великого Хана - Михаил Каратеев

– Им инако нельзя,– заметил Василий, уже не раз тут бывавший.– Пронское княжество лакомый кусок и для Рязани, и для Москвы. Тут только оплошай малость, и сразу тебе кто-нибудь на шею сядет.

Когда приблизились ко рву шагов на сто, с башни над Воротами раздался громкий оклик:

– Кто едет?

– Князь Василей Карачевский, со своими людьми! – Крикнул в ответ Никита.

Не прошло и пяти минут, как подъемный мост был Снова опущен, порота распахнулись настежь, и Василий, во главе своего отряда, въехал в город.

Благодаря условиям местности, Пронск не был похож на другие русские города. На узкой, продолговатой возвышенности, с двух сторон ограниченной крутыми, обрывистыми склонами, а с третьей глубокими оврагами, могла поместиться только городская крепость, обнесенная Массивными стенами из наполненных землею бревенчатых сродниц. Эти стены тянулись по самому краю обрывов и врагов, что делало город практически неприступным, но в тоже время не оставляло места для его роста.

Со стороны главных ворот подступы к Пронску не имели естественных преград, но здесь вдоль его стены был выкопан широкий и глубокий ров, через который перекидывался подъемный мост. Внутри крепостных стен едва помещались княжеский и боярские дворы, две церкви оружейные мастерские, склады всевозможных припасов, помещения дружины и десятка два частных домов, принадлежавших богатым купцам и начальным людям. Для торгового и ремесленного посада места не оставалось,– лишь с внешней стороны рва, по обеим сторонам подъездной дорги тянулось десятка четыре изб, образующих нечто вроде улицы, ведущей к городским воротам. Еще несколько лачуг кое– как нашли себе место под стенами, на уступах кручи, восновном же посад принял тут форму отдельных селений, разбросанных на небольшом расстоянии от города, в промежутках между окружающими его оврагами. В сторону ближайшего и самого крупного из этих поселков, в котором обитал главным образом торговый люд, из крепости, через боковые ворота, вела узкая, извилистая дорога, проложенная по склонам и по дну оврагов.

Третьи ворота выходила на крутой откос, спускавшийся к реке. В городе не было воды, ее надо было доставлять наверх из Прони, и это обстоятельства было ахиллесовой пятой крепости, ибо в случае длительной осады приводило ее к необходимости сдачи. Правда, в последние годы князь Александр Михайлович в значительной мере устранил эту опасность, соорудив в городе крупные водохранилища, вмещавшие большой запас питьевой воды, которая всегда обновлялась простым и остроумным способом: каждый житель, приносивший или привозивший себе воду, обязан был вылить ее в одно из этих водохранилищ, а себе мог взять, такое же количество из другого, наполненного раньше.

Когда Василий въехал на обширный княжеский двор, здесь несколько молодых дружинников с азартом играли в рюхи. Белобрысый крепыш, в длинной голубой рубахе с засученными рукавами, только что мастерским ударом выбил целиком «гадюку», которая считалась одной из самых трудных фигур, и теперь, гордо подбоченясь, ожидал, когда ему перебросят палку для повторного удара. За игрой, зубоскаля, наблюдала кучка княжеской челяди, закончившей дневные дела и высыпавшей на двор, подышать вечерней прохладой.

*Рюхи – древняя русская игра, ныне известная под названием – городки

Чуть поодаль пожилой конюх с нерусским лицом вываживал вороного коня, покрытого легкой попоной и, видимо, недавно расседланного. При виде князя Василия, которого тут многие знали, все сняли шапки, дружинники прекратили игру, а кто-то из хлопов стремглав кинулся в хоромы, чтобы оповестить хозяев о прибытии такого гостя.

Приветливо поздоровавшись с людьми и крикнув игрокам, чтобы продолжали, Василии спешился у крыльца как раз в тот момент, когда на нем появился его зять, княжич Василий Александрович. Они обнялись, но не успели еще и слова друг другу промолвить, как на крыльцо, совершенно забыв о своем достоинстве замужней женщины и княгини, выбежала раскрасневшаяся и сияющая Елена Пантелеймоновна. Она была так же хороша и свежа, как прежде, но все же и Василии и Никита сразу заметили в ней перемену. Она больше не казалась девочкой, и теперь назвать ее по старой памяти княжной было бы столь же трудно, как год тому назад княгиней.

– Как можно так бегать, Аленушка!– с укором в голосе сказал княжич жене, радостно обнимавшей в это время Василия .– Ноне ты не токмо за себя отвечаешь.

– Вот оно что!– воскликнул Василий, выпуская сестру из объятий.– Дождались-таки! Когда же будет-то наследник наш?

– Не столь еще скоро,– ответил Василий Александрович, ласково поглядев на жену, которая в тот миг здоровалась с Никитой.– Мыслим, что к Рождеству Христову пошлет нам Господь эту радость.

Продолжал разговаривать, все вошли в хоромы и направили сь в предназначенные гостям покои. Зная царящие здесь патриархальные обычаи, Василий прежде всего хотел приветствовать старого князя, но княжич сказал:

– Батюшка всего час как воротился из поездки и прилег вдохнуть. Ты сейчас правь, что тебе надобно. Может, с дороги переоблачиться хочешь, а то и в баньку сходи, она сегодня топится. А как совсем смеркнется, будем вечерять, в от тогда в трапезной родителя и почтишь. Он в обиде не будет.

Незадолго до ужина все взрослые члены княжеской собрались в одной из гостиных горниц, в ожидании выхода князя Александра Михайловича. Семейство его было не многочисленно. Из трех княжичей, муж Елены, Василий, был младшим. Старший, Ярослав Александрович, высокий и сутулый мужчина нездорового вида, находился тут вместе со своей женой Софьей Константиновной. Средний Иван, отсутствовал. Он был вдов, но в горнице вскоре появился высокий и красивый юноша,– его старший сын Олег. Несмотря на свои пятнадцать лет, он непринужденно, поздоровался с Василием и в разговоре держал себя как взрослый.

*Олег Иванович одиннадцать лет спустя сделался великим княземРязанский и удержавшись на этом шатком престоле более полувека покончил с местными усобицами и блестяще организовал свое государство.

Когда все были в сборе, в горницу вошел высокий и крепкий старик величавой осанки, с орлиным носом и волнистой, холеной бородой, в которой черный цвет преобладал над сединой. Это был князь Александр Михайлович. При его появлении все встали с мест, а Василий двинулся к нему навстречу со словами приветствия. Но старый князь сам направился прямо к гостю и сжал его в, объятьях.

– Ну, будь здрав и добро пожаловать, Василий Пантелеевич, дорогой,– промолвил он.– Вельми рад тебя видеть в Пронске. И прошу помнить: ты здесь не в гостях, а дома, в своей семье.

– Спаси тебя Христос за радушие и за ласку твою, Алексадр Михайлович,– ответил Василий.– И не будь на меня в обиде за то, что тотчас по приезде не явился почтить тебя, как должно. Хотел это сделать, да сказали мне, что ты почиваешь.

– Полно, братец! Это я перед тобою виноват, что не вышел тебя встретить как подобает. Ты ведь не княжич теперь, а большой князь и государь земли Карачевской. И притом такой государь, у которого и нам, старикам, есть чему поучиться. Много лестного доводится нам о тебе слышать.

– На добром слове тебе спасибо, Александр Михайлович,– с волнением в голосе сказал Василий,– а похвалы твоей едва ли я достоин. Когда узнаешь ты всю правду, может, и держать меня в Пронске не схочешь… Не государь я боле карачевский, а ханский опальник и изгой.

Кругом раздались возгласы изумления и ужаса. Елена, с побелевшим сразу лицом, устремилась к брату, но князь Александр остановил ее властным движением руки.

– Трудно поверить тому, что ты молвил, Василии Пантелеевич,– строго сказал он,– однако думаю, что так шутить над нами ты себе не позволишь. Садись же и поведай толком, что там у вас приключилось?

Повинуясь его желанию, Василий рассказал присутствующим о карачевских и козельских событиях. Он старался быть кратким и не вдаваться в мало существенные подробности, но все же рассказ его длился более получаса и он два-три раза был прерван короткими вопросами пронского князя. Когда Василий кончил и умолк, в горнице с минуту царило общее молчание.

– Да, дела,– промолвил наконец Александр Михайлович.– Беда свалилась на тебя великая, но вижу, что вины твоей во всем этом нет и чести своей ты нигде не порушил. Дядю твоего, Андрея Мстиславича, я знавал хорошо и мыслю, что получил он заслуженное. А что ты ушел из Карачева добром и не поднял на князя Тита оружия,– в том вижу мудрость твою: все одно царь Узбек тебя бы сломил, тем вместе и всю землю твою предал бы огню и разграблению… Что же думаешь ты теперь делать?

– Еще сам не ведаю, – уклончиво ответил Василий. – если позволишь, у вас погощу немного, а там поеду в Суздаль либо во Владимир. А после, может, и в чужие страны дамся, дабы обождать там Узбековой смерти.