Тайна Темного Оплота - Ольга Куно

Здоровье пациента по-прежнему оставляло желать лучшего. Царапины и гематомы заживали быстро, но он умудрился подхватить в казематах какую-то хворь, которая никак не желала отставать от ослабленного организма. Отсюда и жар, и периодические головные боли, и общее состояние бессилия. Когда Тамира сбивала температуру, Эдвин зачастую чувствовал себя вполне неплохо. Садился в постели, мог самостоятельно есть и пить, а также вести связный разговор. Но температура неизменно поднималась снова, а с ней приходило плохое самочувствие, сонливость и иногда даже бред. При этом беспрерывно держать больного на лекарствах было опасно.

Сама Тамира заразиться не боялась. Ее организм, хвала богам, был крепким, к тому же она регулярно принимала кое-какие травки в качестве профилактики. Нелишняя предосторожность для человека, который просто не может позволить себе не работать. Но так уж выходило, что Эдвин задерживался в ее доме на неопределенный срок.

Как бы ни относилась к этому факту Тамира, пациента он беспокоил. Поэтому однажды, после того как температура в очередной раз спала, Эдвин спросил:

— Скажи, ты когда-нибудь проходишь мимо заброшенной мельницы?

На «ты» они перешли довольно быстро. Как-то странно воспринималась церемонность в их ситуации.

— Бываю, — сказала Тамира, недоумевая, какое значение это может иметь.

— Сможешь оставить там записку?

— Записку?! Кому, зайцам?

— Не зайцам, — лаконично ответил Эдвин, усмехнувшись.

— А-а-а, — понимающе протянула девушка. — И что там будет написано, в этой записке? «Дорогие подельники! Это я, беглый преступник. Вы можете найти меня в Вехском лесу, в доме травницы по имени Тамира»? То-то стражники обрадуются, когда такое послание попадет к ним в руки! А мне так и вовсе большая радость.

— Ничего такого там не будет, — заверил Эдвин. — И записку стража не найдет. Но даже если они в силу невероятного стечения обстоятельств ее заполучат, ни о чем не догадаются. Вот.

И он протянул Тамире обрывок бумаги.

Тамира повертела бумажку в руках, затем недоверчиво покосилась на пациента, прикидывая, точно ли у того спал жар. На обрывке, в лучших традициях пятилетних мастеров, были нарисованы три кривые елки и несколько загогулин непонятного назначения.

— Может быть, тебе стоит бросить политику и заняться живописью? — предложила девушка. — Это ничего, что поначалу не получается. Зато учеба надолго тебя займет.

— Я понял твой тонкий намек, можешь не продолжать, — усмехнулся Эдвин. — Но у меня немного другие цели. По этой бумажке меня смогут найти свои, и никто, кроме них.

— Хочешь сказать, что здесь даны точные координаты?

Тамира скептически сдвинула брови.

— Точных нет. Только общее направление. Но этого будет достаточно.

Тамира молчала, всем своим видом давая понять, что не считает такой ответ исчерпывающим, и Эдвин продолжил:

— Один мой товарищ — он вроде телепата. Мысли, конечно, не передает и не читает, но найти меня на ментальном уровне сможет. Если будет знать в общих чертах, где искать.

— Ну, хорошо. И зачем конкретно ты хочешь, чтобы тебя нашли? Мне здесь, знаешь ли, собрание подпольщиков совершенно не нужно.

— Тебе и одного подпольщика слишком много, — сменив тон на предельно серьезный, ответил Эдвин. — Точнее, беглого преступника. Мое присутствие для тебя опасно, к тому же я — порядочная обуза. Раньше я думал, что день-другой — и смогу уйти сам. Но, похоже, пока мне это не под силу. Так что пусть мне лучше помогут.

— Да переживу я уж как-нибудь твое присутствие лишних несколько дней, — фыркнула Тамира. — Если смогу, передам твои художества, но это уж как получится. На рожон лезть не стану. А тебе даже полезно посидеть спокойно и подумать. Может, хоть дурь из головы повыветрится.

— Ты это о чем? — нахмурился Эдвин.

— О чем, о чем, — пробурчала Тамира, возвращаясь к печке и чайнику. — Как тебе вообще в голову взбрело, что нам надо дружить с теми, кто в свое время чуть не загнал нас всех в могилу?

— Знаешь что, вот только не надо учить меня жизни, — огрызнулся пациент.

— А ничего, — невозмутимо возразила травница. — Ты у меня дома живешь, я тебя лечу, так что немножко нравоучений потерпишь. От тебя не убудет. А если хоть что-то примешь к сведению, то вообще выйдет сплошная польза.

— А что ты в этом понимаешь? — Глаза Эдвина ожили, болезненно засверкали. Он поднялся повыше и даже скинул одеяло. — Посмотри, как ты живешь!

— Нормально живу, — огрызнулась Тамира.

— Нормально? — С каждым словом пациент заводился все сильнее. — Нормально? Ты действительно так считаешь? Ты еле-еле сводишь концы с концами при том, что работаешь не покладая рук Думаешь, я ничего не вижу и не понимаю? Не знаю, как ты рано встаешь и как поздно ложишься, до глубокой ночи портя глаза над своими порошками? И что ты со мной последним куском делишься, а сама понятия не имеешь, появится новый кусок назавтра или придется на тех же травах перебиваться?

— И что с того? — Тамира сама не заметила, как тоже завелась. — Так все живут!

— И это, по-твоему, хорошо? Это нормально? Так вот, я тебе расскажу: ты заблуждаешься. Человек, который работает так, как ты, должен и жить соответственно. У него должно быть не только все необходимое, но и хоть немного лишнего. И вообще, красивые девушки не должны жить в одиночестве в дремучем лесу. Они должны получать от жизни удовольствие. На мероприятия ходить — выставки, спектакли, да мало ли! У них должны быть подруги, соседки-сплетницы, поклонники, наконец!

— Вот только сплетниц мне не хватало, спасибо на добром слове! — рассердилась Тамира. — И потом, с чего ты решил, что у меня нет поклонников? Может, по мне полгарнизона сохнет! И вообще, мы не о том речь завели. В конце концов, наша жизнь и правда не сахар. Но кто в этом виноват? Те самые светлые, с которыми ты и эти твои подпольщики так хотите водить дружбу! Именно они нас сюда и загнали!

— Ты когда в последний раз заглядывала в календарь? — язвительно осведомился Эдвин. — Знаешь хотя бы, какой сейчас год? И сколько веков прошло с тех пор, как они нас сюда загнали?

— Да сколько бы ни прошло! — Тамира решительно не понимала, как он может упорствовать в столь очевидном вопросе. — Хочешь сказать, что двести лет назад они были зверьми, а сейчас — вдруг! — стали все из себя белые и пушистые?

— Не белые и пушистые. — Пациент утомленно вздохнул. То ли начало сказываться состояние здоровья, то ли он просто устал повторять разным людям одни и те же аргументы. — И мы тоже не белые и пушистые. Но и не звери.