Тень друга. Ветер на перекрестке - Александр Кривицкий

Обожаю суворовцев. Бьют барабаны, сыплется четкая дробь, развеваются знамена. Вот они идут на параде, ладные, подбористые, в хорошо пригнанной форме, дорогие мальчишки. Солнце любит юных, щедро добавляет золотого блеска на их погоны, и те становятся чуть ли не генеральскими. Набежавшее облачко легко восстанавливает воинскую иерархию, и кованые квадраты суворовцев маршируют в прежнем звании...

А с одним из них я переписываюсь. По видел никогда его в глаза, но однажды получил письмо: «С праздником великого Октября поздравляют вас суворовцы-минчане». Паренек пишет от имени всех, рассказывает об их житье-бытье, говорит, что хотел бы побольше знать о воинских традициях, мечтает о производстве в офицеры. И в заключение: «Желаем вам всего хорошего. Суворовец 2-й роты Микулич Сергей».

Здравствуй, Сергей Микулич! Я уже вижу тебя в офицерском мундире и верю: ты никогда не уронишь его чести. Пришли мне свою фотографию, хочу на тебя посмотреть, дорогой!

СО ШПАГОЙ И КНИГОЙ,

ИЛИ

КОЕ-ЧТО ИЗ ЖИЗНИ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ

Неожиданные открытия в истории — редкость. Более всего их там, где кончается письменность и начинается археология. Не все еще раскопано, но, кажется, уже все прочитано. Действительно, письменные источники в главном изучены, хотя, конечно, существуют и еще не рассмотренные фонды. По мало кто ждет переворота в человеческих представлениях о Троянской войне, Наполеоне или Бородинской битве от не найденного еще листка бумаги.

Другое дело — забытые или полузабытые страницы истории. Не странно ли? Проходит тридцать, сорок лет, и подросшее поколение уже смутно знает то, что еще так недавно волновало людей. Исключение составляют времена, когда преемственность идей большого общественного движения влечет за собой пристальный интерес человечества к истокам и этапам его развития.

Подробно знакомясь с биографией героини этого рассказа, я вновь и вновь ощущал — это уже случалось не раз по различным поводам, — как быстро становится историей, окутывается ее туманом, приобретает зыбкие очертания, скрадывающие детали, то, что, казалось бы, еще вчера жило, дышало, смеялось, плакало и пело, было живой плотью, убедительной в каждой черточке.

Как поразительно быстро затеняет время то, что еще вчера было освещено резким светом, изучено и как будто бы измерено со всех сторон! И мы забываем и, бывает, трагически уже не можем вызвать даже в воображении отчетливый облик человека, некогда любимого, дорогого, и говорим себе в тоске и смятении: «Что-то с памятью моей стало...»

Дело не в памяти. А в том, что безостановочны валы жизни, накатывающие на берег человечества, а их обратный откат в глубины вечности уносит с собой наши хрупкие воспоминания.

В наше время историк уже с трудом восстанавливает биографию Василия Клочкова, вожака 28 героев, совершивших подвиг у разъезда Дубосеково в 1941 году под Москвой, а что же сказать о событиях и людях, отделенных от нас столетиями?

Хорошо ли знают у нас женщину, некогда стоявшую во главе Российской академии наук? Я не спрашиваю об этом у историков и завзятых книгочиев. В советское время, насколько мне известно, вышла в свет лишь одна монографическая книжка — Л. Лозинской «Во главе двух академий».

Изучая жизнь героя Бородинской битвы, а затем, по прошествии времени, наместника Кавказа Михаила Семеновича Воронцова, я попутно открыл для себя возникновение генеалогической ветви Воронцовых-Дашковых.

Однажды на балу пятнадцатилетняя, не очень красивая, но весьма начитанная графиня Екатерина Воронцова внимала несколько вольным любезностям рослого гвардейского офицера князя Михаила Дашкова, одного из самых блестящих придворных кавалеров.

Невдалеке стоял ее дядя, Михаил Илларионович Воронцов, занимавший в ту пору, при царице Елизавете, пост государственного канцлера. «Дядюшка, — обратилась к нему юная девица, — князь Дашков делает мне честь, просит моей руки».

И, не смея признаться первому сановнику империи, что слова его, обращенные к Екатерине, не заключали в себе именно такого значения, князь женился на племяннице канцлера.

Трудно сказать, что в этом рассказе секретаря французского посольства в Петербурге Клода Рюльера — правда и что — салонная выдумка.

Похоже, что юная графиня могла так поступить.

Это она, спустя четыре года, 28 июня 1762 года, облачившись в военный мундир, скачет из Петербурга в Петергоф вместе с будущей императрицей во главе гвардейских полков, чтобы низвергнуть Петра III.

Можно легко представить себе картину: две женщины, одна по виду совсем подросток, тоненькая, быстрая в движениях, другая постарше, но не вышедшая еще из поры цветущей молодости. Обе в военной форме, но но в узких голштинских мундирчиках, а в светло-зеленых, петровского времени, кафтанах Преображенского полка. Через плечо претендентки на престол надета голубая Андреевская лента. Волосы Дашковой убраны под форменную шляпу. Русые косы Екатерины надают из-под треуголки на красный ворот кафтана.

В первые же дни нового царствования Дашкова пожалована в статс-дамы и награждена орденом святой Екатерины. Но независимость ее суждений не по нраву молодой государыне. «Несмотря на то, что я была графиней Воронцовой по отцу и княгиней Дашковой по мужу, всегда чувствовала себя неловко при дворе», — писала она в записках, впоследствии так восхитивших Герцена.

Это она, подруга Екатерины II, попадает в опалу, уезжает инкогнито за границу, и там, наслышанные о талантах этой поразительно образованной для своего времени молодой княгини, с ней ищут знакомства короли, владетельные герцоги, первые министры различных дворов.

Она искренне избегает таких встреч и поддерживает отношения с философами, художниками, писателями. И постоянно думает об отечестве. Княгиня посещает университеты, интересуется фабричным производством — новозаведенными мануфактурами. Берет на заметку все, что может пригодиться дома. Из Италии она посылает Екатерине подробное описание устройства лазарета.

Она свободно владеет четырьмя языками, хотя русский начала изучать только после свадьбы. Таков один из парадоксов аристократического образования в XVIII веке.

Впрочем, и позже случалось подобное. Л. Толстой в «Хаджи-Мурате» отмечает английский акцент у командира Куринского полка С. Воронцова — сына наместника Кавказа.

Но вернемся к портрету княгини.

Она состоит в дружбе с Вольтером и Дидро, пишет стихи и просветительские статьи, знает работу каменщика и умеет сложить стену, плотничает, поправляет священника, если он сбивается с канонического текста, сочиняет музыку, по-аптекарски готовит лекарства. И все это она делает не любительски, а профессионально.