Умирать — в крайнем случае - Богомил Райнов

Пожалуй, тишина в этом заведении — не особенно ходкий товар, а может, предлагается за очень высокую цену, потому что, если не считать две пожилые пары, ресторан пуст. Мы устраиваемся в углу возле окна и, поощряемые обходительностью кельнера, начинаем изучать меню.

Ужин проходит почти в полном молчании, нарушаемом порой банальными фразами; их произносит главным образом американец.

— Этот ресторанчик — на редкость спокойное место, — изрекает мистер Мортон.

Или:

— Этот дождик так заладил, что, видно, не перестанет до мая.

Впрочем, лично меня длинные паузы и ничего не значащие фразы не особенно беспокоят, мне давно известно, что серьезные люди приступают к серьезным темам лишь за кофе. И я не ошибаюсь.

— Я хотел сообщить вам кое-что, о чем неудобно говорить по телефону, — уведомляет меня американец. — Посылка прибыла в Вену этим утром, операция окончена.

Он бросает на меня беглый взгляд, чтобы оценить впечатление, которое произвела на меня эта важная информация. Я встречаю ее, сохраняя полное спокойствие, и даже нахожу в себе силы пробормотать:

— Слава богу!

Хотя для меня это означает «черт побери».

— Да, с этой историей наконец-то покончено, мистер Питер, — произносит Мортон, отпивая глоток кофе.

И тут же добавляет:

— Естественно, не без вашей ценной помощи.

Низкий бас звучит безучастно. И, может быть, как раз именно эта безучастность, какой бы она ни казалась непринужденной, порождает в моем сознании вопрос. Неужели столь безучастное отношение к столь желанной победе в порядке вещей?

В конце концов, может, это вопрос темперамента. Может быть.

Мы допиваем кофе в полном молчании. А когда американец платит по счету, я решаюсь спросить:

— И это все, что вы хотели мне сообщить?

— А вы что ожидали? — смотрит на меня шеф с любопытством.

— Ничего особенного. Но вы сказали по телефону, что сообщите «хорошие новости», а до сих пор я узнал только одну.

— Да, вы правы. В самом деле, есть у меня и вторая новость, которую вы узнаете чуть позже. Речь идет о вашем будущем. И на этот раз вы, я думаю, наконец-то оставите вашу подозрительность, во всяком случае по отношению ко мне. Я в самом деле позаботился о вашем будущем, мистер Питер.

Он бросает взгляд на часы и замечает:

— Думаю, нам пора.

Мы снова спускаемся в преисподнюю первого этажа, где между тем гам удвоился благодаря совместным усилиям черного пива и виски. Затем молча садимся в машину, и шофер, который, кажется, все это время сидел за рулем, снова ведет ее по мрачному лабиринту узких проходов между глухими стенами фабричных корпусов и складов.

Я не могу понять, как и куда мы едем, поскольку совсем не знаю этот район, к тому же струи дождя так плотно заливают ветровое стекло, что «дворники» едва справляются с ними. И когда машина наконец сворачивает в какой-то темный проход и немного погодя останавливается, я абсолютно не представляю, где мы находимся.

— Здесь мы встретимся с человеком, в распоряжении которого мы впредь будем находиться, — говорит Мортон, на этот раз выбираясь из машины самостоятельно.

Я следую за ним, а горилла и на этот раз остается в машине. Мы входим в темный подъезд какого-то большого здания, которое скорее похоже на склад, чем на контору, где ведутся деловые разговоры. Помещение тонет во мраке, если не считать маленькой лампочки вправо от входа, освещающей узкую железную лестницу, которая винтообразно поднимается вверх, как на больших пароходах.

— Сюда, — командует американец и ведет меня к лестнице.

И когда мы подходим к ней, он рявкает, отступая в сторону:

— Идите наверх!.. Чего ждете?

Да, чего я жду? Вряд ли стоит труда исповедоваться по этому вопросу, точно так же, как не стоит и возражать. Короче, я начинаю подниматься вверх по этому корабельному сооружению, пока не оказываюсь на втором этаже, представляющем собой огромное помещение без окон, слабо освещаемое несколькими лампочками, вмонтированными в высокие бетонные колонны, поддерживающие потолок.

— Место, несколько необычное для деловых встреч, — опережает меня Мортон, прежде чем я успеваю открыть рот, — но вы сами понимаете, что эта встреча несколько иного характера.

Он ведет меня через зал, в глубине которого, насколько позволяет полумрак, виднеется какая-то дверь. Но мы не доходим до двери, а останавливаемся на полпути, и шеф поясняет:

— Будем ждать здесь.

Мне не остается ничего другого, как ждать, и я предоставляю американцу заботу о продолжении нити разговора.

— Вы оказались правы, мистер Питер: посылка потянула ровно пятнадцать килограммов.

— Приятно слышать, — отвечаю я.

— Вероятно, вам станет еще приятнее, когда я вас уведомлю о содержании посылки. Пятнадцать килограммов чистого крахмала, мистер Питер.

— Вы уверены? — спрашиваю я, не выказывая удивления.

— Абсолютно. И текст шифрованной телеграммы у меня в кармане. Я показал бы вам ее, но в этом нет надобности.

— В сущности, все возможно, — говорю я, немного подумав. — Старина Дрейк однажды выкинул подобный номер. Только тогда крахмала было десять килограммов.

— Да, мне это известно, — кивает Мортон. — Но в данном случае это не номер старины Дрейка. Нам досконально известно, что с исходной базы в Варну был отправлен героин, а не крахмал. И совершенно ясно, что героин превратился в крахмал по пути из Варны.

— Странно…

— Странно может быть для нас. Но не для вас. Однако теперь странное для нас становится легко объяснимым.

— Не смею интересоваться вашими гипнозами, — пытаюсь выиграть время я, — могу сказать только то, что говорил в свое время Дрейку: мои люди абсолютно не интересуются вашим героином. По той простой причине, что использовать его в Болгарии нет никакой возможности.

— Знаю, знаю, я уже слышал об этом от вас, — довольно нетерпеливо прерывает меня Мортон. — Я даже был склонен вам верить. Только времена эти безвозвратно прошли, мистер Питер.

Он смотрит на меня в упор, в его тяжелом взгляде светится откровенная злоба.

— Мы думали, что имеем дело с бандой контрабандистов, тогда как, в сущности, это была ваша разведка… Мы совершили ошибку… Роковую ошибку, надо признаться…

— Разведка? — спрашиваю я наивно. — Вы думаете, что органы разведки будут тратить время на какую-то торговлю наркотиками?

— Но вы тоже совершили роковую ошибку, мистер Питер, — продолжает американец, пропуская мимо ушей мое замечание. — Верно, вы очень удобно устроились в тылу противника. Только забыли обеспечить себе выход на случай крайней необходимости. И теперь вы заплатите за все. Или получите по заслугам, — если для вас предпочтительнее такой оборот речи.

— И вы еще осмеливались упрекать меня в подозрительности… — произношу я с горечью.

— Да, вы подумали о выходе лишь тогда, когда все двери были уже крепко заперты, — продолжает развивать свою мысль Мортон, — и хотя я не питаю особой слабости к юмору, меня просто разбирает смех, когда я вспоминаю ваши наивные попытки получить визу, причем не через кого-нибудь, а через меня. Для путешествия, которое вам предстоит, у вас не будет абсолютно никакой необходимости в визе, мистер Питер!

Он умолкает, смотрит на часы, потом в глубину зала, тонущего в полумраке, и говорит:

— Полагаю, что человек, о котором идет речь, может появиться в любой момент. Поэтому я хочу воспользоваться случаем и не быть к вам слишком строгим хотя бы в последний раз, несмотря на то, что вы этого, конечно же, совсем не заслуживаете. Отпустить вас на все четыре стороны или предложить вам место в нашей системе — это может решить только высшая инстанция. Но в моей власти даровать вам жизнь — я надеюсь, вы даете себе отчет в том, что в данный момент имеете все шансы ее потерять.

Значит, все-таки еще есть одна маленькая дверца, должен был бы сказать сам себе я. Но я не делаю этого, поскольку достаточно ясно сознаю, что это всего лишь воображаемая дверца, мираж для дураков.

В этот момент мне кажется, что в глубине зала мелькает какая-то легкая тень. Неясная тень, которая появилась на мгновение и исчезла за ближайшей бетонной колонной. Возможно, мне это просто показалось, только вряд ли, я вижу, как Мортон устремляет свой взгляд в том же направлении.

— Итак, я готов подарить вам жизнь, мистер Питер. — Мортон снова садится на своего конька. — При одном единственном, но непременном условии: вы нам выложите все, что знаете, так сказать, «всю подноготную». Факты, технические подробности и — самое главное — имена. Совсем не трудно, правда?

— В самом деле, — спешу я согласиться, — но только в том случае, если бы я располагал нужной вам информацией. А я ею не располагаю. И просто не вижу, как бы я мог заслужить высокую честь, которую вы мне оказываете, принимая меня не за того, кем я в действительности являюсь…

— Прекратите вашу болтовню, — обрывает меня Мортон, не замечая, что я, вроде бы бесцельно тычась в разные стороны, приближаюсь к нему почти вплотную. — Говорите прямо: да или нет?