Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Были и другие формы репрессий. Так, концлагеря существовали еще с 1918 г. Но в то время они еще не были «лагерями» в сталинском смысле. Это были просто придатки тюрем или филиалы тюрем. И порядки в них устанавливались тюремные, и попадали в лагерь или в тюрьму, в основном, в зависимости от того, где еще место осталось. И перевод из тюрьмы в лагерь и обратно был вопросом чисто техническим, а не юридическим. В 1921-22 гг. эти лагеря продолжали сохраняться во всех мало-мальски значимых городах. Скажем, в заштатной Кинешме — на тысячу заключенных, в Омске — на 25 тыс. Но с 1920 г. возникла и начала действовать еще и другая система — Северные Лагеря Особого Назначения. Впоследствии аббревиатура СЛОН была перенесена на Соловецкие Лагеря Особого Назначения, первые очаги ГУЛАГа, но изначально таких лагерей было два — Архангельск и Холмогоры, и их сущность была совершенно иной. Ведь по ленинской схеме государства-машины вся страна должна была стать большим подобием ГУЛАГа с принудительным трудом за кусок хлеба. А все «лишнее» подлежало просто физическому уничтожению. И смысл добавки "особое назначение" (точно так же, как в названии "части особого назначения", что подразумевало карателей) был в том, что туда присылали для заведомого расстрела. Это были лагеря смерти. Опыт Кедрова по массовым расправам с остатками Северной армии и населением края показался удачным, информация из этих глухих мест наружу почти не просачивалась, и сюда стали слать обреченных с Дона, Кубани, Украины, Туркестана.

Лагерь в Архангельске стал перевалочным пунктом, тут тоже расстреливали, но относительно немногих. Зато периодически формировались партии для отправки в Холмогоры, и вот там-то истребляли всех подчистую. И расправы здесь приняли такой размах, что память о них из рассказов старших поколений сохранилась у некоторых здешних жителей до сих пор. Особенно много жертв потекло сюда после взятия Крыма — слали эшелон за эшелоном. Причем получалась трагическая неразбериха. В Крыму, особенно после того, как прошли первые волны повальных казней, и убийцы пресытились кровью, стали подходить более «разборчиво» — одних определяли "в расход", а тех, чья «виновность» выглядела меньше — в лагеря. Самым легким наказанием считалось направление в лагерь, специально созданный в Рязани. Но из-за того, что он был «близким», этапы туда гнали пешком, и они вообще не доходили до места. Едой осужденных не обеспечивали, они быстро выбивались из сил, да и конвоирам не улыбалось топать тысячу километров. И весь этап расстреливали где-нибудь в степи, списав трагедию на тиф. Северные Лагеря считались «дальними», туда заключенных слали железной дорогой. Везли долго, и многие погибали в пути. Погибали и на последнем пешем перегоне в 80 км до Холмогор — по снегам и морозу, зачастую без теплой одежды. Но тех, кто со всеми мытарствами и добирался до лагеря, все равно ждала смерть. Тут уже не разбирались в «виновности» и уничтожали всех подряд.

Среди этих обреченных было много женщин, пожилых людей, детей — ведь их-то и ссылали в лагеря, когда их родственников-мужчин расстреливали еще в Крыму. Сперва, как летом и осенью, в Холмогорах пытались продолжать массовые казни на реке, но это не заладилось — пулеметы на северном морозе заедало. И для мясорубки был выбран так называемый "белый дом" — отдельно стоящая усадьба недалеко от лагеря. В нем и отладили работу конвейера смерти. Каждый день отбиралась партия к уничтожению, пригонялась сюда, запиралась по подвалам и сараям и постепенно «перерабатывалась». Группа за группой заводилась в «предбанник» для раздевания, после чего проходила в расстрельный зал, где в тепле и со всеми удобствами трудились палачи несколько бригад, сменяющих друг друга. Жертвам приказывали встать на колени — прямо на еще теплые тела только что убитых, и приканчивали, чтобы они падали новым слоем. А в «предбанник» в это время уже запускали следующих. По данным А. Клингера, сидевшего в Архангельском лагере и чудом оставшегося в живых, только за январь-февраль 1921 г. в "белом доме" было перебито 11 тыс. чел. И данные эти, видимо, точные — он имел доступ в лагерную канцелярию, да и сам общался с участниками расправ. Сходятся они и с другими источниками, согласно которым в Холмогорах ежедневно отбиралось на смерть 200 чел.

Захоронить такую массу трупов в промерзлой земле оказалось невозможно, и их просто сваливали в одну кучу — образовалась жуткая гора тел, видная издалека. Любопытно, что и для многих местных жителей лагерь в это время стал источником средств к существованию. Все богатое хозяйство Холмогор было разрушено, баркасы рыбаков и охотничьи ружья конфискованы, консервные фабрики и торговые представительства закрылись. И было налажено что-то вроде "челночного бизнеса" — чекисты сбывали оборотистым бабам одежду, белье и обувь казненных, а те развозили по разным городам и продавали на базарах. Впрочем, этих "отходов производства" оставалось столько, что по воспоминаниям Клингера, в первые годы существования Соловков сюда для заключенных тоже слали белье расстрелянных из Холмогор.

Лагерные палачи чувствовали себя настоящими хозяевами города, жили на широкую ногу, прочно оккупировали единственную гостиницу и трактиры, где шли постоянные пьянки и оргии. Набирали себе гаремы из обреченных женщин, а то и несовершеннолетних девочек. Но это были еще не блатные лагерные «шмары», завоевавшие привилегированное положение — здесь женщин хватало в избытке, и любовницы начальства получали лишь отсрочку. Ими обменивались, на них играли в карты, над ними измывались и отправляли на расстрел, едва начнут приедаться. Например, позже, на Соловках, надзиратель Новиков славился тем, что обязательно насиловал всех женщин, попадавших под его начало — а принялся он за это «коллекционирование» еще в Холмогорах, где на каждую ночь выбирал новую наложницу, наутро отправляя ее в "белый дом".

А когда крымские «буржуи» иссякли, пошли в Северные Лагеря новые контингента. Сюда прислали 5 тыс. кронштадтцев. Потом пошли эшелоны из областей крестьянских восстаний. И снова, в основном, старики, женщины, дети. Скажем, применялся такой метод — оцепляли колючей проволокой участки голого поля и сгоняли туда семьи повстанцев. Приказ Тухачевского № 130 от 12. 5. 21 г. вводил "Дополнение к правилам о взятии заложников": "… Семья уклонившегося от явки забирается как заложники, и на имущество накладывается арест. Если бандит явится в штаб Красной Армии и сдаст оружие, семья и имущество освобождаются от ареста. В случае же неявки бандита в течение двух недель семья высылается на Север на принудительные работы, а имущество раздается крестьянам, пострадавшим от бандитов".

Никаких "принудительных работ" на Севере в то время не было. Были лишь Архангельский и Холмогорский лагеря, куда эти бабы с детьми попадали на убой. Ну а процесс их «переработки» по теплому времени стал гораздо легче снова пошли в ход пулеметы, забулькали потопляемые баржи.

Для большевистского террора находился все новый и новый «материал». Безжалостно подавлялись любые формы протеста. Скажем, в Казани забастовали рабочие, требуя 8-часового рабочего дня. Расстреляли 60 чел. В Екатеринославе забастовали железнодорожники — 51 казненный. Забастовка в Елисаветграде — 55 расстрелов… Под репрессии попадали тысячи «возвращенцев» — тех, кого советская пропаганда обещаниями амнистии заманила обратно из эмиграции. Покончив с белыми офицерами, взялись и за «красно-белых», т. е. таких, кого в гражданскую по тем или иным причинам оставили в живых, и кто успел послужить в Красной Армии. Так, после разгрома Колчака 950 офицеров направили в Москву на "политические курсы красных командиров" — опытные кадры были нужны для войны с Польшей. Но после заключения мира надобность в них отпала, и курсы всем составом отправили в Екатеринбург в концлагерь. Брали и вообще «чисто-красных» например в августе 21-го объявили вдруг перерегистрацию командного состава Балтфлота. И 300 бывших офицеров, которые всю гражданскую были на красной стороне, тоже загребли в лагеря. А вслед за «буржуями» пришел черед и социалистов. Их и в гражданскую периодически репрессировали, но все же они были союзниками против «контрреволюции». Теперь же эти союзники стали больше не нужны. 28. 12. 21 г. пленум ЦК РКП(б) фактически объявил вне закона партию эсеров, и пошел повальный террор против них. А 1923 г. началась "ликвидация меньшевиков", в мае их было арестовано более 3 тыс., в июле прокатилась вторая волна репрессий.