Хроника Третьего Кризиса - Сергей Мусаниф

— А вы задумайтесь, — предложил он, отхлебывая кофе. Похоже, мне в собеседники попался еще один воинствующий пенсионер, считающий, что разбирается в политике лучше Совета Лиги. Эх, думает такой человек, если бы все были такими умными, как я, и делали бы то, что я им говорю, жизнь в нашем мире стала бы намного проще. Беда в том, что так думает половина населения Галактики. — Лига слаба, ее Совет продажен нерешителен и насквозь пролоббирован прихвостнями корпораций, стремящимися зарабатывать деньги на чем угодно. В КС самонадеянны и заносчивы, видят не дальше собственного носа и готовы бросать ядерные бомбы направо и налево при малейших признаках несогласия. Якудзы хитры, изобретательны и чертовски сильны. ВКС, якудза и корпорации периодически воюют между собой, и никто никогда не сможет одержать верх, а в основе всех конфликтов лежат все те же деньги. Деньги, деньги, деньги… Они даже это место превратили в источник доходов, и никто не может навести порядок. А обывателям на все плевать. Они будут пить пиво, ходить в парикмахерские за новомодными прическами и почесывать животы перед телевизорами, пока земля не начнет гореть у них под ногами. Только тогда они заметят, что что-то не так, и спросят, а кто же, собственно, виноват, но спрашивать будет уже не с кого.

Основная проблема в общении с подобными типами в том, что переубедить их невозможно, какие бы разумные доводы ты им ни приводил. Разговоры с ними — пустое сотрясение воздуха, но так как мне нечего делать, почему бы и не порастрясти атмосферу.

— Вы не любите обывателей, — сказал я. — Они, между прочим, представляют народ.

— А я не люблю народ, — с вызовом заявил отставной профессор. — Я слишком стар, и моя любовь небезгранична. Я люблю некоторых отдельных людей, могу полюбить практически любого конкретного человека, но я не могу любить народ в целом. Народ — это толпа, серая аморфная масса, и никто не может ее искренне любить. Такую любовь приписывают себе лишь политики и только во время своих предвыборных кампаний, сумасшедшие, после чего столь любимый ими народ упекает их в дурдом, и гении, совершающие открытия, кучу народа перебившие.

— Мне нравится человечество, — сказал я. — Конечно, не в полном составе, но большинство из нас — совсем неплохие парни.

— С такими иллюзиями просто жить легче, — отрезал Резенфорд. — Но каждый сам выбирает себе иллюзии, и я не считаю себя вправе их оспаривать.

— Кроме того, мне показалось, в реальном балансе сил вы упомянули не всех, — напомнил я. — Есть еще и Гвардия.

Мне было интересно, что он выскажет о нашей организации. Вряд ли что-то приятное.

— Гвардия. — Он поморщился и взмахнул рукой, едва не сбросив на пол остатки своей трапезы. — Я мало что о ней знаю, впрочем, как и все в Лиге, но то, что я знаю, мне не очень-то нравится. Во-первых, меня раздражает атмосфера секретности вокруг этой организации. Я понимаю, что таков удел спецслужб, но даже у КГБ в свое время не было таких тайн. Гвардия подчиняется Совету, который держит ее в ежовых рукавицах и не дает вздохнуть. ВКС плетут вокруг постоянные интриги, корпорации открыто на нее плюют… А знаете, какой самый чудовищный слух, что я о ней слышал? Говорят, что Гвардия заключила какое-то секретное соглашение с якудзой!

— Ну и что? Вы сами сказали, что японцы представляют реальную силу и с ними нельзя не считаться.

— Вот об этом я и говорю. Типичная обывательская позиция. Что такого? Да сам факт того, что федеральная структура, финансируемая на деньги честных налогоплательщиков, в том числе и на наши с вами деньги, заключает какие-то пакты с отбросами общества, позорен и унизителен. А эти самые отбросы в то же время бродят повсюду, изображая из себя хозяев жизни, щелкают своими кодаками и строят из себя добропорядочных граждан, тогда как сами граждане напуганы и безропотно платят им дань.

Он говорил так громко, что сидевший неподалеку якудза невольно задержал взгляд на нашем столике. Впрочем, якудзы достаточно демократичны и не валят людей только за то, что те не разделяют их взглядов на жизнь. По крайней мере, пока они это летают на словах, не прибегая к активным действиям.

Что касается наших с японцами соглашений, то знает ли профессор, сколько жизней спас так нелюбимый им пакт с отбросами общества?

Хотя в целом я не мог не признать его правоты. Если бы Совет не давил на нас, а ВКС хоть немного посодействовали, мы могли бы решить проблему организованной преступности и другим способом, без соглашения. Способом, более достойным федеральной структуры.

— Таковы реалии жизни, — сказал я. — Нам не скрыться от них даже в мире иллюзий.

— Черта с два! — сказал человек, являющийся экспертом по раннему буддизму и развитому христианству. — Как вы меня ни убеждайте, Гвардия играет не по правилам!

Интермедия

Не по правилам

Место действия: Мицубиси-3

Время действия: за полтора года до описываемых событий

Он сидел напротив меня на другом конце шестиметрового полированного стола.

Он был чуть выше меня ростом, чуть шире в плечах и талии, чуть тяжелее, чуть темнее кожей. И гораздо агрессивнее и опаснее.

Мой козырь заключался в том, что я умнее.

Мы находились в пентхаусе, вознесенном на высоту, которой позавидовали бы горные орлы. Если бы небо не было ясным, нас окружали бы громады облаков. За окнами господствовала ночь, ярко сверкали далекие звезды, местная луна демонстрировала свой чуть ущербный зеленый лик.

Я держал в руках пневмопистолет, заряженный ядовитыми дротиками, и целился ему в голову.

Он сидел на стуле, подобравшись, словно сжатая пружина, готовая выстрелить в любой момент. В руках у него была небольшая коробочка стального цвета с несколькими кнопками на поверхности. Одну из них он зажимал большим пальцем.

Вот уже полчаса мы провели в гробовом молчании. Я начинал думать, что моя миссия вряд ли будет иметь успех.

Ситуация с заложниками логически неразрешима.

— Предлагаю обсудить положение дел, — наконец вымолвил он.

Я возрадовался и мысленно поставил ему минус за то, что он первым начал разговор. Признак пошаливающих нервишек, страдающих от длительного напряжения. Я не самый лучший психолог, но если правильно разыграть карты, то можно повернуть ситуацию к моей пользе. И первое, что необходимо сделать, это выказать полное пренебрежение к его особе.

— Валяй, обсуждай, — лениво согласился я. — Чем больше ты будешь трепаться, тем дольше я здесь проторчу, а чем дольше я здесь проторчу, тем меньше у моего начальства будет шансов придраться ко мне с претензиями, что, дескать, я использовал не все возможности для мирного решения проблемы. Так что вперед! Рабочий день только начинается, времени у меня полно.

— Ситуация складывается патовая, — сказал он. Я читал его досье, ничего особенного. И где он нахватался таких умных слов. — Мы с тобой надолго тут застряли, да?

— Хочешь провести краткий анализ?

— Именно. — Он ухмыльнулся, продемонстрировав неполный комплект зубов. При нынешнем уровне протезирования это говорило только о том, что ему абсолютно плевать на свою внешность. — Ты не можешь отсюда уйти, пока я не уйду, а я не могу уйти, потому что ты мне этого не позволишь. В качестве средства давления у тебя есть пистолет, в то время как свой я выронил во время прошлого штурма. Но ты не можешь просто меня пристрелить, потому что у меня есть детонатор, при помощи которого я активирую бомбу с ретровирусной чумой, способной выкосить полгорода, прежде чем вы найдете противоядие. С другой стороны, я не могу активировать бомбу, потому что в этом случае ты меня пристрелишь.

— Все так, — подтвердил я. — Он уже шел в нужном направлении, не стоит его подталкивать, а то он может заподозрить неладное.

— Откуда ты вообще здесь взялся? Мне казалось, что киборгов и федералов я положил еще в шахте лифта.

— Я не из их числа.

— Тогда кто ты?

— Кроме того, что гвоздь в твоей заднице? Гвардеец.

Его глаза округлились от изумления.

— Я такая важная птица?

— Вряд ли. Но мои работодатели хотели бы избежать чумы.

— И каково это?

— Каково что?

— Быть гвардейцем.

— Трудно сказать. Большей частью приятно, — честно сказал я. — Когда не надо иметь дело с типами вроде тебя.

— Не переходи на личности, — сказал он. — Эх, мне бы ваши возможности, такое бы закрутилось…

— В некоторых случаях мечтать противопоказано, — сказал я. — И противозаконно.

— Сволочь ты.

— Еще какая, — согласился я. — Хотя ты и предлагал не переходить на личности.

— Сволочь, — тоскливо повторил он, покачивая головой. — А как все хорошо начиналось… Десять миллионов кредитов, и после провала второго штурма их выложили бы мне на блюдечке. Если бы ты не появился.