Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Обратный путь, после доставки по назначению денег и припасов, оказался еще труднее. В немецкой военной комендатуре в Кане им выдали пропуск, но предупредили, что эсэсовцы мало внимания обращают на такие бумажки. За Лизье колонну обстрелял немецкий патруль, решивший, что это грузовики бойцов Сопротивления. Мсье Гуино и несколько человек из его группы получили ранения. Тем не менее эта поездка положила начало регулярной доставке помощи, которая в общей сложности составила 250 тонн грузов.

У французов, оказавшихся в тылу союзников, жизнь шла немного лучше. Один житель Лион-сюр-Мер писал: «Англичане с момента своего прихода раздают налево и направо шоколад, печенье, сахар и сигареты». Но по-прежнему не было ни электричества, ни воды (разве только из колодцев), а питаться большинству удавалось лишь тем, что выращивали у себя на огородах. Слухи ходили самые невероятные. Так, многие считали, что плавающие танки преодолели весь путь через Ла-Манш совершенно самостоятельно, а иные утверждали, будто танки прошли по дну моря, словно субмарины на гусеницах. Очень часто англичане не дарили жителям сигареты и сласти, а обменивали на молоко, яйца, на мясо убитых коров и свиней. Быстро установился неофициальный обменный курс – le troc: два свежих яйца за одну банку тушенки.

Меновая торговля поразительно быстро распространилась и на другие товары. Врач 2-го полевого перевязочного пункта отметил в дневнике: «7 июня приехал старший офицер военной полиции. Его джип был завален подарками для раненых: плитками шоколада армейского образца, конфетами, печеньем, сигаретами. Оказывается, утром военная полиция накрыла бордель, открытый тремя предприимчивыми дамочками в день “Д” прямо на стоящем у берега подбитом десантном катере, и конфисковала найденную “валюту”». Нередко английские моряки, уже хорошо выпившие, но желающие выпить еще и еще, обходили все дома на побережье, изрядно надоедая жителям.

Один из своих первых временных аэродромов со взлетно-посадочными полосами из решетчатых стальных плит англичане соорудили близ Ле-Френ-Камийи и присвоили ему номер Б-5. Здесь толпились французские ребятишки, привлеченные видом военной техники. Они быстро подружились с летчиками и солдатами подразделений наземного обслуживания. 15 июня здесь разместилось авиакрыло[165] «Тайфунов», готовившихся к налету на штаб немецких танковых войск в замке у Виллер-Бокаж. Когда пилоты сажали свои машины, аэродром подвергся артобстрелу, и экипажам пришлось срочно прятаться в щелях. Летчики хорошо знали, как сильно их ненавидят немцы, поэтому многие носили пехотное обмундирование защитного цвета, надеясь, что в этом случае их хотя бы не разорвут на части, если самолет будет сбит над вражеской территорией. С учетом того, что летчики всегда смотрели на «серенькую» пехоту свысока, довольно забавно, что они заимствовали у пехоты обмундирование.

Военные врачи старались помочь раненым гражданским всем, чем можно. В деревне близ укрепленного немецкого радарного комплекса Ла-Деливранд во дворе школы разорвался снаряд. Восемнадцатилетней дочери одного учителя оторвало руку по плечо. Доктора поблизости не было, но «в то утро деревню заняли английские солдаты, и первое, чем они занялись, – стали оказывать помощь раненым». О девушке позаботился батальонный врач с двумя санитарами: ее доставили сперва на эвакопункт под Эрманвилем, а потом переправили через Ла-Манш и лечили в Нортвуде, куда доставляли и других раненых-французов из числа мирных жителей.

Начали сбываться опасения генерала Демпси о том, что фронт застопорится на одном месте. Королевский Ольстерский стрелковый полк, овладев Камбом, простоял там больше месяца. Командир взвода лейтенант Сирил Рэнд сравнил этот период с детской игрой «музыкальные стулья»[166], только вместо музыки и стульев здесь были вражеские артобстрелы и щели, в которые приходилось проворно нырять. Полковой капеллан отец Джон О’Брайен выпрашивал у интенданта побольше рома и обходил передовые позиции, угощая солдат, а то и перекидывался с ними в картишки прямо в окопах. У О’Брайена хватало работы: ему нужно было заботиться и о мертвых, и о живых. Во время короткой панихиды у открытой могилы одному стоявшему рядом офицеру-новичку стало дурно. Он упал на колени и стал сползать в могилу. Капеллан ухватил его за китель и удержал, приговаривая: «Не нужно так торопиться. Всему свое время».

Кроме черного юмора, других развлечений почти что и не было. К Ольстерским стрелкам был прикомандирован в качестве корректировщика огня офицер Королевской артиллерии. Он обожал злые шутки: выпускал парочку снарядов по вражеским позициям всякий раз, как замечал, что тот или иной немецкий солдат побежал в уборную. Перепачканные землей с головы до ног в своих окопах, Ольстерские стрелки мечтали помыться и почиститься. Находясь однажды в кратковременном увольнении, лейтенант Рэнд забежал в покинутый дом и принял импровизированную ванну. Нашел флакон одеколона и щедро полил себя. По возвращении он обнаружил, что на позиции прибыл с инспекцией командир бригады и обходит подразделения в сопровождении заместителя командира батальона. Командир бригады уже пошел было дальше, заметно довольный взводом Рэнда, но на самого лейтенанта покосился с каким-то странным выражением.

– Наверное, он заметил, сэр! – прошептал на ухо офицеру старший сержант.

– Что заметил?

– Да запах, сэр. От вас же несет, как из борделя.

Еда у стрелков, обычно разогретая над банками, наполненными пропитанной бензином землей, была однообразной. Они получали двухнедельный запас пайков: галеты, маргарин, джем, овощную смесь, пирог с вырезкой и почками, консервированное мясо с овощами, сливовый пудинг, суп, конфеты, сигареты (по семь штук на человека в день), туалетную бумагу, спички и чай быстрого приготовления, уже смешанный с сахаром и порошковым молоком. Овсяные брикеты можно было размочить в воде и сделать себе на завтрак овсянку вместо надоевшего консервированного бекона, клейкого и пересоленного, да яичного порошка. Неудивительно, что всех охватила лихорадка взаимовыгодных обменов с местными жителями.

Окопная война с неизбежной опасностью погибнуть в любой момент порождала всевозможные суеверия. Мало кто рисковал бросать вызов судьбе и говорить, что сделает то или это, «когда вернется домой». Зато у всех, кроме самых заядлых бойцов, жила надежда, напоминавшая мечту о крупном выигрыше в лотерею, – надежда получить «путевку в Англию», то есть такое ранение, которое не сделает тебя инвалидом, но потребует лечения в госпитале на родине. Конечно, медаль – дело хорошее, но пусть лучше в героях ходят другие, кто «в одиночку выиграл войну», а большинству просто хотелось вернуться домой живыми.

В большинстве армий, формирующихся из призывников, в любом пехотном взводе найдется лишь горстка таких, кто готов рисковать собой и ходить в атаку. На другом полюсе – такая же горстка тех, кто готов на что угодно, лишь бы спасти шкуру. А основная масса идет вперед за храбрецами, но, столкнувшись с реальной опасностью, так же быстро бежит назад вслед за трусами. Первое изучение поведения бойцов под огнем проводилось на Сицилии в 1943 г. Перепуганный Монтгомери запретил обнародование результатов, опасаясь, что они подорвут боевой дух в войсках, а составивший доклад офицер лишился надежд на повышение. Однако более поздние исследования вполне подтвердили его тогдашние выводы[167]. Даже в Красной армии офицеры считали, что шесть из каждых десяти солдат не стреляли в бою. Поэтому-то один командующий и предложил проверять оружие после боя, а с теми, у кого ствол винтовки окажется идеально чистым, поступать, как с дезертирами.

Описанное распределение людей во взводах по настроениям, вероятно, было характерно и для немецких пехотных дивизий ниже среднего уровня, но уж никак не для элитных мотопехотных и парашютно-десантных частей и соединений, а тем более для фанатичных эсэсовцев. Те никогда не сомневались в праве Германии повелевать другими народами и в ее «конечной победе», а их долг состоял в том, чтобы не позволить никому уничтожить любимый фатерланд. Невозможно яснее продемонстрировать различие между солдатами демократических и диктаторских стран. Но вот немецкие ополченцы, воевавшие в Нормандии, высоким боевым духом не отличались. Конечно, Министерство пропаганды и их собственные командиры обещали очень много. Немало солдат радовалось вторжению как возможности отомстить англо-американцам за бомбежки городов Германии, разбить их в пух и прах и тем довести войну до победного конца.

«Весь мир сейчас ожидает, как будет развиваться вторжение, – записал 6 июня унтерштурмфюрер танковой дивизии СС «Гогенштауфен». – Когда сегодня в полдень я услышал по радио новости, то откровенно обрадовался: кажется, благодаря такому повороту событий мы быстро приближаемся к окончанию войны». Дивизия «Гогенштауфен» входила в состав 2-го танкового корпуса СС, она вот-вот должна была покинуть Восточный фронт, чтобы ударить по англичанам в Нормандии. Через четыре дня, когда стало ясно, что англо-американцы благополучно высадились, тот же унтерштурмфюрер записал: «Если вторжение не удастся отразить так быстро, как многие надеются, надежда все же остается – события-то развиваются. К тому же у нас в запасе всегда есть оружие возмездия».