Серые братья - Том Шервуд

– Готово? – крикнули сверху.

– Всё! – ответили рядом, из шлюпки. – Остальное можно предъявлять на таможне!

Тогда шлюпка отчалила. Сидеть на тюках пришлось и гребцам, им было неудобно, и они яростно, вполшёпота, бранились.

У берега все принялись возиться, выгружая привезённое на берег, а двое, те самые, что встретились Питу возле играющего на музыкальном ящике старика, подхватили мальчишек, словно мешки, и деловито затопали прочь от берега.

К утру они закончили своё путешествие. В предрассветном сумраке Пит увидел, что находятся они в каких-то старых развалинах. Мощные каменные стены, осевшие и осыпавшиеся, были густо затянуты стелющейся лианой и тянущимися вверх деревцами. Строение, видно, было когда-то грозным береговым укреплением.

Один из моряков, всё так же хорошо одетый и безукоризненно выбритый, отвалил в сторону толстую полусгнившую доску и потянул обнаружившуюся под ней то ли цепь, то ли верёвку. Потом ждали, – непонятно было чего, но долго гадать не пришлось: дрогнул невдалеке прислонённый к стене огромный плоский камень и стал от стены тихо отваливаться. Когда Пита втащили в образовавшуюся между камнем и стеной щель, мальчишка заметил, что камень держат в наклоне два толстых каната, продетых сквозь выточенные в его теле проушины. Эти канаты и притянули камень назад, когда все четверо оказались внутри. Стало темно.

Вдруг впереди замаячил свет факела и из обозначившейся округлой пасти туннельного входа показался кто-то уродливый, невысокий и до безобразия толстый.

– Привет, Слик, – сказал один из пришедших. – Пополненьице купишь?

– Ну-ка, ну-ка! – каким-то женским, высоким голосом проскрипел толстяк.

Он поднёс факел почти к самому лицу Пита, потом Шышка. Внимательно осмотрел железные шины с винтами. И (Пит похолодел) довольно кивнул. После этого названный Сликом повернулся и заколыхался обратно в туннель. Моряки, подхватив мальчишек, двинулись следом.

Блеснул утренний солнечный свет. Вошли в просторное помещение. Каменный, с высоким потолком пятиугольник. В стенах, в пяти местах – красные от ржавчины толстые прутья решёток. За решётками скрывались неглубокие эркеры, и в них виднелись дощатые настилы с каким-то тряпьём. Свет падал из пяти световых колодцев (неба в них не было видно). И ещё – в потолочном каменном своде имелась плита, повёрнутая на оси. Одним краем она наклонялась внутрь помещения, а вторым выдавалась наружу. На плите каким-то образом держалось громадное зеркало, отражающее солнечный свет. (И вот в этом зеркале было видно небо.) Свет играющим, широким столбом падал в устроенный в одной из пяти стен округлый альков, где виднелось широченное ложе со множеством цветных ковров, одеял и подушек.

Слик доколыхался до ложа, влез, кряхтя, на него и пропел:

– Ну что же, показывайте!

Он внимательно осмотрел сначала Пита. Мальчишку перед этим не только освободили от верёвок, но и стянули с него рубаху.

– «Благородненький дай»? – взглянул заплывшими глазками Слик на матросов.

– В точности так. Настоящий.

– Годится.

– Сто фунтов.

– Десять.

– Восемьдесят.

– Двадцать пять.

– Семьдесят.

– Сорок.

– Слик, утомил. Окончательно, сколько?

– Пятьдеся-а-ат, и всё!

– Согласны.

– А это? – Слик посмотрел туда, где сидел, вытянув перед собой скрюченные ноги, Шышок. – «Жалобный дай»?

– Как видишь.

– Сколько он в костоломке?

– О, почти месяц! – ответил один из матросов, бросая на кровать рядом со Сликом тяжёлый, с длинным воротом ключ.

– Мало. Не раньше, чем через полгода его можно будет выпустить на работу. И мне его полгода кормить?

– Хватит ныть. Сколько?

– Два фунта.

(По спине Пита прокатился озноб: почему за него начали со ста фунтов, а за Шышка – с двух?!)

– Двадцать пять.

– Восемь.

– Пятнадцать, Слик, и хватит плескаться!

– Договорились.

Слик, кряхтя, перевернулся и, задрав кверху слоновий свой зад, полез под подушку. Достал связку ключей. Воровато оглядываясь на визитёров, пробрался к альковной стене, сдвинул в сторону край ковра и отпер открывшуюся за ним дверь. Вошёл в неё и, – было слышно, – заперся изнутри. Несколько минут пришедшие провели в ожидании. Один из матросов начал насвистывать. Снова загремел замок, Слик вышел и тщательно запер за собой дверь. Потом сел, отдуваясь, и протянул компракчикосам кошель.

– Берите. Шестьдесят пять фунтов.

Моряки тут же разделили деньги надвое и укрыли в карманах.

– Пока, Слик. Заказов не будет?

– Двух девочек привезите. Не моложе десяти лет, и не старше двенадцати. И чтоб красивых, и чтоб не из Плимута!

– Красивых как? Для работы или на продажу?

– На продажу. Есть покупатель.

– Опять тот горбун?

– Нет горбуна больше. Успокоился. Вот был покупатель! Говорят, со своими приятелями поссорился. Нет, другой покупатель. Насто-о-йчивый!

– Ладно, Слик. Через неделю. Жди.

Толстяк сполз с ложа и утопал, одышливо посапывая, вместе с моряками, обратно в туннель. Заскрипело вдали колесо. Долетел мягкий удар камня о камень. И хозяин пещеры вернулся.

– Так, – сказал он. – Ты кто?

– Меня зовут Пит.

– А тебя?

– Шышок.

– Ладно. Забейтесь в уголок и не шумите. Спать буду. Придёт Дэйл, всё вам расскажет. Есть хотите?

– Хотим.

– Дэйл накормит.

– Когда? – несмело спросил Пит.

– Вечером.

Мытарь и данники

Слик весь день спал. Точнее, он засыпал накоротко, но вскоре начинал ворочаться, слабо стонать, – и, наконец, поднимался. Плаксиво охая, он добирался до стоящего у стены, рядом с ложем, узкого и очень высокого шкафчика, отмыкал его ключиком и, сев возле раскрывшейся дверцы, доставал что-то и ел. У Пита, смотревшего на него в эти минуты, болезненно сжимался желудок. А толстяк, звучно чавкая, запирал дверцу, прятал ключ и возвращался на ложе – для нового короткого сна.

Солнце за стенами поднималось всё выше, и зеркало обрушивало вниз, на спящего, всё более жаркий столб света – и, казалось, что свет этот вытапливает жир из бесформенного, комковатого тела – так оно покрывалось потом. Пропитывалась и темнела одежда, блестел пот на ноздреватой складчатой коже, и исходил от спящего тошнотворный остренький запашок. Мальчишки сидели в самом центре каменного пятиугольника, бывшего когда-то, без сомнения, пороховым складом, и даже сюда, к ним, преодолев изрядное расстояние, докатывался этот сладковатый трупный ароматишко.

Два человечка, растерянные, голодные, молча и терпеливо сидели в центре общего для пяти пороховых хранилищ раздаточного зала, где на четыре поставленных вертикально бочонка была положена массивная, длинная, хорошо сохранившаяся, плоская, без инкрустации, дверь. В покрывавших её трещинах и лунках, оставшихся от винтов, крепивших когда-то огромную ручку, обнаружились закаменевшие хлебные крошки, и Пит и Шышок, смачивая слюной пальцы, извлекали эти крошки из трещин и, блаженно замирая, растирали их на зубах.