Танец с жизнью. Трактат о простых вещах - Олеся Градова

Я помнила о предупреждении — ни в коем случае не общаться с ними и даже не разговаривать по телефону. Но сюжет книги, которую я задумала, начинал диктовать свои правила. Я же призналась, что еще какое-то время буду воевать.

— Привет, ты не звонил мне несколько дней.

— Я хотел дать тебе подумать. Ты совершила ошибку. И я ждал, что ты позвонишь сама.

— У меня действительно возникли проблемы…

— А что случилось?

— Так, ерунда, машину поцарапала… — Я опасалась, что он и так уже все «считал» с моего информационного поля, где я была и что делала.

— Давай встретимся. Мне надо забрать у тебя паспорт.

— Я могу прислать его с курьером.

— Произошел ряд событий, я бы хотела обсудить их с тобой. Место и время выбирай сам, я подстроюсь.

— Хорошо, приезжай завтра в одиннадцать.

Я повесила трубку. Холод. Пустота там, где еще вчера были тепло и свет. Я посмотрела на часы. Без четверти полночь. Я налила кофе и достала новую пачку сигарет. Раскрыла ноутбук, чтобы набросать «перечень острых вопросов» для нашей завтрашней встречи. Так я готовлю своих клиентов к интервью с вредными журналистами. Пролила кофе на клавиатуру, стали залипать кнопки…

…Неожиданно я почувствовала, как невидимые руки обхватили мои плечи и потянули назад и вверх. Невидимая и неведомая сила словно отрывала меня от кресла, я схватилась за поручни и попыталась обернуться, но шея онемела. «Я должна ехать, я должна пересечь границу МКАДа, я должна попасть в «Северное Гоа», потому что я должна быть там… с ним…» Чувствую, как электризуются волосы на голове, холодный пот прошибает. «Отпусти, мне страшно…» Почему-то возникает образ Антона, его улыбка — нечеловеческая, гнусная…

…Внезапно хватка ослабла, и я сползла на пол. Было четверть первого. Я подтащила пепельницу и сигареты, закурила, роняя пепел на кафельную плитку. Разорванное сердце опять кровоточило, мучительные слезы текли из моих глаз, вся моя решимость и твердость стекали как вода с кончиков пальцев…

Я набрала Дамиру письмо, но долго не решалась отправить. Потом все-таки бросила в ночной эфир:

«Мне очень, очень больно, когда ЭТО пройдет?».

«ЗАВТРА».

Его ответы приходят мгновенно, как будто он четко знает, когда я ему напишу.

Завтра я смогу его увидеть. Будет ли это «последний раз»? Вернусь ли я обратно или опять попаду в какую-то переделку? А если все это было лишь сон, дурацкий сон, и он скажет мне: «Где ты была? Я ужасно скучал…».

Может, он действительно готов раскаяться. И я приму это раскаяние всей душой, и поведу его по своему пути, пути белых, даже если мне придется для этого тоже стать магом. Но не тем самым «самонаслажденческим» типом, а творческим, несущим просвещение, помощь, радость тем, кто слаб… Ведь это возможно…

Я смогу это сделать, если есть хоть одна трещинка, скол в его установках, я воспользуюсь этим… Я уже почти сильная.

Я никогда не опаздываю. В этот раз приехала минут на десять раньше. Таксист не подвел. Я опять увидела Нину, выходящую из его подъезда. Она спешила, была в прежнем тонусе. Мне стало противно при мысли о сладострастном массаже, который он ей делал, и что я, как правило, приходила после нее. Но сейчас это уже не казалось существенным.

Практически с порога:

— Зачем ты пришла?

— Знаешь, я должна тебе рассказать, только ты можешь дать совет… Тут такое произошло…

Не знала, как начать, или делала вид, что волнуюсь, или правду волновалась. Хотя весь разговор мною уже был простроен и срежиссирован. И мои вопросы, и его возможные ответы. Также подобраны несколько подходящих к случаю «ролей». Оделась я несколько вызывающе. Кожаные джинсы в обтяжку и облегающая черная блузка с металлическими цепями вместо пуговиц. Садо&Мазо называла я этот стиль и позже поняла, что, в отличие от «Модного приговора», не ошиблась в выборе предметов гардероба.

Я сидела напротив, боясь поднять на него глаза. Я опасалась, что он узнает, что я сделала, и то, что намереваюсь сделать. Но он не смотрел на меня. Включил чайник. Заварил в кружку чайный пакетик-пирамидку. Мне не предложил. Было как-то поразительно пусто и на столе, и в холодильнике — я привыкла, что там все полки обычно заставлены едой.

— Можно кофе?

— Молока нет.

— Тогда чаю или воды…

Он заварил мне чай. Молча мешали сахар в кружке. Звук казался нарочито громким.

— Можешь включить музыку? Ну ту самую…

— Я на работе оставил диск.

В его доме впервые за время нашего общения не было еды. Только чай и сахар. Куда делись сумасшедшие деликатесы, несколько сортов сыра, грецкие орехи, виноград? Они исчезли как по мановению волшебной палочки. Не было и музыки, которая всегда/встречала меня с порога. Вся бутафория, которая была задействована ранее, сдана на склад. Я всё продолжала этому удивляться. Первой прервала молчание. Видимо, сегодня мне предоставляют возможность проявить инициативу:

— Дамир, мне нужен совет, я не знаю, как поступить. Я уверена, ты все скажешь правильно… Потому что ты и сам все это когда-то пережил.

Опять повисла пауза. Я все ждала, что он тоже что-то скажет или задаст вопрос. Но он продолжал делать вид, что меня нет. Довольно искусственно и напряженно, как будто боялся каких-то признаний.

— Мой сын принял ислам…

Он вздохнул с облегчением — он явно ждал другого! Судя по моему возбуждению, он думал, что я, как минимум, скажу про свою беременность.

— Мой сын стал мусульманином. Возможно, он изменил себе карму. Когда принимаешь Бога, тебе прощаются все грехи. Может, это избавит его от того проклятия, которое висит надомной и моим родом… И я… я должна уважать его выбор.

Мне нужна была его реакция. Ведь моего ребенка вывели из-под удара. Он должен был ответить на мою провокацию, точнее, на попытку «испросить совета». Но я словно подкинула дрова в огонь его внезапно возникшей ненависти ко мне.

— Ну что ж… Он стал белым! Значит, все — отныне нам не по пути!

— Он всегда был белым. И что я могла сделать? Он сам взял и изменил свою карму. И я уважаю этот выбор. Я куплю ему Коран, куплю коврик…

— Что ты понимаешь в карме? Он конченый человек, а ты еще собралась покупать ему какой-то коврик! — Он вылил еще недопитый чай в раковину.

Я схватила кружку, опасаясь, что такая же участь постигнет и мой добытый с трудом напиток.

— Я не намерен больше говорить с тобой. Уходи. Это твои проблемы и тебе думать, как их решать.

Я пыталась свернуть тему, чтобы не оставить позиций раньше, чем это задумано в моем плане. Я предполагала, что со мной хотя бы поговорят. Поэтому опять бросила ему наживку.

— А у меня, правда, все паршиво. Одна за другой посыпались проблемы. В лифте застряла, опоздала на работу, уволили ключевого куратора из администрации Ющенко, скандал на работе, срывается контракт…

На его лице появилось трудно скрываемое удовлетворение от услышанного:

— Это только начало. Дальше будет хуже. Мои покровители защищают тех, кто рядом со мной. Теперь ты лишена их защиты.

— Ну что же, значит, теперь мне потребуется в десять раз больше воли и сил, чем раньше, но у меня нет выхода — я должна выжить, чего бы это ни стоило.

— Увидишь, твои беды — это только начало. Твой сын сбился с пути, и это необратимо. И никакие коврики вам не помогут, — он все-таки улыбнулся.

— Я думала, ты дашь мне совет, как с этим жить. Ты же тоже был в исламе. — Уж если я собралась вести себя дипломатично, лучше бы я не возвращалась к этой теме. Второй серьезный прокол.

— Я отдал этому Богу пятнадцать лет своей жизни и считаю, что просто потерял время! И ты пришла не за советом. Ты уверена в себе, ты несешь черт знает что — купишь Коран, купишь коврик! Ты пришла поколебать мои убеждения, но это еще никому не удавалось сделать!

«Надо соскочить с темы религиозной розни, — срочно соображала я, — из-за этого немало войн разгорелось в глобальном мире, одна потасовка в Кельне чего стоит… А я ожидаю какой-то толерантности… Надо вернуться к тому, на чем мы расстались».

— Дамир, я все-таки хочу знать, что сказал про меня Антон. Я уверена, что услышала не всю правду.

Я понимала, что какие-то там проклятия не могут перевернуть представление о человеке, которого ты считал близким, — ведь сам Учитель когда-то спас свою жену, когда над ней навис рок. Почему же Дамир так легко отступился, почему он покрывался холодным потом от одного моего прикосновения? Или это тоже игра и разные спецэффекты для пущей убедительности?

— У тебя плохая карма. Антон сказал: «Я понимаю — работать, но спать с грязной женщиной!» Я порчу себе карму, забирая твое проклятие на себя! Через секс это пристает ко мне. А я хочу идти дальше. Через год я буду очень сильным. Я буду менять основы мироздания… — Он стал говорить быстро, отрывисто, словно вколачивая слова в мой размягченный мозг: — Мы дали тебе шанс, оказали тебе милость, предложив спасение, но ты оказалась не готова! Мы разговаривали как деловые люди, ты договорилась с Антоном. Ты нарушила слово. Черные этого непрощают. Люди месяцами копят деньги, чтобы заплатить. Цену назначаем не мы. Ее назначают высшие. Антон даже сделал тебе скидку в три тысячи евро.