Плетущий - Максим Резниченко

Ярко-зеленые кроны деревьев отливают сочным изумрудом в лучах высокого и теплого солнца, а бесчисленные цветы окутывают меня своими невероятными ароматами, когда я иду сквозь сад. Поднимаюсь по ступеням, в три шага пересекаю террасу и захожу в дом. Нескольких случайно залетевших сюда пчел я выпроваживаю, выталкивая легким сквозняком. Они умудряются сопротивляться и не желают улетать. Наверное, с пятой попытки мне удается избавить от них помещение, да и то лишь хитростью – поманить сладкими ароматами цветущих деревьев. По-моему, они делают вид, что оказываю мне великое одолжение, покидая комнату. Да уж, уничтожить сотню тварей легче, чем заставить слушаться нескольких пчел.

Работа собственного воображения зачастую играет решающую роль при создании или изменении миров. Здесь нет, и не может быть места притворству, скупости в эмоциях и лжи, потому что новый мир – как ребенок, он требует к себе много внимания и много любви, и позже он ответит тем же, только многократно сильнее. Новый мир, новый сон с готовностью встречает каждое изменение и принимает его, как должное. Он словно следит, как мне иногда кажется, за Плетущим, его создающим. И чем больше теплоты вкладывает в него человек, тем приятнее, уютнее и лучше во всех отношениях будет в нем находиться.

Три объемных пластиковых пакета с вещами Григория, что я собрал по всей квартире, лежат там, где я их и оставил. Сколько уже прошло времени? Не уверен, но, судя по моим внутренним ощущениям, не меньше полутора часов с тех пор, как я оказался во сне женщины.

Взяв сперва один из пакетов и спиннинг, я покидаю дом. На этот раз мой путь лежит в противоположную сторону – вверх по склону холма, на котором стоит новый дом. Зеленая трава здесь сменяется гравием и щебнем, что шуршит, убегая из-под ног. Спустя почти десять минут, я решаю, что хватит, и останавливаюсь. Где-то вверху раздается пронзительный крик, и я поднимаю голову. Птица-Страж высоко кружит надо мной, и я чувствую ее интерес.

Ничто больше в этом мире сейчас не требует моего внимания. Ни на что не направлено и части моего сознания. Все уже построено, выращено и создано задуманным мной образом. Все мои внутренние ресурсы свободны и готовы быть задействованными. Именно поэтому работа, которую я начинаю, протекает довольно быстро. Всего через четверть часа предо мной уже находится самый настоящий небольшой подземный бункер с толстыми бетонными стенами и массивной железной дверью, по которой и можно определить, что здесь вообще что-то есть, хотя саму дверь снизу, от дома, видно быть не должно. Не видно и бетонную крышу бункера, потому что она покрыта землей, на которой уже лежит слой гравия.

Дверь отчаянно скрипит, когда я тяну ее на себя и невольно морщусь от противного звука. Тусклая… нет, пусть будет яркая, лампа уже горит внутри. Сырой холод и запах бетона, будто я оказался на стройке. Небольшое помещение внутри – всего пять на пять метров, но и этого слишком много. Спиннинг, что я сжимаю в руке, занимает место в углу, а объемный пакет черного цвета – рядом с ним. Ну вот, остается перенести сюда оставшиеся мешки. Минут за двадцать я справляюсь с этой задачей, к которой, судя по всему, потерял всякий интерес орел. Мне с трудом удается разглядеть едва заметную точку в небе, в которую он превратился, поднявшись так высоко. Я несколько раз проворачиваю ключ, и замок в двери сухо щелкает, запирая путь в бункер, в котором спрятаны все мысли и воспоминания о любимом муже той, что замерла сейчас в безвременье у окна крохотной кухни в своей квартире. Пройдет время, когда она не просто свыкнется со смертью своего мужа, но и примет ее. «Достав» банку с желтой краской и кисть, пишу на двери, роняя на землю тягучие капли: «Ключи у меня. Максим».

Я верю, что наступит момент, и женщина сможет жить со своими воспоминаниями не только наяву, но и во сне. Я надеюсь, что этот момент наступит скоро. По сути, он наступит тогда, когда она сможет добраться сюда, минуя подъем и ту асфальтированную дорогу, что я сейчас прокладываю примерно на середине пути между ее новым домом и этим бункером. Невысокие черно-белые отбойники огораживают ее, но перешагнуть через них – дело секундное и не стоящее лишний раз упоминания. Эта двухполосная трасса станет для моей подопечной дорогой, путем новых открытий и возможностей, ведущих только туда, куда захочет она сама. Может быть, она найдет здесь то, чего ей так не хватает. Может быть, она здесь встретит кого-то. Может быть, она решится сесть в одну из машин, что наверняка будут здесь ездить. Может быть…

Только шорох осыпающихся из-под ног камней сопровождает мой обратный путь туда, где меня ждет удивительная женщина, чьей силы хватило не просто выстоять против твари, но и фактически уничтожить ее. Ну, а я, в свою очередь, совершил все, чтобы сделать ее жизнь безопасной, по крайней мере, во сне.

Несколько секунд я гляжу в окно, где в лохматых и сердито клубящихся темных тучах кривой, угловатой и ветвистой плетью, перечеркнувшей полнеба, застыла вспышка молнии. Замершие в воздухе капли дождя даже отражают ее свет, по-своему красиво сверкая.

Я встаю туда, где был в тот миг, когда женщина отвернулась, и, вздохнув, отпускаю время. Несмотря на свет лампы, вспышка молнии ослепляет, а спустя несколько секунд угрожающие раскаты грома разрывают эфир, с каждым мгновением становясь все сильнее. И когда кажется, что мир сейчас треснет и расколется на сотни и тысячи осколков от этого невероятного грохота, все стихает, и остается только шум дождя за окном.

Плечи женщины, стоящей ко мне спиной, вздрагивают в беззвучном плаче, а я так и не двигаюсь. В такие моменты я особенно сильно сожалею о том, что нельзя так же легко плести человеческие настроение, чувства и эмоции, как ткань сна, и мне ничего не остается, кроме как терпеливо ждать, пока моя подопечная не успокоится. Я «достаю» стакан с водой и протягиваю ей.

– Выпейте.

Она оборачивается на звук моего голоса и несколько секунд смотрит невидяще, все еще утопая в своей скорби. Наконец, ее взгляд фокусируется на мне и опускается на стакан, что я держу в вытянутой руке.

– Спасибо, – она делает несколько глотков.

– На здоровье, – негромко отвечаю я.

Ее глаза сухи, что, в общем-то, неудивительно, потому что обычные люди плачут во сне без слез. Они останавливаются на мне, излучая какое-то вялое не то удивление, не то недоумение.

– Кто ты? – спрашивает она наконец.

– Меня зовут Максим, – отвечаю я.

– Ты не племянник Тимофеевых, – роняет женщина тускло, – его зовут иначе. Кто ты?

Она больше не плачет, хотя продолжает вытирать носовым платком сухие глаза.

– Просто человек, – отвечаю спокойно, не отводя глаз.

– Зачем ты пришел? – новые нотки появляются в ее голосе, и они мне совсем не нравятся – слишком много в них надрыва.

Не смотря на все мои усилия по нейтрализации воспоминаний о ее покойном муже, я чувствую, как женщина продолжает испытывать колоссальную душевную боль. Ее страдания настолько сильны, что их отголоски липкими щупальцами проникают в мое сознание. Нет, что-то здесь не так. Если я и забыл какую-то мелочь или просто проглядел, она не может содержать в себе столько ярких воспоминаний и мыслей о муже. Определенно, это – вещь, которая сейчас на ней. Может быть, что-то из одежды или же это – сережки… Я мысленно хлопаю себя по лбу, когда до меня, наконец, доходит, в чем дело.

– Я хочу помочь вам, – негромко говорю я, делаю шаг и протягиваю руки в недвусмысленном жесте.

На счастье, моя подопечная, понимает его правильно и вкладывает свои ладони в мои. Они теплые на ощупь.

– Все будет хорошо, – я успеваю бросить короткий взгляд на ее правую ладонь, чтобы убедиться, что обручальное кольцо находится там, где и положено, на безымянном пальце. Оно самое обычное, без украшений и драгоценных камней. Признаться, сперва я хотел просто снять его, но женщина слишком часто касается его пальцами левой руки, поэтому решение остается одно. Время послушно замирает, и я меняю ее кольцо на то, что «воспроизвожу» сам. Срок его жизни – эта ночь. Назавтра, когда женщина уснет и попадет в свой новый сон, где ничто не будет напоминать ей о своем горе, его уже не будет.

– Конечно, все будет хорошо, – произносит она, когда я более не сдерживаю время.

– Я хочу вам кое-что показать, – отпустив ее руки, я жестом приглашаю в соседнюю комнату.

– И что же это, интересно? – намек на улыбку мелькает на лице женщины, а я более не ощущаю тех эмоций, что еще минуту назад владели ей.

Оглядываясь, прохожу в комнату, жду, когда она появится на пороге, а потом указываю рукой на дверной проем в стене старой гостиной, из которого льется солнечный свет.

– Что это? – удивляется она, округлив глаза, и невольно вздрагивает, когда за темными окнами крошечной кухни сначала вспыхивает, а потом раскатами взрывается гром.

Я ничего не отвечаю, стараясь лишь никак не спугнуть ее в этот ответственный момент.