Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

стеклянный флакон. И из-за этого незнакомца теперь весь класс подпирал головы руками и с трудом сдерживал рвотные позывы, вызванные смешением двух совсем не сочетаемых друг с другом запахов — в том числе и Джек, медленно перебравшийся на одну из самых последних парт.

Он убеждал всех и самого себя в первую очередь, что так странный аромат меньше его раздражает, что на задние места лучше падает свет, и слушать лекцию с дальнего ряда — несказанное удовольствие, но… Все равно не мог смириться в душе с настоящей причиной. Это маленькое, жалкое «но» застряло где-то прямо посередине ребер, и даже простой вдох тяжело сделать, чтобы не потревожить маленькую ранку; она не ныла протяжно, не зудела и не горела неизлечимым жаром, а лишь иногда легко покалывала, стоило парню бросить равнодушный, как казалось, взгляд на улыбающуюся Кэти. Джонс демонстративно пересела к Бреду, постоянно что-то ему шепча на ухо и прикрывая рукой накрашенные ярким красным губы, как будто извиняясь за каждый свой смешок.

А Джек ревностно уничтожал взглядом нахала к бейсбольной кепке, который позволял себе бережно убрать кудрявый локон Кэтрин ей за ухо, слегка приобнять и наградить несравненной улыбкой, которой ему уже удалось подчинить себе всех членов женской группы поддержки. Ему, казалось бы, должно быть все равно, ведь это далеко не его дело, но каждый раз слыша восторженный смех или искоса замечая склоненные спины Ренджа и Джонсон, парня охватывала дикая ярость. Ему хотелось уничтожить их обоих, прямо в эту самую секунду взять Бреда за шкирку синей толстовки и пнуть его в незащищенный живот, затем снова и снова, нанося беспорядочные удары по шее, груди и даже ногам. И, когда тот будет хрипеть, умоляя о пощаде и сплевывая перемешанную с кровью алую слюну, подойти к испуганной девушке — долго-долго смотреть в ее наполненные изумлением глаза, запоминать каждую самую крохотную деталь общего выражения, чтобы потом восстанавливать образ в голове и чем-то его дополнять. Вот только пока это были всего лишь безумные мечты, у которых ничтожно мало шансов на осуществление, и единственное, что остается Джеку, так это сверлить парочку взглядом с последней парты и мысленно их ненавидеть, расчерчивая свой несчастный блокнот косыми линиями.

Ты злишься, Джеки, а значит, далеко к ней неравнодушен, правда? Просто почему-то скрываешь это от самого же себя, словно боишься показаться смешным и не замечаешь вовсе, что я уже умираю от смеха… Ты разыграл замечательнейшую комедию, поздравляю — вносите попкорн и выключайте свет, иначе мы случайно пропустим все самое интересное!

Дауни на это только многозначительно хмыкнул и нарисовал в центре небольшого листка квадрат. Начал штриховать его синей ручкой и не заметил, как мысли такими же зигзагами зарождались внутри него, обрываясь на мгновение, а после вновь резкой чертой уводя в сторону.

«Почему она такая… непонятная?» — рассудил про себя Джек, всячески игнорируя настойчивый голос учительницы и пытаясь полностью сосредоточиться на внутренних переживаниях. «Чего этим добивается? Неужели она и вправду думает, что может хоть как-то растрогать меня, пересев к Бреду и на виду у всех с ним заигрывая? Это глупо, даже для нее. Возомнила себя чем-то недосягаемым и теперь ждет, пока я прибегу со своими ничтожными извинениями, об которые она только вытрет ноги и затем их растопчет, ожидая чего-то большего и стоящего. Пожалуй, если все женщины такие, этот мир рано или поздно сойдет с ума — то ли от недопонимая и ненужных намеков, то ли от чрезмерной заносчивости и упрямости… Их вообще понять невозможно».

Дауни было необходимо отвлечься на что угодно другое, только бы не строить в голове великие пирамиды и не смотреть так пристально на копну кудрявых волос, которая постоянно шевелилась и, похоже, жила собственной жизнью независмо от хозяйки. Он сделал глубокий вдох, чтобы как можно скорее успокоить бешено колотящееся сердце, и едва не захлебнулся от противного мыльного запаха. Немного поморщился, теперь уже вдыхая только через рот, и посмотрел на стоящую у доски мисс Фридман. Решил больше не переводить взгляд на Кэтрин и все свое внимание оставить здесь, на аккуратной и до безупречного разглаженной серой юбке.

Эту самую юбку, достающую почти до самых колен, без единого лишнего узора или мятой неосторожной полосы, звали мисс Молли Фридман, и Джек мог без малейшей запинки включить распинающуюся перед лениво слушающими учениками женщину в список немного чудаковатых людей, которым эта милая странность только к лицу. Ее строгий, но в то же время забавный образ подчеркивала желтая блуза, всегда чуть расстегнутая на горловой пуговке, с оттопыренным внутрь груди и шеи воротником, убранные аккуратно волосы иногда в элегантную прилизанную прическу, а чаще всего забранные крупной заколкой на самой макушке головы. Однако, самое удивительное было в ней не это, а ее поведение в классе и общение с детьми — Молли могла в какие-то дни за считанные секунды своим тихим требовательным голосом утихомирить кричащую толпу, и в то же время зачастую не справлялась даже грозными выкриками и запугиванием. Тогда на ее лице появлялись два неизменных розовых пятнышка в области щек; поначалу парень думал, что этот деффект кожи возникает, лишь когда она злится или раздражена до крайнего предела, но со временем гнев проходил, наступала радость или привычное равнодушие, а румянец все не исчезал, будто намертво въедался под кожу. С тех самых пор, как эта женщина появилась в школьных коридорах и назвалась мисс Фридман, она потеряла свое имя и стала просто «юбкой», или двумя маленькими пятнышками — как кому было проще и удобнее.

И теперь Дауни заново разглядывал Молли, неловко жмущуюся посреди огромного провонявшего кабинета и пытающуюся что-то донести сидящим перед ней людям о бессмертных творениях Вильяма Шекспира, о прелести классики и прочих вещах, которых парень давно уже, к сожалению, не слушал. Он только впитывал в себя ее монотонный голос, твердивший с жаром, но немного скромно:

— Этот человек писал о любви, той самой, о которой вы ежедневно слышите от своих сверстников и знакомых, но даже не вдаетесь в глубинную суть понятия… Он и болел любовью, и восхищался, делая чем-то высшим и одухотворяя ее порывы — обязательно запишите это, иначе я боюсь, что во время следующей контрольной вы сильно разочаруетесь.

Джек еще раз провел зигзагообразную полосу через все предыдущие записи и рисунки, написав чуть ниже размашистыми кривыми буквами:

СИЛЬНО РАЗОЧАРУЕТЕСЬ

Он даже успел подумать о том, что вряд ли на этой самой контрольной работе его так сильно сможет