Another. Часть 1. Что?.. Почему?.. - Юкито Аяцудзи

Мей обращалась к матери как-то натянуто. Причем это выглядело как нечто само собой разумеющееся, не как особенное что-то.

– Ну нааадо же! – улыбка Кирики-сан стала еще дружелюбнее. – Как необычно для мальчика. Тебе всегда нравились куклы?

– Думаю, да, – ответил я, страшно нервничая. – А, но, нуу, я в первый раз видел таких кукол так близко… И, эээ, я был сильно удивлен…

– Удивлен?

– Это, нууу, не знаю даже, как объяснить…

Несмотря на чересчур старательно работающий кондиционер, я чувствовал, что меня вот-вот в пот бросит, – хотя раньше почти мерз.

– Эммм, эти куклы – это вы их все сделали в своей мастерской, Кирика-сан?

– Мм, да, я. Какая из тех крошек тебе больше всего понравилась?

Первое, что мне пришло в голову, когда я услышал этот вопрос, – кукла девочки в гробу, стоящем в дальнем конце подвальной комнаты, но…

– А, эээ…

Я был слишком смущен, чтобы ответить честно, и потому мой голос увял. Со стороны, подозреваю, выглядело смешно.

– Тебе уже домой пора, Сакакибара-кун, – вмешалась Мей и спасла меня.

– А… ну да.

– Я его провожу немного, – сообщила она матери и встала с софы. – Сакакибара-кун только в апреле приехал сюда из Токио. Он еще плохо знает дорогу.

– А, вот как?

Улыбка, еще секунду назад приклеенная к лицу Кирики-сан, исчезла без следа. Ее лицо стало таким же кукольно-неподвижным, как тогда, когда она только вошла. Однако голос сохранил шелковую дружелюбность.

– Заходи к нам, когда захочешь.

5

Я шел бок о бок с Мей по темным улицам – был уже поздний вечер. Мей шагала слева, я справа. Так ее нормальный глаз, не «глаз куклы», мог меня видеть.

Дул теплый, влажный ветер, предвещая наступление сезона дождей. При такой влажности он должен был бы противно липнуть к коже. Однако сейчас ощущение от него было приятное.

– У вас всегда так? – спросил я, разбив напряженное молчание.

– Что именно? – коротко уточнила Мей.

– Ты и твоя мама. Ты с ней так вежливо говорила… как будто с незнакомым человеком.

– Это что, так странно?

– Не знаю, можно ли это назвать странным, – я просто подумал, матери и дочери что, вот так друг с другом общаются?

– Думаю, обычно по-другому, – очень сухо ответила она. – Но у нас с этой женщиной всегда так. А в твоей семье как? Как мать общается с сыном?

– Моя семья без матери.

Вот именно; и поэтому всю информацию о том, как матери общаются со своими детьми, я черпаю извне.

– Что? Я не знала.

– Она умерла почти сразу после моего рождения. Так что я всю жизнь жил с отцом… А ему весной пришлось на год уехать за границу, и в результате я внезапно свалился сюда. Сижу на шее у маминой родни в Коикэ. Можно сказать, моя семья разом стала вдвое больше.

– …Ясно.

Мей молча прошла несколько шагов, потом сказала:

– У меня с матерью по-другому просто не может быть. Понимаешь, я одна из ее кукол. Как и «те крошки» внизу.

Она не казалась какой-то унылой или, там, подавленной. Голос ее звучал по-обычному отстраненно. И все же мне эти ее слова чуток ударили по мозгам.

– Нет… не может быть… Ты же ее дочь, и ты живая.

Она ну ни разу не похожа на куклу. Так я хотел сказать, но Мей меня опередила:

– Я живая, но ненастоящая.

Эти слова меня поставили в тупик.

Ненастоящая? В смысле…

…Что? Я хотел спросить, но слова застряли у меня в горле, и я их проглотил. Потому что лезть так глубоко явно было бы неправильно. И я слегка подтолкнул разговор в сторону «нашей проблемы».

– Твоя мама знает про то, о чем мы говорили? Про то, что в классе с мая творится?

– Абсолютно ничего, – мгновенно ответила Мей. – Нам запрещено рассказывать родным. И даже если бы не было запрещено, вряд ли я смогла бы.

– Твоя мама бы сильно рассердилась, если бы узнала? Об этом кошмаре, который класс с тобой вытворяет?

– Не знаю. Может быть, это и встревожило бы ее немного. Но она не из тех, кто ругался бы и устраивал скандал в школе.

– А что насчет твоих прогулов? Ты и сегодня в школу не пошла… Ты ведь дома была, да? Она тебе ничего не говорит по этому поводу?

– Это можно назвать «политикой невмешательства». Хотя, может быть, тут больше подходит не «невмешательство», а «безразличие». Она по полдня торчит у себя в мастерской. И когда перед ней кукла или картина, она, по-моему, вообще обо всем остальном забывает.

– Значит, она не беспокоится, – я кинул взгляд на профиль Мей, идущей совсем рядом. – И даже сейчас не беспокоится…

– Сейчас? А что сейчас?

– Ну, как бы, ты провожаешь домой первого парня, который пришел к тебе домой, а уже темно, и… ну вот.

– Понятия не имею. Но это ее действительно не беспокоит. Она как-то сказала мне: «Просто я тебе доверяю», – но не уверена, что это правда. Скорее, это то, во что она сама хочет верить, – Мей кинула на меня взгляд, но тут же снова уставилась прямо перед собой. – Кроме… одного.

– Кроме одного?

…Интересно, о чем это она.

Я снова взглянул сбоку на ее лицо. Мей кивнула, потом медленно закрыла и снова открыла глаз, будто показывая, что не хочет больше говорить на эту тему, и неожиданно ускорила шаг.

– Эй, Мисаки! – громковато, пожалуй, крикнул я, пытаясь ее остановить. – Ты мне все объяснила, и теперь я вроде понимаю, что это за «тайна класса три-три», но… тебя саму это все устраивает?

– Ты о чем? – вновь ответила она встречным вопросом.

– В смысле, что с тобой творят ради этого талисмана…

– С этим я ничего поделать не могу, – на сей раз шаги Мей резко замедлились. – Кто-то ведь должен быть тем, кого «нет». Просто так вышло, что это оказалась я.

Голос ее звучал точно так же, как и всегда, но почему-то мне трудно было принять эти слова за чистую монету. Она сказала «с этим я ничего поделать не могу», но непохоже было, чтобы она испытывала сильные чувства типа «я тружусь ради общего блага». И такие понятия, как «самопожертвование» и «преданность товарищам» тоже, по-моему, не очень-то вязались с ее поведением…

– Ты хочешь сказать, что тебе все равно? – попытался копнуть я. – Может, тебе никогда особо не интересно было трепаться с подругами, вообще общаться с одноклассниками?

Может, именно поэтому она так бесстрастно реагировала на то, что с ней, единственной из всего класса, обращались так, будто ее не существует?

– Общение с людьми, всякая болтовня… да, по этой части я не очень, – и после короткой паузы она продолжила: – Как бы это сказать? Я для себя не пойму, неужели эти штуки, которые вроде всем нужны, действительно такие важные. По-моему, они иногда доставляют сплошные неудобства… А, но главное во всем этом, возможно…