Смертельный удар - Сара Парецки

Я с трудом сдерживала нетерпение. Похоже, будет далеко за полдень, пока я выведаю всю информацию от него. Вопросы, которые вертелись у меня на языке — о его семье, — жгли мне горло. Но придется выждать, прежде чем я смогу выпытать у него всю историю.

Первое, что я хотела бы выяснить, это его отношения с Нэнси. Поскольку он позволил себе забраться в ее дом, он не смог бы долго продержаться, отрицая, что они были любовниками.

И наконец история эта выплыла, сентиментальная, печальная и глупая.

Они с Нэнси встретились год назад, работая над общественным проектом. Она представляла ПВЮЧ, а он — администрацию городского управления. Она пленила его сразу же — ему всегда нравились женщины старше его, имевшие такую же внешность, как у нее, и отличавшиеся добротой, и он тут же пожелал добиться ее. Но она держала его на расстоянии, изобретая то один предлог, то другой, лишь бы не встречаться с ним. Наконец несколько месяцев назад они начали назначать свидания и быстро продвинулись к настоящей любовной связи. Он был безумно счастлив. А она — мила и сердечна, и так далее… и так далее…

— Так почему же никто не догадывался об этом, если вы оба были так счастливы? — спросила я.

Я едва могла понять их. Когда его не терзали страдания, его невероятная красота вызывала желание прикоснуться к нему. Возможно, этого было достаточно для Нэнси, а возможно, она думала, что его эстетизм компенсирует его незрелость. Она была достаточно хладнокровной, чтобы пожелать общаться с ним только потому, что это обеспечит ей доступ к офису члена городского управления. Но я все же так не думаю.

Он неуклюже заерзал в кресле.

— Мой отец всегда резко выступал против ПВЮЧ, я знал, он не потерпел бы, если бы я встречался с кем-то, кто там работал. Ему казалось, что они пытаются перехватить у него опеку, вы понимаете? Они вечно критиковали их за такие вещи, как разрушенные тротуары в Южном Чикаго, безработица и прочее. В этом не было его вины, вы понимаете, но когда на выборах победил Вашингтон, они не видели ни пенни, отчисляемого на благо белых, не в пример чернокожим.

Я открыла рот, чтобы возразить против такого взгляда на вещи, но закрыла его снова. Закат Южного Чикаго начался при последнем великом мэре Дейли и старательно не замечался при таких, как Билендик и Бирни. И Арт-старший был членом городского управления все это время. Но готовые сорваться с моего языка возражения могли бы положить начало войне, в результате которой я не сумела бы сделать ничего хорошего.

— Поэтому вы не хотели, чтобы он знал. И Нэнси не хотела, чтобы ее друзья знали о вас. По той же причине?

Он снова смутился:

— Я не думаю так. Я думаю… она ведь была старше меня, вы понимаете. На десять лет. Ладно, почти на одиннадцать. Но я полагаю, она боялась, что люди будут смеяться над ней, если узнают, что она встречается с кем-то слишком молодым.

— Хорошо. Посему это было большой тайной. А потом, три недели назад, она пришла к вам, чтобы узнать, не Арт ли отклонил на слушании проект завода. Что случилось потом?

Он, волнуясь, потянулся за бутылкой вина и вылил остатки «Бороло» в свой бокал. Отпив большую часть, он начал излагать всю историю — в час по чайной ложке. Он знал, что Арт против перерабатывающего завода. Его отец немало потрудился, чтобы создать новую промышленность в Южном Чикаго, и он боялся, что этот завод оттолкнет сразу несколько предприятий, ибо они не захотят работать в обществе, с которым придется преодолевать излишние трудности или иметь слишком много хлопот, отправляя свои отходы в барабаны для переработки, вместо того чтобы просто сбрасывать всю дрянь в лагуну.

Он рассказал об этом Нэнси и она настояла на изучении любых документов по проекту. Не исключено, что она, так же как и я, поняла: не стоит возражать Арту, который сформулировал причины для того, чтобы отклонить проект.

Молодой Арт не хотел идти ей навстречу, но она жестко стояла на своем. Однажды поздно вечером они оба тайно вернулись в страховой офис, и она обыскала рабочий стол Арта. Это было отвратительно невыносимо — самая отвратительная ночь, которую он когда-либо проводил, — он боялся, что отец или секретарь отца застанут их врасплох или один из охранников заметит свет и обнаружит их.

— Я понимаю. Первый раз, когда вы взламываете запоры и проникаете куда-то, всегда самый трудный. Но почему Нэнси заинтересовал именно этот документ по страхованию, а не бумаги по переработке?

Он покачал головой:

— Я не знаю. Она искала что-нибудь, содержащее перечень названий всех тех компаний, которых мог коснуться проект завода. А потом она увидела и эти бумаги и сказала, что не знала, что мы, то есть агентство моего отца, ведаем страхованием «Ксерксеса». Она прочитала их и сказала, что тут пахнет жареным и лучше бы скопировать эти материалы. Поэтому она вышла в приемную, чтобы воспользоваться машиной. И тут вошел большой Арт.

— Ваш отец видел ее! — выпалила я.

Он печально кивнул:

— С ним был Стив Дрезберг. Нэнси убежала, но она рассыпала оригиналы по полу. Поэтому они поняли, что она перепечатывала их.

— А что делали вы?

Его лицо превратилось в маленький комок жалкой плоти, и мне стало жаль его.

— Они так и не узнали, что я был там. Я спрятался в своем кабинете и выключил свет.

Я не знала, что сказать. Значит, он мог бросить Нэнси на произвол судьбы! И он знал, что Дрезберг был там с его отцом. И в то же время логические механизмы в моем мозгу сработали: решить — было ли дело в бумагах по страхованию или в самом факте того, что Нэнси видела Арта вместе с Дрезбергом? Но совершенно ясно, что он держал эту связь в тайне.

— Вы что, не понимаете? — наконец выкрикнула я, и мой голос прозвучал как стон. — Если бы вы рассказали мне о вашем отце и Дрезберге на прошлой неделе, мы могли бы немного продвинуться в расследовании смерти Нэнси. Неужели вас нисколько не заботит, найдем ли мы ее убийц?

Он уставился на меня своими голубыми глазами, полными горя:

— А если бы это был ваш отец, то хотели бы вы знать — на самом деле знать, способен ли он на подобную вещь? Он и без того считает меня никчемным. Что бы он подумал, если бы я сдал его полицейским? Он сказал бы, что я на стороне ПВЮЧ и фракция Вашингтона против него.

Я тряхнула головой, пытаясь прочистить свои мозги, но, кажется, это не помогло. Я попробовала возразить, но, как только я начинала формулировать фразу, она рассыпалась, превращаясь в бессвязный лепет. Наконец я тихо спросила, чего он хочет от меня.

— Мне нужна помощь, — прошептал он.

— Вы не маленький мальчик. Я не знаю, смогут ли вам помочь хотя бы психоаналитики с Мичиган-авеню. Я же, будь я проклята, уверена, что не смогу.

— Я понимаю, что я не очень стойкий. Не такой, как вы или Нэнси. Но я совсем не идиот. Мне не нужно, чтобы вы делали из меня шута. И все же я не могу справиться с этим сам. Мне нужна помощь, и я подумал… поскольку вы были ее подругой, вы можете… — Его голос упал.

— Спасти вас? — с сарказмом закончила я. — Хорошо, я помогу. В обмен на то, что вы дадите мне кое-какую информацию о вашей семье.

Он взглянул на меня безумными глазами:

— Моя семья? Зачем вам это нужно?

— Просто скажите мне. Это не касается вас. Какая девичья фамилия была у вашей матери?

— Фамилия моей матери в девичестве? — глупо повторил он. — Клудка. Почему вы спрашиваете об этом?

— Не Джиак? Вы никогда не слышали такой фамилии?

— Джиак? Конечно, я знаю эту фамилию. Сестра моего отца вышла замуж за парня по имени Эд Джиак. Но они уехали в Канаду до того, как я родился. Я никогда не встречался с ними. Я никогда даже не услышал бы о сестре отца, если бы не увидел эту фамилию на письме, когда поступил в агентство. Когда я спросил отца, он рассказал мне об этом. Он сказал, что они никогда не ладили и она прекратила всякие отношения. Почему вы хотите знать о них?

Я не ответила. Я почувствовала такое отвращение, что уронила голову на колени. Когда Арт вошел, с раскрасневшимся лицом и растрепанными золотисто-каштановыми волосами, стоявшими нимбом вокруг его головы, его сходство с Кэролайн было настолько сильным, что их обоих вполне можно было принять за двойняшек. Он унаследовал свои золотисто-рыжие волосы от отца, а Кэролайн — от Луизы. Ну конечно. Как просто и как ужасно! Все те же гены. Одна и та же семья. Я просто не хотела допустить эту мысль, увидев их друг против друга. Вместо этого я пыталась понять, какое отношение жена Арта имеет к Кэролайн.

Беседа с Эдом и Мартой Джиак три недели тому назад всплыла в моей памяти во всех подробностях. Я вспомнила и рассказ Кони. О том, как ее дядя любил приходить и Луиза танцевала для него. Миссис Джиак знала. Как она выразилась? «Мужчине трудно контролировать себя». Но она считала, что во всем была виновата Луиза — она-де поощряла его.

Мое горло так сильно сжалось, что я подумала, что задохнусь. Обвинять ее! Обвинять свою пятнадцатилетнюю дочь, когда это ее собственный брат сделал ее дочь беременной? Моим единственным желанием было выбежать на улицу, добраться до Восточной стороны и бить Джиаков рукояткой пистолета до тех пор, пока они не признаются.