Беззумный Аддам - Маргарет Этвуд

— Оладьи из кудзу с ветчиной, — отвечает Белая Осока.

Тоби всю ночь снились сны: сны с участием поросят. Невинных, очаровательных, пухленьких, чистеньких и менее диких, чем те, которых она видела наяву. Одни поросята летали — порхали на белых, словно марлевых, стрекозиных крылышках; другие вещали на иностранных языках; третьи даже пели, подпрыгивая, стройными рядами, как в древнем мультфильме или пошедшем вразнос мюзикле. Поросята на обоях, повторяющиеся снова и снова, переплетенные лианами. Все счастливые, все живые.

Жители уничтоженной цивилизации, частью которой Тоби была когда-то, давным-давно, любили образы животных, наделенные человеческими чертами. Уютные плюшевые мишки пастельных цветов, сжимающие в лапах сердечки-валентинки. Милые мягкие львы. Очаровательные танцующие пингвины. И еще дальше в глубь времен: смешная розовая свинья со щелью в спине, копилка. Они попадались в антикварных магазинах.

Тоби решает, что не осилит ветчину после целой ночи танцующих поросят. И после вчерашнего: сообщение свиноматки все еще свербит у Тоби в голове, хоть она и не взялась бы выразить его словами. Оно было больше похоже на ток. Ток воды, электрический ток. Длинная инфразвуковая волна. Винегрет из биохимии мозга. Или, как когда-то говорил Фило из вертоградарей: «Кому нужен телевизор?» Вероятно, он в свое время перестарался со всенощными бдениями и усиленными медитациями.

— Я, пожалуй, обойдусь, — говорит Тоби. — Разогретое оно уже не то. Пойду раздобуду кофе.

— Ты не заболела? — спрашивает Белая Осока.

— Нет, я в порядке, — отвечает Тоби. Она осторожно шагает по дорожке, ведущей к кухне, стараясь не наступать на те места, где камушки растворяются и идут рябью. На кухне она обнаруживает Ребекку, которая пьет суррогат кофе. С ней — малыш Черная Борода: он лежит на полу, на животе, и пишет. Карандаш он позаимствовал у Тоби, и тетрадь тоже свистнул у нее. Но слово «свистнул» в данном случае не имеет смысла — понятие личной собственности у Детей Коростеля отсутствует.

— Ты не просыпалась, — говорит он безо всякого упрека. — Ты ночью путешествовала очень далеко.

— Видала? — говорит Ребекка. — Малыш просто гений.

— Что ты пишешь? — спрашивает Тоби.

— Я пишу имена, о Тоби.

И правда, он пишет имена. ТОБИ. ЗЕБ. КАРАСТЕЛ. РЕБЕКА. ОРИКС. ДЖЫМИСНЕЖНЫЧИЛАВЕК.

— Он их собирает. Имена. Кто идет потом? — спрашивает Ребекка у Черной Бороды.

— Потом я напишу Аманду, — серьезно отвечает Черная Борода. — И Рен. Чтобы они со мной говорили.

Он вскакивает с пола и уносится прочь, сжимая в руках письменные принадлежности Тоби. «Как мне теперь их вернуть?» — думает она.

— Миленькая, у тебя замученный вид, — говорит Ребекка. — Бурно провела ночь?

— Я перестаралась, — отвечает Тоби. — Со смесью для усиленной медитации. Грибов переложила.

— Бывает. Пей больше воды. Сейчас я тебе заварю сосновой хвои с клевером.

— Вчера я видела гигантскую свинью, — говорит Тоби. — Свиноматку, с детенышами.

— Чем больше, тем веселее, — отзывается Ребекка. — Лишь бы у нас были пистолеты-распылители. У меня уже кончается бекон.

— Нет, погоди. Она… она на меня очень странно посмотрела. Мне показалось, она знает, что я убила ее мужа. Давно, еще в «НоваТы».

— Да-а-а, ты и правда перестаралась с грибами, — замечает Ребекка. — Я однажды в таком состоянии вела беседу с собственным лифчиком. Так что же, она злилась, что ты убила ее…? Блин, не могу я называть его мужем! Это же свиньи, блин!

— Она была, безусловно, не рада, — отвечает Тоби. — Но, как мне показалось, скорее печальна, чем зла.

— Они умнее обычных свиней, даже и без снадобья для усиленных медитаций. Это уж точно. Кстати, Джимми сегодня вышел к завтраку. Никаких ему больше подносов с едой в постель. Он хорошо себя чувствует, но просил, чтобы ты посмотрела его ногу.

У Джимми теперь собственный закуток. Новый, в пристройке к саманному дому, которую наконец-то завершили. Мазаные стены еще чуточку пахнут сыростью; но окно у Джимми больше, чем в старой части здания, и в него вделана сетка, а на окне занавеска с ярким рисунком: мультипликационные рыбы. У самок большие пухлые губы и длинные загнутые ресницы. Самцы играют на гитарах, а на ударных у них осьминог. Не самое подходящее зрелище для Тоби в ее теперешнем состоянии.

— А эти откуда взялись? — спрашивает Тоби у Джимми, который сидит на выступе-кровати, спустив ноги на пол. Ноги у него еще тонкие, мышцы атрофированы; ему надо заново наращивать мускулы. — Занавески?

— Почем я знаю? — отвечает Джимми. — Рен и Вакулла… то есть Голубянка. Они решили, что мне нужен веселенький интерьер. И теперь тут как в детском садике.

У него на кровати все то же одеяльце с кошками, скрипками и тарелками.

— Ты хотел, чтобы я посмотрела твою ногу?

— Да. Она зудит. Просто до безумия. Очень не хочется думать, что часть опарышей забралась внутрь.

— Если бы они туда забрались, то давно бы уже пробурили ход наружу, — успокаивает его Тоби.

— Ну спасибо, — отвечает Джимми. Шрам красный, но рана затянулась. Тоби осматривает ногу: воспаления нет, ступня не горячая.

— Это нормально, — говорит она. — Зуд — это не страшно. Я тебе принесу лекарство.

Компресс: бальзамин, хвощ, красный клевер, думает она. Хвощ, наверное, проще всего найти.

— Я слыхал, ты повстречалась со свиноидом, — говорит Джимми. — И у вас вышел разговор.

— Кто тебе сказал?

— Дети Коростеля, кто еще? Они у меня вместо радио. Похоже, Черная Борода представил им подробнейший отчет. Они считают, что тебе не следовало убивать того хряка, но прощают тебя, потому что, может быть, тебе разрешила Орикс. Ты знаешь, что у этих свиней в мозгу — ткани префронтальной коры мозга человека? Факт. Инфа сто процентов — я с ними вырос.

— А откуда Дети Коростеля знают? — осторожно интересуется Тоби. — Ну, что я застрелила этого кабана?

— Свиноидиха сказала Черной Бороде. Не надо на меня так смотреть — я только передаю то, что мне рассказали. И вообще, если верить Рен, у меня были галлюцинации, так что вот. Может, не стоит мне доверять на предмет того, что реально и что нет.

Он криво ухмыляется ей.

— Можно я присяду? — спрашивает Тоби.

— Будь как дома. По примеру тысячи других посетителей. Эти чертовы Дети Коростеля шляются сюда все время, как им в голову стукнет. Они хотят, чтобы я им наплел еще всякого дерьма про Коростеля. Они думают, что я его пророк, бля. Что он со мной разговаривает через наручные часы. Конечно, я сам виноват, бля, ведь я же сам это придумал.

— И что ты им говоришь про Коростеля?

— Говорю, чтобы они пошли спросили тебя, — отвечает Джимми.

— Меня?

— Теперь ты по нему главный специалист. А мне нужно поспать.

— Но ведь… они говорят, ты знал Коростеля. Лично. Когда он еще пребывал на Земле.

— Можно подумать, это большая честь, — Джимми кисло фыркает.

— Это придает тебе определенный авторитет в их глазах.

— Это все равно что иметь авторитет в глазах… бля, мне так хреново — я не знаю даже, с кем их сравнить. В глазах у отмели мидий. У залежи устриц. У стаи додо. Что я хочу сказать, вот. Потому что я устал. Мои пророческие способности полностью исчерпаны. Если честно, эти чертовы Дети Коростеля уже давно выжали меня досуха. Я не хочу больше никогда в жизни вспоминать о Коростеле или слушать всякую херню о том, какой он хороший и добрый и всемогущий, и как он сотворил их в Яйце, а потом любезно снес с лица земли всех остальных, чтобы его Детям было хорошо. И как Орикс заведует всеми животными и летает в обличье совы, и даже если ее не видно, она всегда тут и слышит их.

— Насколько я понимаю, — говорит Тоби, — это согласуется с тем, что ты рассказывал им раньше. Для них это все равно что святое писание.

— Да, бля, я знаю, что это я рассказывал им раньше! Они задавали вопросы, типа, откуда они взялись и что это за гниющие мертвецы кругом. Я должен был им что-нибудь ответить.

— И сочинил красивый сюжет, — говорит Тоби.

— Ну, бля, не мог же я сказать им правду. Так что — да. И да, я мог бы придумать что-нибудь поумнее, и да, я не из мозговитых, и да, Коростель, должно быть, думал, что у меня ай-кью как у баклажана, потому что разыграл меня, как по нотам. Поэтому меня блевать тянет, когда они опять заводят свою волынку про Коростеля и принимаются петь ему хвалы, бля, каждый раз, когда слышат его имя.

— Но таков сюжет, от которого мы вынуждены плясать. Значит, придется работать с тем, что есть. Хотя некоторые моменты я еще не прояснила.

— Все, что хочешь, — отвечает Джимми. — Фишка перешла к тебе. Ты ведь им уже что-то рассказывала, так продолжай. Можешь додумывать что попало и ни в чем себе не отказывать. Они все сожрут. Я слыхал, у них теперь популярен Зеб. Держись этого сюжета, в нем есть потенциал. Главное, они не должны догадаться, что все вокруг — мошенничество и обман, бля.