Несгибаемый (СИ) - Агекян Марина Смбатовна

Теперь, когда он еще больше узнавал ее, теперь, когда узнал силу ее объятий и вновь почувствовал тепло ее улыбки, которая вернулась к нему…

Это было невыносимо.

Едва дыша, Эрик провёл ладонью по своим спутанным волосам и надел шляпу, изо всех сил стараясь взять себя в руки, но, чёрт побери, он не мог этого сделать.

Еще и потому, что заметил в проёме входной двери Клэр.

У него замерло сердце, когда их взгляды встретились.

Боже, она была великолепна! Так красива, что сердце могло разорваться в груди. Такая стройная, такая грациозная, когда она шагнула к нему. Цепенея от ужаса, он наблюдал за тем, как она приближается. Вместе с этим напряглось всё тело, а потом взорвалось мучительным желанием. Господи, он продолжал желать ее! Желать так, как не желал никого. Всю ночь, сидя на стуле и пытаясь с этим бороться, Эрик поражался тому, как стремительно чувство отвращения сменилось незапятнанной и непорочной святостью того, во что Клэр обернула его чувства. Его желание к ней было столь велико и неодолимо, что это буквально сокрушило. Он хотел бы вот так же спокойно подойти к ней, хотел обнять ее, прижать к себе… Господи, он так многого хотел, но у него не было право ни на что!

Стоя неподвижно, Эрик смотрел, как Клэр с аккуратно уложенными на макушке блестящими заплетенными волосами и в том самом лимонного цвета платье из атласа, в котором он нашёл ее три ночи назад на лестничной площадке в гостинице, оказывается всё ближе и ближе. Глаза ее сияли непостижимой тайной, которая пугала еще больше. Эрик позабыл обо всем на свете, глядя на девушку, которая даже сейчас продолжала переворачивать его мир.

С букетом отосланных ей цветов!

Он не должен был так пристально смотреть на нее, но вся его сдержанность мгновенно разбились об острые камни того светлого и прекрасного, что она заставляла его испытывать.

— Доброе утро, — прошептала она, остановившись перед ним. Лучи утреннего солнца запутались в ее восхитительных волосах, которые он расчесывал и заплетал еще совсем недавно. — Как ты себя чувствуешь?

Она так и не забыла произошедшее ночью. Эрик проглотил образовавшийся ком в горле и сумел всё же ответить ей.

— Хорошо, а ты как? Как твоя рука?

Она быстро взглянула на забинтованную руку, в которой держала букет.

— Заживает.

Внезапно вскинув голову, Клэр пристально посмотрела на него. А потом улыбнулась. Она вновь улыбалась. Ему! Улыбалась так, что вокруг всё засияло и чуть было не ослепило его.

— Спасибо.

У него было такое ощущение, будто его ударили в солнечное сплетение.

Ее улыбка творила с ним невероятные вещи, переворачивая сердце, и Эрик не смог устоять. Сделав шаг вперед, он оказался рядом с ней и, подняв руку, осторожно коснулся пальцами ее нежных губ. Коснулся ее улыбки, ощутив тепло ее дыхания. Так отчетливо, что дрожь прокатилась по всему телу.

— Ты снова улыбаешься, — прошептал он, умирая от желания поцеловать ее.

На этот раз улыбка не сошла с ее милого лица. Будто она поняла, что значит для него ее улыбка.

— Где ты нашёл цветы?

Тяжело дыша, Эрик опустил руку.

— Неважно.

Она вдруг сделала шаг в его сторону, почти вплотную приблизившись к нему и, подняв свободную руку, дотронулась до его щеки. Эрик застыл, затаив дыхание.

— Для меня важно, ведь сейчас конец сезона цветения ландышей.

У него возникло желание прислониться к ней, сжать ее в своих объятиях и никогда больше не отпускать. Господи, если бы только это было возможно! Если бы только он знал до встречи с ней, что она любит другого! Если бы у него была хоть бы малейшая возможность претендовать на ее сердечко!..

Задыхаясь, он с трудом заставил себя отстраниться от ее нежной руки и выпрямиться, понимая, что если еще немного дольше будет стоять рядом с ней, он забудет все свои обещания и заветы, которым должен был придерживаться, и испортит то последнее, что связывало их.

— Пойдем, — сказал он чуть более резко, чем хотел, но у него не было больше сил выносить ее близость. Эрик стоял у кареты до тех пор, пока Клэр не подошла. Открыв дверь, он старался не смотреть на нее, ожидая, пока Шоу, который оказался рядом, помог Клэр взобраться в карету. — Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Шоу уже ушёл, поэтому Эрик сам должен был закрыть дверь. И только тогда он позволил себе на мгновение взглянуть на нее. Клэр выглядела удивлённой, даже больше, почти ошеломленной тем, как он повёл себя. Почти равнодушно и отстранённо. Особенно после того, как сам вызвался заплести ей волосы. И его подарок, который она держала в раненой руке, прижатой к груди, будто в ней было нечто невероятно ценное, с чем она не желала расставаться. Глядя в застывшие тёмно-золотистые глаза, Эрик не мог понять, почему она так и не смогла возненавидеть его. Так было бы легче контролировать себя и свои чувства. Так было бы легче избегать ее… Так и ей было бы легче держать его на расстоянии.

Но вся ирония заключалась в том, что даже это не умаляло силу его желания. Силу того, что разрывало на части его сердце.

Поэтому он быстро прикрыл дверь, понимая, что прежний ад, через который ему пришлось пройти, сейчас выглядел лишь простой прелюдией к тому, что ждало его впереди.

* * *

Клэр была безмерно рада тому, что увидела его утром в добром здравии, но только-только ей стало казаться, что она понимает его, только у нее появилось желание не просто довериться ему, но и оберегать и защищать, как его лицо вновь превратилось в холодную маску, и Эрик стал тем самым незнакомцем, который начинал не на шутку пугать ее.

Произошедшее ночью оставило такой неизгладимый след, что до сих пор она вздрагивала, вспоминая, с каким пугающим отчаянием он крепко обнимал ее, стоя посредине ее комнаты. У нее было такое ощущение, будто он развалится на части, если она не обнимет его. И она обняла, желая этого больше всего на свете. А он продолжал дрожать так, что задыхался. Ей было так страшно, что она уже не знала, что сделать, чтобы привести его в чувство. Еще и потому, что ощущала, как неистово бьется его сердце.

Каким-то чудом он всё же пришёл в себя, но так и не сказал ей, что было с ним. Она видела, поняла по выражению его тусклых глаз, что ему тяжело говорить об этом. С ним произошло что-то серьёзное, что-то, что заставило его побледнеть так, от чего он едва не лишился чувств. Что-то, что заставило его глаза потемнеть от глубокой, вековой боли, которую она уже видела в них когда-то: в день прогулки по Гайд-парку, когда он говорил о своем разбитом носе. И поздним вечером на следующий день после свадьбы, когда он обернулся к ней, стоя у камина. Почему ей стало казаться, что он не просто так упал и сломал нос?

Всю ночь она ворочалась в постели, не в состоянии прогнать беспокойство за него. Ей было необходимо узнать, понять, что с ним творилось. Все эти странные попытки держать мир на расстоянии от себя, его мрачность, неприступность… И только теперь она стала понимать, что за всем этим может скрываться что-то поистине ужасающее. Боже, что с ним произошло?

Но даже в таком состоянии он подумал поведать ей небольшую тайну своего детства. Глядя на то, как он рассказывает ей о своих давних детских воспоминаниях, Клэр ощущала глухую боль в груди, понимая, что вместе с рассказом, он отдает ей и частичку себя. То, что она с такой жадностью забрала себе. Возможно то, что не видел никто другой. Такой сложный и сдержанный человек, ей было трудно представить, чтобы он поведал эту историю кому-то еще. А ей пожелал рассказать…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«У тебя есть тайны, мечты?» — будто бы доносился до нее голо из прошлого.

Она внезапно вспомнила, как сидела на кровати в гостинице «Маркиза», касалась его и просила рассказать хоть что-то о себе. Боже, неужели она действительно это сделала? Сделала то, что помогло бы ей лучше понимать его, хоть что-то узнать о нем. Но даже без этого она теперь так много знала о нем. Она знала, как бьется его сердце, как уютно в его объятиях, как тепло прижиматься к его груди, как волнующе от него пахнет… Одно это заставляло ее испытывать то, что она никогда ни с кем не ощущала. Клэр было мучительно это признавать, но даже Клиффорд не вызывал в ней тех щемящих, сложных чувств, которые вызвал в ней Эрик одним своим прикосновением. Как она могла утаить и не рассказать ему о том, почему полюбила клубнику? Джем, который он действительно попробовал лишь для того, чтобы знать, какой вкус у ее любимой клубники!