Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождь шел каждый день без исключения, начиная с воскресенья, когда он задерживал меня в Бела Паланке, и до сегодняшнего утра, когда он вновь начался, во время завтрака. Продолжается проливной дождь в течение часа. В ожидании, чтобы увидеть, какая погода наступает, я брожу по извилистым и загадочным улицам, смотрю оживленные сцены на базаре и стараюсь изо всех сил узнать ценность некоторых разных монет, потому что мне пришлось в последнее время иметь дело с изумительной смесью, и снова происходит полное изменение. Меджидисы, черики, пиастры и параси теперь занимают место сербских франков, булгарских франков и изумительного списка никеля и меди, вплоть до того, на который, я думаю, вряд ли можно купить деревянную зубочистку. Первая названа - большая серебряная монета достоинством четыре с половиной франка; черик можно назвать четверть доллара; в то время как пиастры и пары являются токенами, первые около пяти центов, а вторые требуют около девяти, чтобы получить один цент. В самой Турции нет медных монет, более мелкие монеты представляют собой то, что называют «металлическими деньгами», состав из меди и серебра, стоимость которых варьируется от пяти пара до пяти пиастров.
Адрианополиты, привлеченные в отель магнетизмом велосипеда, стремятся обязательно увидеть, как я катаюсь, или нет, и, учитывая их вполне естественное незнание характера действа, они просят меня выступить в небольшом, грубо вымощенном дворе отеля или других всевозможных и невозможных местах. Я покачал головой в неодобрении и объяснении невыполнимости удовлетворения их просьбы, но, к сожалению, Адрианополь находится в кругу где качание головы означает «да, конечно», и счастливая толпа колеблется вокруг смехотворно маленького пространства и одобрительно улыбается тому, что они считают моей готовностью сделать движение вперед. После этого, объяснение, по-видимому, не подлежит обсуждению, и я делаю вывод, что самый быстрый и простой способ удовлетворить всех - это продемонстрировать мою готовность, поднимаясь и катясь, хотя бы на несколько шагов, что я, соответственно, делаю под навесом, при неизбежном риске выбить себе мозги об окружающие балки и стропила. В одиннадцать часов я решаю начать, я и велосипед - центр притяжения для самой громкой толпы, когда я еду по грязным улицам к окраинам. Прибыв на улицу, где можно сесть и покататься на небольшом расстоянии, я делаю это в надежде удовлетворить любопытство толпы и получить разрешение покинуть город в сравнительном мире и уединении.
Но надежда оказывается тщетной, потому что только респектабельная часть толпы рассеивается, оставляя меня, одинокого, среди воющей толпы шантрапы и всякого сброда Адрианополя, которые шумно следуют за мной, громко крича мне "бин! Бин! (залезай, залезай) и "чу! чу! "(ездить, ездить) по поистине запутанным улицам. Это худшая толпа, с которой я столкнулся за все путешествие по двум континентам, и, выйдя на улицу, где перспектива выглядит сравнительно многообещающе, я поднимаюсь и еду вперед с целью уехать от них, если это возможно, но поездка более чем на сто ярдов без спешивания была бы исключительным мастерством в Адрианополе после дождя, и я скоро обнаружил, что совершил ошибку, пытаясь сделать это, поскольку, когда я начинаю ехать, толпа становится настолько дикой и буйной от волнения, что бросая свои красные фески под колеса, подбегает сзади и толкает велосипед вперед, в своем стремлении увидеть, как он движется быстрее, и вот уже камни беспорядочно летят по улице, бессмысленно брошенные каким-то молодым дикарем, неспособным сдержать себя. Я быстро решаю смягчить волнение, спешиваясь и толкая велосипед руками, пока безумцы не устают за мной следовать.
Это движение вряд ли встречает одобрение толпы, однако, некоторые выходят вперед и демонстрируют монеты из десяти пара, чтобы побудить меня снова катиться, пока вокруг меня роятся уличные мальчишки, и подают знаки средним и указательным пальцами их правой рукой над левой, чтобы проиллюстрировать и подчеркнуть их значение, они с криком кричат: «Бин! Бин! Чу! Чу! Месье! Чу! Чу!» а также много других убедительных высказываний, которые, если бы можно было понять, вероятно, обозначают, что это проверенный временем обычай и привилегия адрианопольских хулиганов бросать камни и подобные комплименты неверным из внешнего мира, которые окажутся среди них, и отказаться от этого они могу только, если я буду "бин! бин!" и "чу! чу!" Сравнение с безобидной шалостью, которую позволила бы толпа западных юношей по подобному случаю, здесь совершенно не уместна. Здесь их лица носят решительное выражение людей, всерьез относящихся к тому, чтобы воспользоваться единственной возможностью за всю жизнь. Респектабельные турки стоят на тротуаре и с любопытством следят за велосипедом, но они оценивают мое явное раздражение, от того, что меня сопровождает такая толпа с явным безразличием, как и случайный жандарм, которого я останавливаю, и призываю оградить меня от происходящего. Как и гражданские лица, он не обращает никакого внимания, но пристально смотрит на велосипед с любопытством и спрашивает что-то, что для меня навсегда останется загадкой.
Уже далеко за городом, когда дорога стала довольно хорошая на несколько километров, я поддержал единодушную вспышку одобрения бурной толпы в пригородной механе из-за того, что них вышел всадник, который ехал за мной, чтобы обогнать меня. В Адрианополе моя дорога покидает долину Марицы и пересекает холмистые возвышенности Адрианопольской равнины. Дорога холмистая большую часть на пути к низине. Добравшись до деревни Хафса вскоре после полудня, мной снова завладела толпа в тюрбанах и фесках пьяных жителей и солдат в грубой синей униформе турецкой армии, и мне ни на минуту не
