Спортсмены - Дмитрий Анатольевич Жуков

любуется, зовет своих коллег, а они уже с интересом следят за незнакомой лыжницей. Только Любка ничего не видит и знай себе работает ногами и руками. Тренировка окончена.

— Ну что же, девочка! Тебя, пожалуй, и учить нечему. Быть тебе чемпионкой!

Любка засмеялась. И тут Антонина Григорьевна увидела, какая она славная и милая. Ничего примечательного и яркого не было в ее лице. Светлые бровки, даже бровями не назовешь их, светлые реснички, светлые волосы, зачесанные налево, близко расположены и глубоко сидят небольшие голубые озорные глаза. Носик прямой, слегка приплюснутый, небольшой рот. Лицо скуластое, задорное, мальчишеское, а вот засмеялась — и сразу стала женственней, мягче. Захотелось смотреть на нее. Такие зубы называют сахарными. Лицо, очень легкое на улыбку. Улыбка, открытая и доверчивая, дерзкая и отчаянная, а девочка ожидает чуда и счастья.

И Антонина Григорьевна рассмеялась вместе с ней. Уж очень хорошо и заразительно хохочет ее новая воспитанница.

— Мамуля, — и Любка закружила Евдокию Трифоновну по комнате.

— Оставь, озорница!

— Не оставлю, — целуя ее, говорила Люба. — Меня будет тренировать сама Пенязева Антонина Григорьевна. Значит, я многообещающая. Увидишь, скоро в газетах обо мне напишут!

— Любаша, что ты говоришь? В каких газетах? За уроки-то опять не бралась. И где ты все время пропадала?

— Наверное, мой ум весь в ноги и руки ушел.

— Ох, и когда ты его только в голову загонишь?

— Не робей, мама, все будет в порядке. Наши спят? Иди и ты ложись. Я все доделаю.

В доме наступила тишина, но Евдокия Трифоновна долго не могла заснуть. Прислушивалась, как Люба убирается. А вот загремели лыжи. «И что она все время с ними возится? Какие-то ремни к ним пристраивает. Господи, что же с ней будет? Уж пора бы ей семилетку закончить, а там и на работу. Видно, учеба не по ней».

И не знала Евдокия Трифоновна, что дочка нашла сегодня и свое призвание, и друзей, с которыми потом пошла на смерть.

Антонина Григорьевна Пенязева стала не только ей тренером, наставницей, воспитателем, но и просто близким человеком. Люба преклонялась перед ней. Мнением ее бесконечно дорожила. Люба быстро располагала к себе людей. Вот и Антонина Григорьевна, много знающая и добрая, щедро делилась своим опытом и знаниями с этой девушкой. Она сразу почувствовала незаурядность и своеобычность этой простой девочки. Заводила, бедовая и озорная, задиристая со своими ровесниками, Люба, от природы наделенная внутренним благородством, с большим уважением и даже почтением относилась к старшим. Она знала, где и с кем можно поозорничать. Отчаянная и смешливая, напористая и смекалистая, она тянулась к хорошим людям, платя им бесконечным доверием и своей удивительной непосредственностью. Как-то на очередных занятиях на стадионе Любку спросили:

— Какой у нас высший орган власти?

— Милиция, — отчеканила Любка, по-своему распределив и власть и силу. Любка знала немного, но старалась сама собственным разумением дойти до самой сути.

Прошел год. Люба все время пропадала на стадионе. Антонину Григорьевну беспокоило это. Привязавшись к Любе, она не раз чуть ли не силой отводила ее в школу.

— Любаша, учти, без образования даже с твоими физическими возможностями далеко не уедешь. Как ты думаешь жить дальше? Ведь лыжницы выступают примерно до тридцати лет — самые высокие результаты у женщин в это время. А потом? С лыжами расставаться знаешь как трудно? Захочешь тренировать спортсменов, а образования не будет.

— До тридцати лет закончу школу, — смеется Люба.

Ну как тут сердиться? Улыбается и Антонина Григорьевна находчивому ответу.

— Ты же способная. Все понимаешь.

Очевидно, интерес Любы к лыжам перебивал все другие интересы.

В 1936 году Люба впервые участвовала в чемпионате СССР по лыжам среди девушек, но проиграла. Антонина Григорьевна считала, что виной здесь была не Любина подготовка, а лыжи.

1937 год. Свердловск. Соревнования лыжниц на первенство Союза. Первыми идут спортсменки-девушки. Дистанция пять километров. В этот раз Антонина Григорьевна дала Любе свои лыжи фирмы «Лямпинен».

Перед соревнованиями Любу охватило нетерпение, она нервничает, ей кажется, что лыжи недостаточно хорошо смазаны, хотя возилась с ними часами напролет.

— Антонина Григорьевна, подмажьте еще, пожалуйста!

— Давай лыжи, Любаша! — Антонина Григорьевна делает вид, что еще подмазывает, понимая, что если еще к ним притронуться, то можно только испортить дело. Нетронутые возвращает Любе.

Та становится на лыжи, пробует скольжение:

— Совсем другое дело! Спасибо!

Слышна команда: «На старт!» Любка напряглась. «Внимание!»

«Марш!» — Любка рванулась. Уже всем был известен этот кулаковский рывок. В эстафете в первые годы Антонина Григорьевна всегда ее ставила первой, и команда сразу выигрывала время; позже, когда Люба стала сильнейшей лыжницей, Антонина Григорьевна ставила ее на финиш, и Люба на финише обходила соперниц.

Сейчас Люба старается изо всех сил, идет как гончая, со звуком выдыхая воздух. На большой скорости она так часто работает палками, что снег струится за ней, как за мотоциклом. Спортсменка, шедшая впереди Любы, не оглядываясь, по одному этому выдоху узнала обгоняющую Кулакову и без просьбы уступила лыжню.

Люба пришла первой. Так она доказала, что Антонина Григорьевна была права. От качества лыж зависит очень много. Да, Люба не просто пришла первой. После девушек шли женщины — мастера спорта. Время, за которое Люба преодолела пять километров, оказалось абсолютно лучшим — даже взрослые спортсменки на этой дистанции отстали по времени от ученицы Пенязевой. Подобного еще не случалось на чемпионате СССР. Этому не поверили, решили, что ошибка. Вскоре Люба пошла второй раз и показала такое же блестящее время.

Так Люба стала первый раз чемпионкой СССР среди девушек.

Март 1937 года. У Кулаковых сегодня праздник.

— Любаша-то наша — чемпионка! — говорила Евдокия Трифоновна, приглашая гостей к столу. — Проходите, проходите, садитесь.

Народу полно. Здесь сестры и братья, гольяновские ребята, подруги; шумно, весело, передают газету со статьей о Любе. Только Евдокия Трифоновна нет-нет да и всплакнет. «Не дожил отец до Любиного торжества, не знает, что о его озорнице в газетах пишут».

А Любка хохочет: «Погодите, еще в киношке меня увидите, и книги напишут».

— Эх, куда хватила, Люба! Молчи! — говорит мама, вытирая руки о фартук.

Звонок.

— Наверное, Тоня с дядей Сережей. Это он мне напророчил, да я не верила. Думала, что многие так могут на лыжах ходить.

Кто-то из ребят сказал: «Оказывается, не многие, а ты одна в стране. Хоть теперь не так стыдно тебе проигрывать. Ты же не просто девчонка, а чемпионка страны», — и запел: «Люба-Любушка, Любушка-голубушка…» Все подхватили…

— Ну, Любаша, поздравляю! Молодчина! Гармонист, не дреми! — говорил, входя, Сергей Дмитриевич. Расступились, и Любка пустилась